 |
 |
 ГЛАВНАЯ|НОВИНКИ|КЛАССИКА|МЫ ПИШЕМ|СТРАНИЦЫ "КМ"|СТАРЫЕ СТРАНИЦЫ|ЗАМЕТКИ|ПЕРЕВОДЫ|АУДИО |
|
СБОРНИК СТИХОВ ЖИВОПИСЕЦ В час луны, согнутой вдвое,
На границе ночи с утром,
Где забыты все разбои
И обид осколки мутны.
Под разливом акварельным
Непроснувшегося неба
Порка выглядит бесцельной
И бессовестно-нелепой.
В это время можно было б,
Нежась где-нибудь на сене,
Из стаканчика с текилой
Дружно пить коктейль осенний.
Или плыть в скрипучей лодке
По пустому водоему,
Где утята-недолетки
Ищут путь к родному дому.
В романтическом тумане
Перебраться через гору,
Или просто на диване
Похрапеть тихонько хором.
Но сейчас ты осторожно
Свой мольберт принес и краски,
И на уровне подкожном
Заскреблись в момент салазки.
Тонкой кистью – стройной веткой
Графы чертишь с вдохновеньем
И мотив хватаешь цепко,
Для последнего творенья.
Живописец по живому,
Брызнул краской кисти мастер.
Порка выглядит нескромно,
Но в бесстыдстве столько счастья!
О ТОМ, КАК СЛОМАЛАСЬ РОЗГА (с трагическим финалом) На небо глядя стыдливым взором,
В глаза секунды взглянуть не смея,
Внимала, как за дремучим бором
Поет зарянка. Какая фея!
Спугнуть боялась неловким криком,
Тягучим стоном разверзнуть чащу.
Душа томилась в волненье диком
И сердце билось все чаще, чаще...
Но слышу хруст – вот готова ветка.
Пора расплаты, пора прощенья
Уже близка, и тревожно, едко
Блестят зрачки от предвосхищенья.
Быть может, так же под скрипы сосен
Здесь не впервые наказан кто-то.
И лес был столь же многоголосен
Пред экзекутором за работой.
Деревьев старых кривые стяги
Такие сцены видали часто.
Кусты, лишайини, рвы, овраги –
Все здесь замешаны, все причастны...
Но мысль оборвана первым свистом,
Еще удар – и пошло веселье,
Взахлеб глотаем в экстазе быстром
Телесной муки хмельное зелье.
Зубное лязганье, пальцев хватка,
В ладонях когти – так будет лучше.
Мир, переполненный без остатка.
Взмыв за прутом, мы парим над кручей.
Круговорот разноцветных листьев,
И лес расчерчен на сотни полос,
Изгибы, взгляды, движенья рысью,
Крик в пустоту – на надрыве голос:
«СЛОМАЛАСЬ!»
ИНКВИЗИЦИЯ По городской удушливой пыли,
Вдоль сарафана рынка городского,
В скрипящих натирающих оковах,
Для бичеванья женщину вели.
Святым отцом зовущийся толстяк
Ей повторял: «Дите мое, покайся!
И в божьей правоте не сомневайся.»,
К удару подавая жестом знак.
Тугая плеть свирепо грызла плоть –
Кусалась кошка хуже леопарда,
И, разгораясь пламенем азарта,
Гудел народ: «Сильней ее пороть!»
Зеваки, сотрясая небеса,
Смеялись и бессовестно глумились,
Но еретички все же сторонились,
Не смея заглянуть в ее глаза.
Богач довольный весело шутил,
И экзекутор – бедный сельский парень –
Своей монетой щедро был одарен
За развлеченье городских светил.
................................................... А я, легла на сморщенный диван,
На столике оставив йогурт с вишней,
И усмехнулась про себя чуть слышно,
Листая исторический роман.
АНФИСКА ВОСПИТЫВАЕТ ЮЗЕРА Анфиска воспитывает начальственного юзера, позвонившего ей ранним утром Проба садизма
Телефон кричит громче филина,
Головные дробя извилины,
И звонишь из крутого стойла ты –
На «RESET» нажимать не стоило.
Не грози мне жестокой жалобой,
А не то тебя не пожалую.
И зачем так терзаю нервы я?
Вот бы всыпать тебе по первое
За ошибку твою небрежную –
Спозаранку звонить невежливо!
Разложу тебя прямо в серверной –
Ручки к югу, а ножки – к северу,
Да и вытяну медным кабелем
Чтобы юзером стал ты правильным.
Это просто болезнь безделия
От отсутствия рукоделия.
