– Наталья! – Отчим позвал ее в комнату, где, судя по голосам и звону рюмок, высокий суд уже дошел до нужной стадии. Поправив перед зеркалом прическу и поясок на платье (она должна быть изящной, красивой и изысканной!), девушка открыла дверь и вышла в большой зал. Ее приветствовали сдержанными возгласами или просто кивками, и только дядя Сережа – приветственно приподнял свой бокал. Она склонила голову, лишь на мгновение успев ответить ему теплым взглядом.

– Господа присяжные заседатели! – Откашлявшись, начал отчим. – Обвиняемая предстала перед нами, и мы можем приступить к рассмотрению дела номер… – Он пошуршал блокнотом – …номер девятнадцать дробь два! Господа, прошу вас задавать вопросы.

– Назовите себя, возраст и род занятий, – Ксения Львовна была деловита, и строга, подчеркнуто сухо глядя на нее сквозь старомодные очки.

– Наталья, двадцать один год, студентка.

– У вас есть отводы к составу суда?

– Есть.

Заседатели удивленно переглянулись. Такой поворот событий был необычен и выбивался из привычного уже сценария. Хотя…

Хотя право заявить такой отвод Наталья имела, и это признавали все.

– Назовите человека и причину.

– Наш дачный сосед Владимир. Причина – мне просто стыдно.

– Отвод отклоняется вследствие незначительности указанной причины.

Володька старательно подавил вздох облегчения, доедая Наташку глазами.

– Кто из присутствующих должен взять на себя неблагодарную и трудную роль вашего защитника?

– Я добровольно отказываюсь от защитника, надеясь на справедливость и мудрость уважаемых господ.

Дядя Сережа незаметно показал большой палец, а заседатели дружно и одобрительно закивали головами.

– Вам известно, в чем вы обвиняетесь?

– Да, известно. Я совершила три проступка. Пропуск занятий по гимнастике, пропуск семинарского занятия по культурологии и невежливое обращение с уважаемым отчимом.

– Вам известно, что столь серьезные проступки подлежат серьезному наказанию?

– Известно.

– Возможность просить о снисхождении вам будет предоставлена в последнем слове. Борис Сергеевич, будьте добры, представьте комиссии свои выводы по первому проступку.

Борис Сергеевич поправил очки, столь же вычурные и старомодные, как у Ксении Львовны, и доложил комиссии:

– Наталья пропустила стандартное тренировочное занятие по гимнастике продолжительностью три часа, на котором должно быть доведено до совершенства упражнение номер семь. В ответ на мое первое и весьма корректное замечание было сказано, что в домашних условиях она сделает это самостоятельно, причем куда лучше и быстрее, чем в нашем тренажерном зале и под моим руководством. Тем самым, как я считаю, было проявлено еще и неуважение ко мне, как к тренеру, поскольку без моего руководства столь сложный комплекс постичь нельзя.

– Обвиняемая, назовите причину пропуска занятий и отказа от наблюдения тренера.

– Я не могла идти на занятия в купальнике.

– Почему?

– На бедрах были свежие следы от наказания.

– Кем и как вы были наказаны?

– По решению отчима за день до занятия – сорок ударов ротанговой розгой по ляжкам спереди и сзади.

– То есть вы решили скрыть от тренера и подруг по секции факт полученного и заслуженного наказания?

– Да.

– А чем был мотивирован отказ от личного руководства Бориса Сергеевича?

– Это не было неуважением. Я постаралась разучить все сама.

– Понятно. Аргумент не принимается… или? – Ксения Львовна сделала паузу, заметив поднятую руку дяди Сережи. Выслушав его, неохотно кивнула головой, скривившись от неизбежной справедливости:

– Уважаемые заседатели, прошу вас отметить в бюллетенях вид наказания по первому пункту первого проступка. Степень наказания за неуважение к тренеру мы определим только после того, как обвиняемая покажет нам, как она самостоятельно смогла разучить указанный комплекс.

– Факт наказания, – упрямо поправил дядя Сережа, – по второму пункту первого проступка – не степень, а факт…

Борис Сергеевич недовольно засопел, но беглое голосование решило вопрос в пользу мнения Д.С. Затем комиссия зашуршала бумажками, которые посыпались в вазу темного стекла.

– Второй проступок – отсутствие на семинарском занятии по культурологии… Назовите причину.

– В этот день я была наказана двухчасовым сидением на кобыле.

– То есть время занятия вы провели в комнате для наказаний?

– Да.

– Вы считаете это уважительной причиной?

