Опять вставать надо... Что же это такое? Вечером не заснуть после посиделок, утром – не встать. Не далеко ли мы зашли вчера? Точнее, не много ли я позволила? А то Петя обо мне черт те что подумает? Хотя... В самые-то сокровенные места я его и не пустила... Так, не ниже пояса, не выше колена... А хотел ведь, как хотел...

Все! Встаю... Встаю!

И еще половина дня позади. Второго только. Но, как бы, я уже и привыкать начал. Хотя, конечно, иметь дело с девчонками – беда!

Вот, скажем, сегодня. Только с обеда пришли – смотрю, Лена вокруг меня кругами ходит, знаки делает, что, мол, поговорить надо. Ладно, цепляюсь к ней за что-то, хватаю за ухо, веду в свою комнату.

Что случилось, спрашиваю? А она большие глаза делает: у Наташки Андреевой, телефон, мол, не сданный остался! Я сама видела!

Я даже разозлился... Я себе уже всякие ужасы представил, а тут, видите ли, телефон... Что за радость – подругу заложить, не пойму... Но вида не показываю, молодец, говорю, продолжай, говорю. Но вот беда, объясняю ей, если я сейчас Наташку вызову, особенно, после того как ты от меня без слез выйдешь, то все сразу поймут, что ты сказала. Ты слово «конспирация» знаешь? Она кивает. Так вот, для конспирации, говорю...

Беру ее за руку, поворачиваю, укладываю к себе на колени (она только пискнуть успела), спускаю шортики и от души пять горячих по голой попе отвешиваю. Хороших таких горячих! В прошлый раз я ее раза в два слабее шлепал. Она как заверещит! Вот и молодец, говорю, натурально у тебя получается, теперь никто тебя не вычислит. Убежала она, а я думаю: «Как же у Наташки телефон-то забрать? Мне за нее получать как, например, Сергей вчера, не хочется...»

Ничего существенного не придумал. Решил, что надавлю, как следует, пригрожу чем-нибудь, а там видно будет. Подождал немного, потом вышел в спальню. Дурехи мои укладываются спать. Освоились уже немного, обнаглели: на меня смотрят недовольно – что ты, мол, нам переодеваться мешаешь? Мы же стесняемся... Стесняйтесь, стесняйтесь, думаю, но, и правда, стараюсь особо глазами по сторонам не бегать... Неудобно как-то стало...

Говорю Наташке, чтобы ко мне зашла, поговорить надо. Та так недовольно дергает плечиком, не вовремя как бы, спать ей хочется, но идет. Ну, а я, для конспирации опять же, Тане говорю громко чтобы подождала чуток, ее очередь следующая. Смотрю – побледнела девчонка, а потом в краску ее бросило. Не знаю, каких уж страстей она себе понапредставляла...

Зашли мы с Наташей ко мне в комнату. Я, как положено, сел за стол, она – стоит перед столом. Гордо так стоит, руки за спину и на меня не смотрит. Ни дать, ни взять: «Допрос партизанки» (картину я такую как-то видел). Молчу, нагнетаю обстановку... И она молчит... Наконец, не выдержала, на глянула на меня вопросительно.

– Ну что, – говорю, – Андреева, где на физзарядке была?

А она отвечает так просто, как будто прописную истину сообщает:

– На озеро купаться пошла, а что?

Я даже задохнулся от такой наглости.

– А порядок, – говорю, – для кого установлен? Ты что, лучше всех здесь?

– Может быть, – говорит.

Я совсем разозлился.

– Понятно, – отвечаю, – поэтому, наверное, и примерку вчера затеяла? И телефон не сдала?

Она усмехается:

– Заложили уже... Быстро. Я думала, хоть дней пять продержусь. Кто бы это? Надо подумать...

– Думать после будешь! – обрываю ее: – А сейчас бегом за телефоном!

Она опять недовольно плечиком дергает, но идет. А я думаю, что же мне с ней делать дальше? Явно ведь девка на порку нарывается... А я-то только собрался простить и ее и Таню. Хотя, с другой стороны, заслужила ведь... Ну, посмотрю, как себя дальше вести будет. А то можно и не только порку ей прописать, а, скажем, у мальчишек в угол на весь тихий час поставить.