Лишь чечетка рукоприкладная
Мне оплатит труды отрадою.
И не будешь потом, раскаявшись,
Прижигать сигаретой клавиши,
Да на файлы чужие пялится –
Скопофилом на офис славится.
Позабудешь придирки дутые,
А подмогу получишь дудки ты.
Будешь, паинька, чистить файлики,
Сам залатывать баг свой маленький,
На админов глядеть с опаскою
И откроешь день новой сказкою
Голливудскою – там, где нет проблем,
Только я, увы, не люблю ФМ.
Виртуальная порка (Посвящается Оксане из чата) – Вот снова засаленным пальцем
Ты тыкаешь в свой монитор,
Смеясь над системным скитальцем,
Все делаешь наперекор.
Но хватит пустых разговоров,
На мышку давить перестань,
Довольно упреков и споров,
Тащи-ка скорее лохань,
Что в дальнем углу запылилась,
В пропорции воду и соль
Добавь. И скажи мне на милость,
Зачем тебе вся эта боль?..
Забудем вопрос, не понять мне
Твоих мазохистских утех,
Скорее расстегивай платье –
В Сети нам не будет помех.
Чего ты молчишь, испугалась?
Я к козням и шуткам привык,
Ты что? Надо мной издевалась?!
Признайся, а ты – не мужик?
– Нет-нет, мой хороший, не стоит
Любовь нашу строить на лжи,
Уже я лежу пред тобою,
Как бьешь ты меня – расскажи!
Я вижу свежайшие ветки,
Ремень наготове и плеть,
И мы у последней отметки,
Туманом окутана Сеть,
Усладой текут мне посланья
Ты сил на удар не жалей,
Ведь мы воспарили над гранью...
Сильнее, сильнее, сильней!...
– Ах! Что это? ERROR злосчастный!
В нем страсти и муки сплелись,
Все вымерло. В рамочке красной
Наш чат беспардонно завис!
-------------------------- Трагедия эта – наука,
Сети неприглядный оскал,
Одна лишь успеху порука,
Козырная карта – реал.
САДО-МАЗО СТАРОСТЬ (из цикла «Тяжела и неказиста жизнь у садомазохиста»)
Шалью ночь накрыла скверы,
Месяц вскинул воротник,
В полумраке у портьеры
Весь обшарпанный старик
И его хромая дама
С перекошенным лицом –
В шубе на три килограмма
И с супружеским кольцом.
Хищным взглядом дом окинув,
Озираются вокруг –
Не сопит ли кто-то в спину,
Не следит ли лучший друг
Или недруги за ними,
Все сокрытно и к тому ж
У него жена в помине,
Ей за стенкой мнится муж.
Но на стрелках ровно полночь –
Время дремы, час волков,
И они друг другу в помощь
Рвут одежд мирских покров,
Из холщеного мешочка
Сувениры волоча:
Под крестьянскую – сорочка,
Под старинную – камча.
По скамье в прозрачной пленке
(Бывшем кухонном столе)
Муха ползает по кромке,
Доедая «оливье».
Только им уже не видно
Этих кнопок бытовых
То, что было очевидно,
Стало тайною для них.
Мир разверзнут, мир обуглен
Есть один приказ – терпеть,
И об тело, как о бубен,
Бьется кожаная плеть.
Брызги слез, в ушах раскаты,
Хрип в экстазе, мутный взгляд,
Звезд мерцающих дукаты,
Наказания обряд.
Протараненная кожа
Славно смотрится на вид,
Но полуночный прохожий
Ничего не разглядит.
И старик лупить старуху
Будет долго – до шести,
Сколько лет рука об руку
Вместе им еще идти?!
Извращенные манеры
Скрыть непросто даже днем,
Но уснули ночью скверы
И протоплен старый дом,
И готова плеть к работе,
И проделан долгий путь,
Так чего еще вы ждете?
Нужно только дверь толкнуть.
СНЕГОВИК В ВАНИЛЬНОЙ СТРАНЕ На грани off-topic То не снег – то лианы белые
Обвиваются по ногам,
Давят руки заиндевелые,
Кацавейку дерут по швам.
И на каждом шагу запретики,
Что метелка с ведром вредит,
Здесь планета простой эстетики –
Плети с розгами – скверный вид,
Нет тут минусов – только жирный плюс,
По земле расползлась ваниль,
Сладкопряная, хоть горька на вкус,
И почти что не смрадна гниль.
Снеговик, ты чужак под пальмами,
Так растай или стань своим,
Ведь словами патриархальными
Ты не сделаешь мир иным.
