Энтони
Голубая чашка Я смотрю на устилающие пол осколки чашки. Небьющаяся, как же. Наташка, тяжело дыша, вцепилась в край стола и не поднимает глаз от пола. Интересно, кто из нас двоих удивлен больше?
– Я не хочу.
Еще лучше. Ай-ай-ай, господа гусары, у нас проблема. Не знаем, что делать? Тогда держим паузу.
– Я не буду это делать.
Совсем хорошо. Бунт на корабле? Содрать кожу кошкой, протащить под килем и повесить на рее? Забыть, сделать вид, что ничего не было? Или?
– Я могу тебя заставить. Мы можем сейчас пойти в комнату, и через пятнадцать минут я заставлю тебя сожалеть обо всем, что ты тут наговорила. Но я этого не хочу. Этот урок ты должна понять сама.
– Нет, ты меня не заставишь!!! Не заставишь! – бросает Наташка.
– Конечно, детка, – говорю я ей, так мягко-мягко. – Ну-ка, посмотри на меня.
Сначала она упрямо отворачивается... Жду. Беспроигрышно – не выдерживает моя девочка, вскидывает голову и пытается сразить меня взглядом... Ну, что ж, что и требовалось доказать – уже и подбородок дрожит, и глаза блестят от набежавших слезинок.
Бедная моя, глупенькая. Стоп, жалеть прекращаем. Чем раньше расставить акценты, уяснить расстановку сил – тем нам обоим будет приятнее и спокойнее.
Не спеша поворачиваюсь и ухожу в комнату. Ну, засекаем время. Если больше четверти часа – сама виновата, придется мне кнут разыскивать, тот, черный. Не торопись, детка... Дааавненько я не брал в руки кнут. Интересно, не разучился? Впрочем, что зря скромничать, даже и ладонь прекрасно помнит ощущение рукоятки – твердая, теплая кожа, так удобно ложится в руку. А я-то что так волнуюсь? А вдруг психанет и хлопнет дверью? Нет... шмыгает носом. Дурочка моя, дурочка. А это что шеборшание такое? Бог мой, она же пол подметает! Ну, до такого даже я не додумался бы сейчас.
Слышится шум осколков, падающих в мусорное ведро. Хлопает дверца шкафа под раковиной. Ну, вот. Момент истины. Но ведь ты уже все решила, девочка? Тебе осталось сделать только несколько шагов, и все закончится. Несколько шагов, и потом опять все буду решать я.
А вот и шаги. Останавливается, судя по всему, прямо у меня за спиной...Вздыхает. Сглатывает и снова вздыхает, уже явно нарочито громко.
Нет, дорогая моя, за тобой последний шаг. И я за тебя его делать не собираюсь.
– Антон... – еле слышный шёпот из-за спины. Игнорирую.
– Антоша... – погромче. – Антон, я виновата... Я сама не знаю, что на меня нашло.
Хорошо. Вот теперь можно и помочь глупышке. И ушло-то на все про все пять минут. А еще и подмести успела.
Поворачиваюсь вместе с креслом. Стоит мое сокровище, глазки несчастные, носик уже набух и покраснел, уши горят. Тонкие пальчики теребят подол мягкого свитера.
– Не знаешь сама? Ну, а теперь что делать – знаешь?
– Накажи меня, пожалуйста.
Вот все и сказано. Пальцы отпустили свитер, дыхание успокоилось. Неужели не страшно? Бог мой! Как же она мне доверяет. В такие моменты я готов простить ей все. Так. Пара минут, чтобы собраться с мыслями, заткнуть мигающую аську и сказать всем пока в чате.
– Последнее решение на сегодня, малыш. Ты сама выберешь девайс и скажешь, сколько раз.
Может не стоило? Сегодня не игра. Это вам не «я угадаю эту мелодию с трех нот». Ладно, разберемся.
Она явно что-то хочет сказать, но, видимо, приняв решение, поворачивается и выходит из комнаты. Что же она выберет? Ремень – это опоздания, неотвеченные sms-ки, «ай, ну, пожалуйста, я больше не бууууууду!!!!». Флогер.... а неплохо было в прошлый раз... Так, не отвлекаемся, это потом, если все нормально закончится. Блин, неужели кнут?
Вот и моя решительная малышка – появляется в дверях, и в руке у нее – стек. Ого! Тот самый стек, про который я столько раз слышал: «Что угодно, только не ЭТО!!» Элегантный, строгий девайс. И убедительный, ничего не скажешь. Ах, что за смелая девочка!
– Вот... Этим. Тридцать раз... только....
– Только что?