Наташа молча пожала плечами. Дядя Сережа предостерегающе покачал головой, но Ксения Львовна уже возмущенно вскинулась очками:

– Отвечайте на поставленный вопрос!

– Да, я считаю это уважительной причиной.

– Уважаемая комиссия, прошу комментировать.

Отчим хмуро заметил: – Она в тот момент была наказана, и я не мог допустить неповиновения.

– Но ведь можно было перенести время наказания, – откашлявшись и отчаянно краснея, наконец подал голос сосед Володя.

– Я тоже просила отсидеть после возвращения с учебы… – сказала Наташа, и опять недовольно покачал головой дядя Сережа, словно предсказав реплику Ксении Львовны:

– Я просила комментариев присяжных, а не ваших! Извольте стоять молча!

– У меня была запланирована важная встреча, и я не мог ждать ее возращения из института. Поэтому принял решение посадить на кобылу немедленно – тем более, что проступок был идентичный, пропуск занятий. Так продолжаться больше не могло.

Ксения Львовна еще раз поправила очки:

– То есть предыдущий проступок автоматически потянул за собой совершение второго? И первоначальная вина не было компенсирована должным образом? Прошу голосовать простым поднятием рук: признать ли по второму факту вину обвиняемой.

– Четверо считают вас виновной, двое – нет. Итак, вы признаны виновной и по второму пункту. Прошу назначить обвиняемой наказание.

Шуршание бумажек, движение по кругу вазы темного стекла.

– Третий проступок. В чем проявилось неуважение, Олег Сергеевич?

– Я не хотел бы комментировать. Тем не менее прошу уважаемых коллег принять во внимание сам факт, что неуважение было. И весьма серьезное.

– Не могу ставить под сомнение слово моего друга и коллеги, – впервые взял слово Дмитрий Николаевич, театрально огладив пышную седую бороду. – Однако отказ от комментария делает невозможным наше дальнейшее суждение…

– Ну, пусть скажет, чего там… – снова черт дернул Наташу за язык. Дядя Сережа в сердцах даже махнул рукой – ну что за девка, опять нарвалась! Она мысленно ответила ему: «А чего он! Придумал тоже – драить сапожки голыми губками… да еще руками не трогать, только бедрами работать… Ну, я высказала, что думаю…»

Отчим повторно отказался комментировать, но ситуацию это уже мало могло изменить: третье предупреждение за неуважение к присяжным и процессу слушания дела, которое выразилось «в пререканиях и замечаниях».

Гордясь собой и своими искусством ведения дела, Ксения Львовна подытожила:

– Третий проступок по первичной заявке с обсуждения снят, однако номер третий остается за неуважение к процессу. Господа, прошу в третий раз определить наказание обвиняемой.

– Обвиняемая, вы можете пока удалиться в свою комнату. Вас вызовут для оглашения приговора.

О чем они там шумели и звенели рюмками, Наташа не прислушивалась. И без того понятно, что проступки достаточно весомые, она не сомневалась в необходимости наказания и переживала только за то, чтобы к наказанию не привлекли посторонних. И так Володька вон сидит, глазами кушает.

– Наталья!

Она вновь проверилась перед зеркалом, хотя знала, что через минуту вся эта укладка волос и тщательно приглаженного наряда полетит ко всем чертям. Вернулась и послушно встала в центр большой комнаты.

– Обвиняемая, вы признаны виновной по всем названным пунктам. Вы будете просить о снисхождении?

– Нет.

– Причина?

– Осознание мною тяжести моих проступков.

– Мы полагаем, что осознание буде теще более полным после наказания

– Да.

– Все виды наказания, которые вам определены в результате тайного голосования господ присяжных, предполагают полное и безусловное обнажение всего тела. Вы будете обжаловать это решение?

– Нет. Я должна быть наказана голой.

– Будьте добры снять платье.

Наталья быстро выполнила распоряжение, оставшись в скромном лифчике и тонких трусиках.

– Выбудете просить о наказании один на один?

– Нет. Я заслужила публичное наказание.

– Снимите лифчик и предъявите членам комиссии груди.

Щелкнув замочком и аккуратно убрав в сторонку лифчик, девушка по очереди подошла к каждому из шести присяжных и позволила потрогать красивые полушария грудей с крупными сосками.

– Ни у кого нет отводов или возражений по наказанию грудей и сосков обвиняемой?

– Нет. Груди выглядят крепкими и, на мой взгляд, вполне способны перенести назначенное наказание – ответил Боис Сергеевич.