Не вини в своих бедах тропики,
До земли им отвесь поклон
И прутом начерти на лобике:
«Вольнодумие – дурной тон.»
ОЖИДАНИЕ До субботы пара дней с мелким хвостиком,
Я минуты тереблю ржавым гвоздиком,
Подгоняя их к черте наказания,
К златокованному краю заграния.
По утру отчалит солнце от пристани,
Осветит наш двор простой и расхристанный,
Луч проткнет горбатый снег – не сворохнется,
Обогнет скамью, да пятнышком ссохнется.
И над ней, как по настилу плясалища,
Замелькают три прута – три товарища,
Дикий присвист перехватит дыхание,
Но не будет их нежней и желаннее.
Бесшабашнее, чем лето под ливнями,
Разухабистей, чем оттепель зимняя
И изысканней баранины с сушами –
Флагеллянтские субботние кушанья.
А пока грядет ночная мистерия –
Наслаждение мечтой и преддверием,
Улюлюканье с совою сердитою,
Наизнанку сарафан – быть мне битою.
РАСПЛАТА Под сенью трепетной лозы
Рыдает девушка безлика,
Упавший бант с густой косы
Лежит увядшею гвоздикой.
С тех пор, как был назначен суд,
Мечты о будущем разбиты,
Стальные слезы жадно жгут
Ее поблекшие ланиты.
Не помогают небеса,
А загов`оры все пустые,
И стали впалыми глаза
Когда-то гордые и злые.
Сегодня ровно в полдень плеть
Обнимет тело, возликуя,
И будет полоса гореть,
Как след шального поцелуя.
Всего на несколько минут
Не отодвинуть час расплаты,
Ей птицы вешние поют:
«Ты виновата, виновата...»
МНОГОХВОСТКА И КАРТОЧНЫЕ ИГРЫ В удельном африканском городке
Была ты власти деспотов основой;
Рубинами в протянутой руке
Сулил тебе богатство туз бубновый.
По рабским спинам выжигая вязь,
Играла ты с азартом и без правил,
Твой обладатель чтился словно князь –
Червонный туз любовь ему оставил.
Холодным снобам в пику горяча,
Меняла равнодушие на крики,
И армию поклонников бича
В атаку за собой позвали пики.
Так проводила годы и века
Растрепанная девка и горгона,
Но вот ты в кулаке у игрока,
Крупье, прищурясь, ждет исхода кона...
........ Рубины серой гнилью заросли.
А бывший туз побит козырной трефой,
Лежишь теперь в прокуренной пыли
Шершавой умирающею эфой.
Но знаю – ты вернешься в новом дне,
А я тебя по щупальцам поглажу...
НАРЫВАТЬСЯ Остановка в работе – хитр`о обманула начальство,
Чай, не будет заметно ухмылки на честном лице,
Я отправиться в парк собиралась (какое нахальство!),
Да еще станцевать на разбитом дорожном крестце;
На крыльце золотом уяснить – кто я буду такая,
Целый день прогудеть, да подергать февраль за усы,
Без билета проехать на нижней ступеньке трамвая,
И от счастья не знать, как минуты сплетают часы.
Нараспашку, без шапки, пройтись и ругаться паскудно,
Проходящим зевакам бессовестно глянуть в зрачки,
Осознать и сознаться себе, как же все-таки чудно
Распускать на кудель эту варежку с теплой руки.
А потом записать на листок все дневные огрехи,
И до срока, себя пересилив, с трудом дотерпеть,
Для того, чтоб сменить безобидных проступков утехи
На жестокую плеть, на жестокую нежную плеть.
ФАРФОРОВЫЕ ЛИЦА Пестрая плеть на резной рукояти
Теплым котенком прильнула ко мне,
Солнечный зайчик вплетается в пряди,
Чучело зайца в соседском окне...
Думала девочкой: «Будет мне лето –
Стану шататься в галдящей толпе»,
Но напилась из запретного следа
И побрела по звериной тропе.
Долго плутала по топким болотам,
Плакала, выла при свете луны,
Темные прутья ломала без счета
В дебрях зачаточной хрупкой весны.
Смело скакала по слизистым кочкам,
Да собирала багульник в подол,
И распускал молодые листочки
В новой побелке березовый ствол.
Я воротилась – и лето настало –
Ширь необъятная, жизнь без границ,
Только живого тепла не хватало
В мире привычно-фарфоровых лиц.
Ныне и мне медоточные дупла
Дарят сполна наркотический сок,
Только на память от девочки щуплой
Сердца захлесты, да порки порок.