Возвращается. Телефон передо мной на стол грохает.

– Сами по нему звонить будете? – спрашивает.

Нет, ну что за наглая девка? Зубы сжал, посчитал до десяти, чтобы успокоиться, и говорю:

– Что же мне, Андреева, с тобой делать?

Она с таким вызовом:

– А что, выпороть хочется?

Что мне на такую наглость ответить?

– Снимай штаны! – говорю.

А она будто этого и ждала! И начинает (у меня чуть челюсть не отвалилась) полностью раздеваться. Небрежно так стягивает майку (а лифчика-то под ней нет), шортики расстегивает, снимает их вместе с трусами и становится передо мной в позу этакой фотомодели. А девчонка красивая, взрослой выглядит, не скажешь, что ей четырнадцать. Она и Кате сегодняшней и Лиде сто очков вперед даст! Ну, раз пошло такое дело, мне отступать некуда – встаю из-за стола (хорошо, дружка своего успел кое-как заправить, чтобы не особо торчал), подхожу к кровати и кидаю на ее середину подушки. Прутья беру, что от вчерашних девчонок остались, и начинаю отбирать покрепче, в воздухе ими свистеть. Поворачиваюсь на Наташку посмотреть: эге, скисла моя гордячка! Стоит все так же, а губы дрожат.

Я решаю все довести до конца процесс воспитания и говорю:

– А впрочем, что мне тебя пороть, раз ты этого не боишься? Я, пожалуй, лучше тебя в угол поставлю на пару часиков... Только не здесь, а у мальчиков в спальне. Пошли!

Хотел ее за ухо взять, а она от меня как отскочит!

– Нет! – кричит: – Нет! Только не это, пожалуйста! Лучше побейте! Чем угодно! Сильно! Только не это! Я хорошая буду!

Слезы у нее из глаз полились, косметика поплыла. Надо же, четырнадцать лет, а туда же, косметика. Жалко мне ее стало немного. Может, все ее грубость от страха, думаю. Молчу. А она на меня умоляюще смотрит. А потом сама животом на подушку ложится и попу еще так выпячивает, под розгу как бы подставляет... Ничего я понять не могу...

Ну вот, и сбылась мечта идиотки – меня выпороли! Наверное, если бы кто-нибудь узнал про эту мечту, я бы померла со стыда. Откуда это у меня – не пойму... Ведь с детства, лет с пяти, сколько помню себя, всегда интересовала эта тема. Как мать или отец пригрозят: «Вот я тебе дам!», так все внутри замирает...

В детском саду еще, помню, играли с одним мальчишкой в «родителей». То он меня шлепал, то я его. И что интересно, тогда еще, мелочь пузатая, понимали, что по голой попе шлепать-то надо.

Попозже, в школе, в учебнике каком-то увидела картинку: учитель средневековой школы ученика пучком прутьев сечет. Сразу себя на его месте представлять начала...

Правда, после одного случая как-то изменились мечтания – от родителей получить порку уже не хотелось, наоборот, казалось, что такого я не стерплю, из дома убегу... Я вообще гордая... А вот от чужого мужчины или там учителя – пожалуйста. Только один на один, не при всех... А случай расскажу сейчас.

Мне тогда лет одиннадцать, почти двенадцать уже было, мы как раз последний год доживали в обычной квартире перед тем, как переехать в свой дом. Решила зайти к подружке-соседке. Звоню, мне долго не открывают, потом пустили наконец. Смотрю, подружка какая-то не такая, думает о чем-то другом и все пытается меня побыстрее выпроводить. Ну, я уже совсем уходить собралась, обиделась немного, как в комнату заходят ее мать с отцом.

– О, так у тебя гости? – удивляются, как будто не знают, сами ведь дверь открывали.

Подружка моя совсем потеряла самообладание, в угол комнаты забилась и опустила голову, а я еще ничего не понимаю, дуреха.

Зина (подружку так звали) начинает отца просить:

– Папочка, пожалуйста, чуть позже...