– Красивые груди, – смутился сосед Володька. Еще бы, его первый раз позвали вот так вот, в полной мере судить и наказывать Наташку, до этого он только пару раз мельком видел ее при порке на лавке в сарае, и когда она полола сорняки голышом.

– Хорошие, развитые груди, однако соски показывают возбуждение обвиняемой, – покачал бородой Дмитрий Николаевич.

– Вы правы. Наказание грудей будет увеличено на десять процентов по всем пунктам. Еще какие-либо замечания у членов суда есть? Если нет, прошу обвиняемую обнажиться полностью.

Наташа без промедления спустила трусики, мельком поймав одобрительный взгляд дяди Сережи. На этот раз члены комиссии столь же внимательно и придирчиво ощупывали, мяли ее зад и промежность. Краснея и потея, первый раз запустил пальцы между ног и сосед Володька, поразившись, какими податливо-горячими были ее половые губки. На бритом лобке Натальи коротко топорщилась едва отросшая щетинка, но в вину это ей не поставили, поскольку отчим справедливо предупредил комиссию – девушка не выбрила лобок по его распоряжению. (О том, что распоряжение было «в целях более качественной чистки обуви», он решил умолчать).

Перед началом наказания ей предстояло проделать эту процедуру: кто-то из комиссии, по жребию, удалит оставшиеся волоски сухой и тупой бритвой. Внимательно были проверены не только бедра, ягодицы и промежность – опытные челны комиссии осмотрели также запястья и лодыжки Натальи – потому что это был весьма важный вопрос фиксации тела наказанной.

Там же, посреди общей комнаты, ей пришлось дважды, в быстром и затем в замедленном темпе, провести ту самую серию упражнений по гимнастике, которую она пропустила на тренировке. Вышколенное, тренированное и закаленное наказаниями тело девушки с такой грацией извивалось и изгибалось на полу, что дрогнуло даже закаленное сердце Бориса Сергеевича – и когда Наталья в очередной раз, в замедленном темпе, перешла из стойки на руках в шпагат, а затем вывернулась буквально наружу, высоко и открыто вскинув волнительно обнаженные бедра, он ворчливо снял обвинение «по пункту два…»

Перед тем, как отвести обвиняемую, точнее уже приговоренную, в зал для наказаний, комиссия продолжила легкий ужин, совмещенный со жребием – кому готовить девушку к исполнению приговора. Как и следовало ожидать по закону подлости, это оказался вовсе не дядя Сережа, одно присутствие которого так заметно волновало Наташу. Жребий подготовить ее лобок к порке, то есть попросту побрить начисто, выпал, как она и боялась, соседу Володьке. Тот едва дождался, пока Наталья выйдет из душа и сухо вытрется. После этого она легла на спину, широко раскинув ноги и приподняв навстречу лоно. К счастью, поза девушки не позволяла видеть ее прикушенные губы – настолько неумело орудовал Володька действительно тупой бритвой. К концу бритья промежность девушки была красной от сильного раздражения, и с общего разрешения Ксения Львовна побрызгала на влагалище спреем. Наталья выгнулась еще сильнее и глухо застонала – боль от спрея была длинно-огненной и сухой.

И вот, наконец, все проходят в хорошо знакомую Наталье и почти всем присутствующим комнату наказаний. Кто-то усаживается, кто-то стоит у стенки, а девушка занимает место посреди гостей, стоя на коленях и закинув руки за голову. Это вычитанная то ли отчимом, то ли Борисом Сергеевичем в книжках «Поза послушания и ожидания приговора».

– Обвиняемая, напоминаю, что вы признаны виновной по трем пунктам. Согласованное мнение комиссии, за вычетом самого легкого и самого сурового наказания, выглядит следующим образом:

По первому пункту – сто ударов мокрыми ремнями, распятой на косом кресте, двумя исполнителями одновременно. Исполнители – Борис Сергеевич и Дмитрий Николевич, согласно выпавшего жребия.

По второму пункту – наказание розгами в виде повторяющегося движения ползком «сквозь строй» господ заседателей – общим числом в 40 ударов каждым исполнителем.

По третьему пункту – наказание легкой многохвостой плетью грудей в 20 ударов и промежности в 30 ударов, жребий выпал Ксении Львовне.

И последнее: недельный жребий владения вами выпал… – Ксения Львовна сделала театральную паузу, развернула бумажку и с откровенным вздохом сожаления огласила: Сергею Ипатьевичу.

…Пока ее руки привязывали к кресту и готовили к порке ремни, дядя Сережа под видом укладки рассыпавшихся волос шепнул на ухо: – Мы выиграли дело, зайка. Вся неделя – наша!