МНЕ ТЕПЛО Я больше не страдаю о былом –
Раздроблен атавизм от прошлой жизни,
Ведь точно знаю – мне теперь тепло,
И настоящий день безукоризнен.
Из пасти чернокаменного дна
На огонек взбиралась я по тросу,
А ныне, весела и спасена,
Прибрежные цветы вплетаю в косу.
К чему терзать ушедшие миры,
Копаясь в их шкатулочках интимных,
Когда картинки в книгах так стары,
Что циферблат проштопан паутиной.
Все прошлое – лишь наши миражи,
Догрызла моль последние обноски,
Но, коль «Чернушку» помнишь – расскажи
Про чудеса и чуточку – про розги.
Из лучезарных глаз исходит ток,
На стенах – фантастические тени,
Мне так тепло лежать, наискосок
Прогнувшись поперек твоих коленей.
ПОПУ НЕВОЗМОЖНО ПРИКЛЕИТЬ Наставленческое Я утверждаю, что попу возможно приклеить,
Пусть не совсем так, как было, но все же неплохо,
Даже в момент отслоения – бей, не робея,
Пользуйся смело ремнем, и углом, и горохом.
Розги не солят в рассоле – пора бы усвоить,
Прут – это вовсе не символ труда садовода;
Собственный мир под сугробом так сложно построить,
Но по прогнозам безоблачной будет погода.
Смело трамбуй в километры бесценные йоты,
Путь твой тернист, хоть никто осудить не посмеет;
Вас теперь двое в одном колпаке но ее ты
Все же жалей, хотя попу возможно приклеить.
ПРЕДВЕСЕНЬЕ Экспериментальное В кулачке два пера,
Чудо-птица добра,
В час волшебного сна
Одарила сполна:
Хороводят года,
Но при мне навсегда
Два пера, два крыла,
Два снопа у костра –
Курс на нежность и к боли тропа.
Пусть сплетет два пера
Общей нитью Игра,
От снопа до снопа
Путь протопчет стопа,
На пригорбье холма,
Без мотора – сама,
Окрылится мечта,
И, взлетая чиста,
Слепит пряник с начинкой кнута.
Боль и нежность – борьба,
Боль и нежность – судьба,
Сплав прочней чугуна,
Колосок из зерна.
И дорога одна,
И дорога ясна –
Пить до дна допьяна,
Да гулять дотемна,
Треснул лед – значит скоро весна.
ЖРЕБИЙ Наважденческое Каждый мой взгляд порождает чудищ,
Холодно в небе и холод в пальцах,
Рваный лоскут фантазийных рубищ
Ловко распят на моральных пяльцах.
Там, где понуро бредет прохожий,
Вижу привычных вещей шаманство –
В слове шальном и в полоске кожи, –
Всюду следы моего сектантства.
И пробиваются к солнцу прутья,
И прорастает сквозь снег крапива,
И, несомненно, управа будет
Даже на хитрых и на строптивых.
Тема врастает под кость лопатки –
Съесть бы пилюлю от отправленья,
Видно, со мной заигралось в прятки
Древнего образа привиденье –
Грустное, нежное, с хищным взглядом,
В белых одеждах, да с черной меткой,
Что, по старинным своим обрядам,
Жребий вручает со свежей веткой:
Прятать лицо за ворота ставней,
Не проболтаться во сне случайно,
В капище жертвой лежать на камне,
И добираться на мессы тайно.
И, оборону заняв под вербой,
Свист различить даже в первом ливне...
РОЗГИ В ЦВЕТУ Из сломанных розог – к зеленым побегам,
Сквозь сталь и чугун – к благоцветию дня,
Мы едкой крапивой взошли из под снега,
Как самый живучий и вредный сорняк.
С приклеенной попой, с сердечным ожогом
(Не меньше, чем пятая степень рубца)
Свой горький хинин мы искали по крохам,
Хоть делали вид, что хотим леденца.
А в темечке Тема гнездо довивала
Из ивовых прутьев, из плотных ремней,
И сон обжигала огнем ритуала,
Как днем ни пытайся не думать о ней.
Но вот мы продрались до солнечной кромки
Так пусть помолчат все догматики. Чур!
Они ведь не знают, как сложно в потемках
Из порванных рубищ соштопать парчу,
Как трудно удерживать мимику бунта,
Когда в оба глаза глядишь за черту,
Но слезные копи остались под грунтом,
Взгляни на деревья – там розги в цвету!
 |
|
|
 |
