Вчерашний день как-то незаметно прошел. Без малейших происшествий. Зато сегодня... Достал меня этот Вовка Пятаков, достал! Но ничего, я ему тоже немного неприятных минут доставлю...

Уложила я своих бойцов в тихий час, как бы спят все, и на озеро. Мы с Петей там укромное местечко надыбали – дно ровное, берег кустами закрыт, то, что надо, короче. Пришла я. Жду, жду, а Петьки нет. Ну, решила сама пока искупаться. Никого нет, никто не увидит – чего бы, думаю, голой не искупаться? Это же такой кайф, кто не пробовал – не поймет... Разделась, одежду аккуратно уложила, чтобы, как только Петины шаги услышать, одеться, если что. А может, мыслишка мелькает, и не одеваться... Ладно, решила, видно будет.

Купаюсь, плещусь, вода теплая. Вдруг меня как толкнуло что-то! Поворачиваюсь к берегу – нет моей одежды. То есть вообще нет! Голимо напрочь... Я в первый момент и не поняла как-то, а потом меня в жар бросило: а если Петя не придет, мне что, через весь лагерь кустами пробираться? А потом еще и через мальчишечью спальню проходить? Ведь кто-нибудь обязательно в этот момент глаза откроет! То-то смеху будет – строгая вожатая голяком расхаживает... И тут до меня дошло, кто это мог сделать: Вовка Пятаков, гарантию даю. Ну, гад, думаю, как же мне тебя достать? Ведь отпираться будет пока к стенке не припрешь!

И тут меня еще одна мысль поразила: пока я, как тигрица в клетке, по берегу мечусь, он (а может, и не один, вряд ли он на такое дело один пошел), скорее всего, на меня из кустиков любуется и хихикает... Или пипиську свою мелкую дергает. Я за эти дни уже насмотрелась. чем эти гады вечером после отбоя занимаются – если коленки согнуты и рука под одеялом, то все, можно смело за ухо на проход вытаскивать... Я на секунду даже забыла, что голая – как кинусь к кустам! А оттуда шум и треск, как будто стадо слонов бежит... Точно, подглядывали. Так мне обидно вдруг стало: ведь по хорошему к ним отношусь, за все время только одного (того же Вовку, да и то по приказу директора, выпорола), развлечения им придумываю, в игры с ними играю, ни минуты покоя, а они? Стала, лбом в дерево уперлось и реву...

Вдруг чувствую – кто-то меня рукой за плечо ласково так трогает. Поворачиваюсь – Петя, а в руках моя одежда! Что же это, думаю, он так подшутил, что ли? И тут вспоминаю, что я голая, а Петька, бесстыдник, по мне глазами так и шарит. Не то, чтобы мне это совсем неприятно было... Глазами-то нет, а руками он кое-что изучил за эти дни... Не все, конечно, далеко не все... «Я – девушка честная», как говорила Настенька из моего любимого «Бедного гусара». Выхватываю у него одежду, присаживаюсь, чтобы прикрыться, а сама ему рукой машу: отвернись, мол. Послушался, молодец. Кое-как я трусики да лифчик натянула, поспокойнее мне стало, я его и спрашиваю: колись, мол, это ты у меня одежду взял?

Я вышел из корпуса. Девки спят, а меня ждет моя Сашенька. Может, удастся уговорить ее голыми покупаться... Не прошел и 10 метров, а мне навстречу – трое из ее отряда. Летят напролом, ничего не видят. И, что самое интересное, в руках у них – Сашкина одежда, я ее ни с чьей не спутаю. Меня заметили в последний момент, уже когда чуть ли не в живот ткнулись. Попытались бежать, да поздно: двоих я ухватил за уши, а третий, поняв, что все равно попался, сам остановился. Посмотрел я на них: конечно, головная боль отряда – Владимир Пятаков и примкнувшие к нему... В чем дело, спрашиваю. Мнутся. Откуда одежда? Нашли... Нашли? А я уже все понял – сперли они одежду, пока Сашка купалась. Короче, запер я их в своей комнате – ждите, голубчики, расправы, схватил одежду – и на озеро, спасать Сашу.

Прибегаю. Стоит моя девочка, головкой в дерево уперлась, плачет так горько и ничего кругом не замечает.. А сама голенькая, фигурка такая ладная. А попочка... Нет, интересно, почему так: вроде у девчонок, особенно молодых, как мои козы, попы такие же худые, как у мальчишек, а красивее в тысячу раз? Я даже приостановился на несколько секунд, стою, Сашу рассматриваю. Вспомнилось, как по этой попочке отцовский ремешок гулял...

Сейчас-то стыдно об этом вспоминать: ну что ты, Петька, за развратник? А тогда совсем другие мысли мелькали, совсем... Потом осторожно тронул ее за плечо. Повернулась моя птичка, в глазах вначале радость мелькнула, потом какое-то удивление, а потом опомнилась – застеснялась, присела, одежду у меня выхватила и машет рукой: отвернись, мол. Я, конечно, отвернулся, тем более, что почти все рассмотреть уже успел. Нет, конечно, я бы и еще любовался – в первый раз Сашу так близко совсем голую вижу, но раз девушка просит...