– Только.... привяжи меня, пожалуйста...
Хм... Ну, привязать-то недолго. Но стоит ли потакать?
– Детка, ты плохо расслышала? Я же сказал, за тобой последнее решение – сколько и чем. Остальные принимаю я. И фиксировать я тебя не буду – уж будь любезна, держись сама. И помни, как обычно, изменение позы – премируется добавкой.
Наташка что-то хочет возразить, но благоразумно сдерживается.
– Теперь снимай штаны, да, совсем снимай. Бери подушку с дивана и иди сюда, к столу. Можешь кричать, но не забывай – счет за тобой. Собьешься – все заново. Ну, вперед.
Вот женская логика! Сколько раз видел ее попу, да что попу – ее всю! – а как снимать штаны – каждый раз краской заливается. А это что у нас? Ох-ох-ох... неужели такое хлопчатобумажное чудо в цветочек еще продают? Не... это надо наблюдать сзади – попочка, скромно закрытая хлопчатобумажными трусиками, ручки, робко тянущие их вниз, зябко сжимающие ягодички... Давай, малыш, вперед.
Наташа аккуратно складывает брюки и уже потянулась за подушкой.
– Ты ничего не забыла?
Она замерла. Мда... оказывается, смущение видно по спине не хуже, чем по лицу.
Не поворачиваясь, она потянула трусики вниз, неловко переступила, высвобождая ноги, и, скомкав трусы в комочек, запихнула в карман брюк. Белые стройные ножки и круглая попка замечательно хороши на фоне темно-вишневого свитера. Я делаю приглашающий жест в сторону стола.
– Устраивайся.
– Я... Я готова, – и уткнулась лицом в подушку.
Готова – и хорошо. Да только стол низковат для моей длинноногой красавицы. Прогиб не тот получается. Что бы такое подходящее взять? О, круглый валик с дивана.
Левой рукой подхватив под упругий животик, приподнимаю Наташку и подкладываю ей под бедра валик. Вот теперь идеально. Удобно. А до чего красиво! А сейчас будет еще красивее...
– Ну, держись, малыш!
Стек свистнул в воздухе и впился в пухлую попку ровно посередине. Наташка коротко взвизгнула и часто задышала. На попе загорелась тонкая вишневая полоса. Точно к свитеру, блин, тон в тон. Икебана!
– Не слышу, детка.
– Раз...
– Хорошо. Но в следующий раз напоминать не буду.
Куда второй? Выше или ниже? Или по бедрышкам? Ладно, еще успеем. Второй удар идет чуть ниже первого. Наташка вцепилась в край стола и жалобно скулит.
– Два. – Всхлип, но вполне разборчиво. А еще сколько, ого-го.
Следующий удар вверх – прямо по границе ягодиц. Не так больно, можно и вздохнуть.
– Три.
Ну, а теперь, чтобы жизнь медом не казалась... Четвертый удар ложится точно на границу ягодиц и бедер. Наташка кричит и зажимает руками попку.
– Чеее! ты-ре.
– Четыре?
Она судорожно вздыхает и медленно кладет руки на место.
– Три.
– Умница.
После двух десятков ударов Наташкина попа приобретает стойкий вишневый цвет, местами высвечивающийся фиолетовыми пятнами. Она вцепилась в стол и, не останавливаясь, всхлипывает.
Ладно, сделаем паузу. Оба передохнем. А то я так и попадать перестану – я, блин, не пенсионер-таки, нормальный мужик, естество в карман не спрячешь.
– Ну, детка, несладко? Стоп!! Я разве разрешал тебе двигаться?? Наш саммит еще не окончен. Больно? Конечно, больно, а ты как хотела? Больше не будешь? Вот когда не будешь, тогда и будет «хватит». А пока терпи. Все, прекращаем болтать, давай считай дальше. Было двадцать. Поехали.
Двадцать пять, двадцать шесть. ... ну это не счет уже, это визг сплошной... да, ладно уж! Сокровище подпрыгивает на месте и переступает ножками как олененок Бэмби. Двадцать восемь, двадцать девять...
– Трииидцать! всеееее!!! аааа... – и кончилась вся решительность, ревет взахлеб, как пятилетняя.
Подхватываю на руки и сажусь на диван. Обняв как малыша, тихонько покачиваю.
– Ну, все уже прошло, все. Молодец, смелая девочка... Конечно, больно, знаю... Ну, теперь уже легче. Зато будешь теперь хорошая, послушная, разумная. Ну, тихо, тихо... Сейчас мазью намажем, полежишь и потом чай будем пить. Еще полно чашек.
|