А он смеется:

– Наташа нам не помешает, ей тоже полезно посмотреть...

А потом повернулся ко мне и говорит:

– Видишь ли, Наташа, за эту неделю наша дочка кое-что заработала, так вот нам с ней расплатиться пора.

Берет дочь за ухо и тащит за собой, в другую комнату. Тут я кое-что понимать начала и у меня внутри все захолодело: неужели я это своими глазами увижу? Пошла за Зиной в другую комнату, а там все уже готово – на диване посередине подушки лежат, а на столе – ремень. Черный такой, широкий, мне аж стало страшно, как будто меня им должны драть. Кстати, когда сегодня Петя подушки положил, я сразу Зину вспомнила...

Ну, так вот, сел Зинкин отец за стол, рядом с ним примостилась его жена и смотрят на Зину. У них, видимо уже был установлен определенный порядок, потому что Зина вдруг сама начала раздеваться. Плачет, слезы по глазам катятся, а раздевается... Разделась догола, руки опустила, стоит.

– Ну, давай свой дневник. – говорит ее папа.

Зина подала дневник. Отец его открыл и стал читать.

– Так, – говорит, – по арифметике двойка, по русскому тройка, вот, правда, пятерка по природоведению, это ты молодец... А это что? «Шумела на уроке». Я тебя сколько раз предупреждал?

Он читает дневник, а жена его что-то на подсчитывает бумажке. Прочитал все и на жену смотрит.

– Сорок пять... – говорит та.

– Сорок пять! Ого! – отец отвечает.

– Этого еще мало, – опять мать встревает, – она два раза мусор не вынесла и посуду вчера вовремя не помыла...

Смотрю, Зина вообще дрожать начинает. Крупной дрожью.

– Ну, ударов мы ей добавлять не будем, и так хватит, а вот в угол на пару часиков поставим. – говорит отец, а потом поворачивается к Зине: – Ну что, дочь моя, повеселилась ты славно, теперь и расплатиться пора. На старт!

Зина, ни слова не говоря, идет к дивану и ложится животом на подушки. Мать к ней подходит и за руки берет. Я вначале даже не поняла, для чего...

Дальше даже описывать не хочется. Так жестоко ее пороли... На попе аж рубцы кровавые. Она так извивалась и прощения просила... Потом заставили встать и в угол отправили. Голой опять же. Зина даже плакать уже не могла, только икала. Дальше я смотреть не стала, сказала, что мне домой пора. Не понравилось мне все это. Холодно как-то, жестоко, а главное, меня в своих мечтах всегда конец наказания волновал, когда я прощения прошу и меня жалеют и прощают. А тут – как будто чужие они, как будто не дочь свою наказывали, а чужого кого-то, вообще пустое место. Меня вон Петя больше жалел сегодня... Мне потом Зина рассказала, что такое у нее каждую неделю, по субботам. Больше всего она боится, что в это время какой-нибудь мальчишка зайдет, а ему все покажут...

Ну, вот. Постарше стала, перечитала все, что нашла на эту тему. Ну, там «Историю О», Де Сада, конечно... Не то все это, не то... Стала сама мечтать. Вот в прошлом году была в школьном лагере, там директором наш химик оказался. Тоже сбежала на озеро, он поймал меня и начал ругать. А потом говорит: «Выпороть бы тебя!». Меня какая-то теплая волна охватила. Начала представлять, как он с меня штаны снимает, на колени свои кладет и шлепает... А он поругал и отпустил...

Полгода назад услышала про этот лагерь. Сделала так, чтобы про него узнали родители и стала нарываться. Ну, там начала грубить, приходить поздно домой, специально получила несколько двоек в конце года. Вот и добилась своего...

А как я испугалась, когда Петя пригрозил отправить меня к мальчишкам! Это не по мне. Даже не знаю, что и делала бы, если бы он настаивать начал. А он парень неплохой – по глазам видела, что несколько раз хотел меня простить. Ну, и тут же начинала нарываться... В последний момент, когда попой кверху легла, сильно испугалась – а вдруг это невыносимо больно? Оказалось – нет. В фантазиях гораздо больнее представлялось. И боль проходит быстро. Может, он просто не в полную силу бил? Но прощения у Пети я просила искренне – было очень стыдно. И так хотелось, чтобы он меня поцеловал и по голове погладил... Понимала, что это невозможно, а хотела... Правда, сказал ласково так: «Больше этого не делай»...