Чуть-чуть она оделась и сразу на меня наезжать начала: откуда одежду взял, говори. Объяснил кое-как, она меня бросилась целовать, обрадовалась, значит, что не я у нее вещички-то упер. Окунулись мы с ней по быстрому и в корпус, суд-расправу творить.

Пришли. Посмотрела Саша на воришек и спрашивает:

– Ну что, Пятаков, тебе все неймется? Наверное, задница уже зажила?

Тот бурчит:

– Подумаешь, мы же просто пошутить хотели...

Сашка зловеще так:

– Пошутить? Ну-ну... Посмеялись хорошо, наверное? Теперь моя очередь!

Встает и начинает выбирать прутья. Не спеша, каждый на гибкость проверяет, в воздухе ими свистит... Смотрю, а полморсос (политико-моральное состояние – мой дядька так говорить любит) у шутничков совсем упал: у двоих, так вообще слезы в глазах, а третий, Вовка, еще храбрится, но тоже уже на пределе... Закончила Саша выбирать прутья и к мальчишкам поворачивается: раздевайтесь, говорит.

Те, спиной повернувшись, штанишки приспустили...

– Нет уж! – Сашка смеется. – Вы меня голой видели из кустов? Вот и я на вас голеньких полюбоваться хочу. И полюбуюсь! И не я одна...

Тут я понял, что за наказание она придумала. Сурово, конечно, я сразу себя в тот злосчастный день вспомнил. Но, с другой стороны, справедливо. Наука парнишкам будет, как она мне была. Мне, с того дня, как-то и подглядывать ни за кем не хочется. И мысли даже такие не возникают.

Помялись мальчишечки и разделись. Мелкие они еще все же, как цыплята ощипанные... Чуть-чуть жалко их стало... А Сашке, вижу, не жалко. Да и то сказать – не на меня же они голого смотрели, а на нее. А девчонки на такие вещи здорово злятся, по себе знаю. Рычит она на них:

– Руки за голову! И не шевелиться!

Стали. Стоят, только ежатся от Сашкиных взглядов. Обошла она их вокруг, Вовку за ухо взяла и нагнуться заставила. Вот так и стой, говорит. И, без задержки прутом ему по заднице как перетянет! Взвыл малец.

– Ори, – Саша ему так ласково говорит, – ори громче! Сейчас девочки проснутся, сюда заглядывать будут. То-то им интересное зрелище предстоит.

Вовка понял, в чем дело и осекся. Остальные четырнадцать горячих он только подвывал тихонько, да приплясывал. Отсчитала ему Саша пятнадцать, не больше, как директор велел, и поставила носом в стенку. К следующему поворачивается, а тот ныть начинает:

– Я не виноват... Это он, Вовка, нас подговорил... Не надо меня так сильно...

– Эх, ты, мужчина! – Саша ему отвечает. – Чуть что и скис? Сразу и товарища заложить торопишься? Он что, тебя силком тянул? Будь моя воля, я бы тебе, больше, чем Вовке, влепила. За трусость и предательство... Но не могу... Может, вот Петя добавить сможет?

И ко мне поворачивается.

– Зачем? – отвечаю. – Я думаю, его товарищи и сами с ним разберутся...

– И то ладно... – Саша говорит.

Короче, влепила он пятнадцать этому субчику со всей, как говорится, пролетарской ненавистью...

Третий, видя такое дело, пощады не просил и свою порцию принял вполне достойно.

Стоят огольцы рядком у стеночки, с ноги на ногу переминаются до задницы исполосованные украдкой трут. А тем временем тихий час кончился.

– А теперь, – говорит Саша, – начинается второй акт расплаты. Вы хотели, чтобы я голая через весь лагерь бежала? Чтобы меня все увидели? Не вышло. А я вот вас точно всем продемонстрирую...

И мне глазами показывает: подготовь девчонок, мол.

Вышел я в спальню. Мои пигалицы уже оделись почти. Я им говорю:

– Одевайтесь быстрее, сейчас к вам трех мальчишек приведут. Они у Саши одежду забрать хотели и подглядывали за ней во время купания, так вы им ума вложите, а то, в следующий раз они и вами займутся...

Оборачиваюсь, а Саша уже этих трех выталкивает. Нет, точно девчонки такого не любят! Зашумели, на мальчишек накинулись, щиплют их, шлепают, за что попало хватают... Не переусердствуйте, сказал я им и вышел. Тяжелое это зрелище – разъяренные девчонки, особенно когда их много.

Саша к себе ушла, а я минут двадцать подождал и мальчишек забрал. Им этого по уши хватило: все красные, пиписьки торчат (видно у всех девчонок такая манера – беспомощных парней за ... самое дорогое дергать). Дал я им умыться и успокоиться. Поговорил с ними по-мужски – не дело, мол, вы сделать хотели, недостойно это. Показалось мне, что поняли огольцы. На прощанье успокоил немного: не берите в голову, я своим строго-настрого запрещу болтать об этом. А кто проболтается – сам к вам в спальню в таком же виде отправится. Они уже отошли немного, видать, даже ухмыльнулись при таком обещании.

А я и правда своих девок серьезно предупредил. Пообещали не болтать. Посмотрим.