22 декабря

После большого перерыва, встреч, разлук, радости, грусти, обид и примирений я вновь здесь и пишу это письмо. Впрочем о событиях и происшествиях потом... Пока - новости.

Сегодня вы сможете прочесть новый рассказ Инки "О дружбе, пиве, законе Ньютона и о любви", небольшой рассказ Оскара "Избушка была небольшая..." и еще одну главу из "Повести о рыжей девочке". Вот пока и все. Не вошел я еще в рабочий ритм, не вошел.

Теперь о делах. Ну, то, что я переехал на новый хост, Вы, конечно, заметили. Вроде бы, работает устойчиво. Удалось мне восстановить и погибший оригинал фильма "Альтернатива", так что в ближайшие дни начну писать копии. Но вот в Москву они приедут не ранее середины января. Москвичи,  потерпите... Это более-менее веселые вести. Теперь - о грустном.

Грустное - это, конечно, свара в Дискуссионном зале. Я уже высказал свое мнение, повторяться не буду. Мне лично были также неприятны и (может быть, и справедливые) упреки (ну. не упреки, пожелания...) в мой адрес. Сейчас все постепенно забывается, но было неприятно, потому я так и отреагировал. Не то, чтобы на меня никогда не наезжали... Бывало всякое. Меня возмущенно обвинял в неэтичных поступках человек, совершавший в молодости такое, чего я никогда не решусь описать здесь, даже, если бы и не был связан словом... Этот человек давно мне уже не пишет, и я уже беспокоился, что с ним что-то случилось. Недавно, я, впрочем, узнал, что с ним все в порядке, по крайней мере, он жив. Догадываюсь о причинах его молчания, но первым написать ему не могу - слишком сильным было оскорбление. Так вот, возвращаясь к теме Дискуссионного зала, замечу, что мне и самому непонятно, что задело меня в Зале. Отнесем это на счет усталости и расстроенных нервов и забудем. Предлагаю всем сделать то же самое...

Время такое, видимо... Зима, темнота, самая длинная ночь. Да еще и ветрено...

 Нынче ветрено и волны с перехлестом.
 
Скоро осень, все изменится в округе.
 
Смена красок этих трогательней, Постум,
 
Чем наряда перемена у подруги. 

 Дева тешит до известного предела -
 
дальше локтя не пойдешь или колена.
 
Сколь же радостней прекрасное вне тела:
 
ни объятье невозможно, ни измена!

 Посылаю тебе, Постум, эти книги.
 
Что в столице? Мягко стелют? Спать не жестко?
 
Как там Цезарь? Чем он занят? Все интриги?
 
Все интриги, вероятно, да обжорство.

 Я сижу в своем саду, горит светильник.
 
Ни подруги, ни прислуги, ни знакомых.
 
Вместо слабых мира этого и сильных -
 
лишь согласное гуденье насекомых.

 Здесь лежит купец из Азии. Толковым
 
был купцом он - деловит, но незаметен.
 
Умер быстро - лихорадка. По торговым
 
он делам сюда приплыл, а  не за этим.

 Рядом с ним - легионер под грубым кварцем.
 
Он в сражениях империю прославил.
 
Сколько раз могли убить! а умер старцем.
 
Даже здесь не существует, Постум, правил.

 Пусть и вправду, Постум, курица не птица,
 
но с куриными мозгами хватишь горя.
 
Если выпало в империи родиться,
 
лучше жить в глухой провинции у моря.

 И от Цезаря далеко и от вьюги.
 
Лебезить не нужно, трусить, торопиться.
 
Говоришь, что все наместники - ворюги?
 Но ворюга мне милей, чем кровопийца.

 Этот ливень переждать с тобой, гетера,
 
я согласен, но давай-ка без торговли:
 
брать сестерций с покрывающего тела
 
все равно что дранку требовать у кровли.

 Протекаю, говоришь? Но где же лужа?
 
Чтобы лужу оставлял я, не бывало.
 
Вот найдешь себе какого-нибудь мужа,
 
он и будет протекать на покрывало.

 Вот и прожили мы больше половины.
 
Как сказал мне старый раб перед таверной:
 
"Мы, оглядываясь, видим лишь руины".
 
Взгляд, конечно, очень варварский, но верный.

 Был в горах. Сейчас вожусь с большим букетом.
 
Разыщу большой кувшин, воды налью им...
 
Как там в Ливии, мой Постум, - или где там ?
 
Неужели до сих пор еще воюем ?

 Помнишь, Постум, у наместника сестрица ?
 
Худощавая, но с полными ногами.
 
Ты с ней спал еще...Недавно стала жрица.
 
Жрица, Постум, и общается с богами.

 Приезжай, попьем вина, закусим хлебом.
 
Или сливами. Расскажешь мне известья.
 
Постелю тебе в саду под чистым небом
 и скажу, как называются созвездья.

 Скоро, Постум, друг твой, любящий сложенье,
 
долг свой давний вычитанию заплатит.
 
Забери из-под подушки сбереженья,
 
там немного, но на похороны хватит.

 Поезжай на вороной своей кобыле
 
в дом гетер под городскую нашу стену.
 Дай им цену, за которую любили,
 
чтоб за ту же и оплакивали цену.

 Зелень лавра, доходящая до дрожи.
 
Дверь распахнутая, пыльное оконце.
 
Стул покинутый, оставленное ложе.
 
Ткань, впитавшая полуденное солнце.

 Понт шумит за черной изгородью пиний.
 
Чье-то судно с ветром борется у мыса.
 
На рассохшейся скамейке - Старший Плиний.
 Дрозд щебечет в шевелюре кипариса.

А здесь можно послушать это стихотворение И.Бродского в интерпретации А.Мирзаяна...