22 декабря
После большого перерыва, встреч, разлук, радости, грусти, обид и примирений я вновь здесь и пишу это письмо. Впрочем о событиях и происшествиях потом... Пока - новости.
Сегодня вы сможете прочесть новый рассказ Инки "О дружбе, пиве, законе Ньютона и о любви", небольшой рассказ Оскара "Избушка была небольшая..." и еще одну главу из "Повести о рыжей девочке". Вот пока и все. Не вошел я еще в рабочий ритм, не вошел.
Теперь о делах. Ну, то, что я переехал на новый хост, Вы, конечно, заметили. Вроде бы, работает устойчиво. Удалось мне восстановить и погибший оригинал фильма "Альтернатива", так что в ближайшие дни начну писать копии. Но вот в Москву они приедут не ранее середины января. Москвичи, потерпите... Это более-менее веселые вести. Теперь - о грустном.
Грустное - это, конечно, свара в Дискуссионном зале. Я уже высказал свое мнение, повторяться не буду. Мне лично были также неприятны и (может быть, и справедливые) упреки (ну. не упреки, пожелания...) в мой адрес. Сейчас все постепенно забывается, но было неприятно, потому я так и отреагировал. Не то, чтобы на меня никогда не наезжали... Бывало всякое. Меня возмущенно обвинял в неэтичных поступках человек, совершавший в молодости такое, чего я никогда не решусь описать здесь, даже, если бы и не был связан словом... Этот человек давно мне уже не пишет, и я уже беспокоился, что с ним что-то случилось. Недавно, я, впрочем, узнал, что с ним все в порядке, по крайней мере, он жив. Догадываюсь о причинах его молчания, но первым написать ему не могу - слишком сильным было оскорбление. Так вот, возвращаясь к теме Дискуссионного зала, замечу, что мне и самому непонятно, что задело меня в Зале. Отнесем это на счет усталости и расстроенных нервов и забудем. Предлагаю всем сделать то же самое...
Время такое, видимо... Зима, темнота, самая длинная ночь. Да еще и ветрено...
Нынче
ветрено и волны с перехлестом.
Скоро осень, все изменится в
округе.
Смена красок этих трогательней,
Постум,
Чем наряда перемена у подруги.
Дева
тешит до известного предела -
дальше локтя не пойдешь или
колена.
Сколь же радостней прекрасное
вне тела:
ни объятье невозможно, ни измена!
Посылаю тебе, Постум, эти
книги.
Что в столице? Мягко стелют?
Спать не жестко?
Как там Цезарь? Чем он занят? Все
интриги?
Все интриги, вероятно, да
обжорство.
Я
сижу в своем саду, горит светильник.
Ни подруги, ни прислуги, ни
знакомых.
Вместо слабых мира этого и
сильных -
лишь согласное гуденье
насекомых.
Здесь
лежит купец из Азии. Толковым
был купцом он - деловит, но
незаметен.
Умер быстро - лихорадка. По
торговым
он делам сюда приплыл, а
не за этим.
Рядом
с ним - легионер под грубым кварцем.
Он в сражениях империю прославил.
Сколько раз могли убить! а умер
старцем.
Даже здесь не существует, Постум,
правил.
Пусть
и вправду, Постум, курица не птица,
но с куриными мозгами хватишь
горя.
Если выпало в империи родиться,
лучше жить в глухой провинции у
моря.
И
от Цезаря далеко и от вьюги.
Лебезить не нужно, трусить,
торопиться.
Говоришь, что все наместники -
ворюги?
Но ворюга
мне милей, чем кровопийца.
Этот
ливень переждать с тобой, гетера,
я согласен, но давай-ка без
торговли:
брать сестерций с покрывающего
тела
все равно что дранку требовать у
кровли.
Протекаю, говоришь? Но где же лужа?
Чтобы лужу оставлял я, не бывало.
Вот найдешь себе какого-нибудь
мужа,
он и будет протекать на
покрывало.
Вот
и прожили мы больше половины.
Как сказал мне старый раб перед
таверной:
"Мы, оглядываясь, видим лишь
руины".
Взгляд, конечно, очень
варварский, но верный.
Был
в горах. Сейчас вожусь с большим букетом.
Разыщу большой кувшин, воды
налью им...
Как там в Ливии, мой Постум, - или
где там ?
Неужели до сих пор еще воюем ?
Помнишь, Постум, у
наместника сестрица ?
Худощавая, но с полными ногами.
Ты с ней спал еще...Недавно стала
жрица.
Жрица, Постум, и общается с
богами.
Приезжай, попьем вина, закусим
хлебом.
Или сливами. Расскажешь мне
известья.
Постелю тебе в саду под чистым
небом
и скажу, как
называются созвездья.
Скоро,
Постум, друг твой, любящий сложенье,
долг свой давний вычитанию
заплатит.
Забери из-под подушки сбереженья,
там немного, но на похороны
хватит.
Поезжай на вороной своей кобыле
в дом гетер под городскую нашу
стену.
Дай им цену,
за которую любили,
чтоб за ту же и оплакивали цену.
Зелень
лавра, доходящая до дрожи.
Дверь распахнутая, пыльное
оконце.
Стул покинутый, оставленное ложе.
Ткань, впитавшая полуденное
солнце.
Понт
шумит за черной изгородью пиний.
Чье-то судно с ветром борется у
мыса.
На рассохшейся скамейке -
Старший Плиний.
Дрозд
щебечет в шевелюре кипариса.
А здесь можно послушать это стихотворение И.Бродского в интерпретации А.Мирзаяна...