Интересно, что Петя обо мне подумал? Неужели догадался, что мне это нравится? Я такая мокрая была, что, когда встала после порки, сразу посмотрела на подушку: нет ли там следов. Хорошо, что не было... А вообще-то, мне сама подготовка к порке больше понравилась. Когда шла за Петей в кабинет и стояла перед ним. Только зря я сама разделась, зря. Больше так не буду делать, а то Петя точно догадается... Стыд какой... Почему же я такая испорченная? Может, меня действительно побольше пороть надо, чтобы дурь выбить?

Выбила меня из колеи эта Наташка. Не пойму я ее. То дерзит, то сама покорно ложится... И посмотрела на меня, уходя после порки так ласково, как только Сашка смотрит. Нет, не пойму... Влюбилась, что ли? Тогда зачем на порку нарывается?

Когда она ушла, я даже Таню вызывать не стал. Посидел, успокоился немного и вышел в спальню. Все вроде спят, одна Таня на своей кровати одетая сидит. Меня увидела, сжалась вся. Я ей сказал чтобы спать ложилась и ушел...

Ну, все. Все мои огольцы в кроватях. Дам им еще минут десять успокоиться и пойду в спальню. И не дай бог – у кого-то одежда аккуратно висеть не будет! А что, собственно, «не дай бог»? Что я с ними сделаю? Отшлепать тут же? Что-то у меня после дневного совещания душа к этому не лежит... Нет, дир берет круто! Я как представила себя на месте этой Кати, так мне аж не по себе стало. Даже подумать страшно – я перед всеми трусы спускаю, а Петька меня по попе ремнем лупит... Мурашки по коже бегут... А ведь Петя через такое прошел! Какие мы дуры были! А все Ритка – она все это затеяла...

Ладно, не о том я... Что же мне с неряхами моими делать? А вот что! Заберу одежду – пусть утром голые побегают. Хотя нехорошо это как-то... А, плевать! Жалеть я их сильно начала, вот что. На голову сядут – потом мне же и влетит. Все, иду в спальню...

Так, это кто же у нас не спит? Ты куда? В туалет? А о чем до отбоя думал? Ладно, ладно, иди, а то еще в кровать напустишь...

Ага, а вот и первая жертва... Все раскидано, даже тумбочка не закрыта! Носки чуть ли не в проходе валяются! И глазки закрыл, типа, спит уже... Вставай, дружок! Зачем? Воспитывать буду... Трусы снимай! Что значит «нет»? Ты чего головой мотаешь? Стыдно? А неряхой быть не стыдно? Я вас предупреждала? Предупреждала. Снимай, снимай!

Снял? Давай их сюда. Завтра обратно получишь. Может, перед зарядкой, а может, и после. Как себя вести будешь... А теперь – все убрать и спать немедленно!

Что ты там бормочешь? Ах, наказать тебя по-другому, но отдать трусы? Как же я тебя накажу по-другому? Что? Громче! Отшлепать? Да нет, я тебя шлепать не собираюсь... Пока не собираюсь. А трусы утром получишь... Ты что, реветь собрался? И не стыдно, здоровый лоб! Ладно, на тебе трусы, последний раз прощаю. Понял? Последний!

Надо же, стыдливые какие... Я думала, только девчонки... Буду иметь в виду...

Как интересно! Сколько одежды раскидано было и уже нет. Когда же они успели? И незаметно так. Вот и хорошо. Может, и не стоит обязательно наказывать – достаточно припугнуть. И вообще, не считая зарядки, день-то нормально прошел... Никто ничего не нарушал. Так только, по мелочи... Никого даже наказывать не пришлось. Вроде бы, неплохие ребята подобрались...

Вот и Петя. Уложил всех, наверное, и меня зовет. Иду...