…Марку этого «трахтора» Игорь даже не пытался определить – явно собранный из двух или трех транспортных средств в сельской кузне, она же филиал районной сервис-службы «БМВ энд УАЗ», он справно выполнял свою задачу – лениво переваливаясь по ухабам, тащил на здоровенном танковом тросе его мертвый «крузер». Который весь из себя «ленд» и прочее, не считая так же сдохшего кондишена и отчего-то истерично взвывающей сама по себе сигнализации. Оттащили не далеко – но это «недалече, рукой подать», было заявлено по местным меркам – километров под двадцать. И за все время пути ни навстречу, ни сзади не попалось ничего и никого, хотя проселок явно не для коров делали, мостики из мощных стволов перебрасывали и кое-где даже канавы дренажные рыли.

Даша трудно повела плечами, сводя лопатки: хуже, чем рывком длинной плети, ожгли чужие шаги по дороге. Перевела дух, облизнула закушенные, чтобы не стонать, губы. Разжала сжатые в кулачки кисти растянутых в стороны рук, схваченных на перекладине креста широкими ременными петлями. Хуже очередных плетей был приход кого-то, кто сейчас шептался с теткой. Не оборачивалась, хотя могла бы – привязаны только руки, извивайся как угодно, хоть передком у креста повернись… но чтобы не встречаться глазами – потому что хоть и свои тут все, а когда ты как есть голышом на распялке, вся плетью исписанная – тут позора лишнего – ого!! По шагам понимала – мужик. И того хуже… Накатило волной горячего стыда – даже про боль спины забыла, стиснула тугие голыши, плотней ляжки свела – хотя все одно задом к нему стоит, а оно как-то… не так стыдней…

Снова бухнули сапоги, удалились, загребая придорожную пыль. Злой, отрывистый и даже какой-то обиженный голос Марковны, что приходилась ей многоюродной теткой:

– Не дал боженька тебе всю порцию прописать… Чужака везут, сломалась машина евоная… А ну-ка, размягчи зад! Хоть напоследок протяну с опоясочкой…

Как-то механически-привычно расслабила бедра, а в голове стучала новость, которая, выходит, взаправду снилась два дня подряд! Вещие, ой вещие были ночки! – А-а-аххх… – мммм… – рвущая боль с «опояской» обернулась вокруг бедер, взрезала на голышах круглый полумесяц, набухший острой болью.

– Ну вот, хоть с протяжки стон подался… – довольно проворчала Марковна, сворачивая кольцом длинную узкую плеть. Потянулась повыше, отстегнула ремни – Ну-ка, домой! Платье-то натяни, стерва, сверкаешь тут голяком бесстыжим… Ничо, я тебе назавтра хоро-о-ших прутов настегаю! Досыта!

Хутор, утонувший среди матерого ельника, вынырнул сразу за очередным поворотом. Как и было обещано в начале буксировки, на постой его определили «а вот сразу второй дом, к Ермилу, он до гостей охочий». Так же споро и немногословно плечами затолкнули «крузер» на необъятный Ермилов двор, тяжело проскрипели воротами (крепостные… – оценив толщину досок, хмыкнул Игорь) и убедительно заверили: человечек в район уже того, пошел, кого надо вызовет, машинку твою сделают, а пока жди – да гостюй. Вот Ермил обо всем чего надо и скажет.

Откланялись, мохнато шевельнули бровями и бородами, презрительно глянув на заготовленную «пятихатку», и окутались дымом «трахтора», пропадая на проселке. Остался с Игорем только один – как выяснилось из коротких, степенно сказанных «гостевых» слов, это и был Ермил:

– В дом прошу, гостевать и мир нести… Меня Ермилом называй.

– А по отчеству?

Сухощавый, подвижный дед еще раз коротко поклонился:

– Сказано ж, как называть… Чего отчество, чего зря слова плодить…

– Хорошо. Спасибо. Я – Игорь…

– Игорь так Игорь… – неуловимо пожал плечами хозяин, отворяя широкую домовую дверь.

Молча поклонилась у печи крупная, статная хозяйка, совсем и не пожилая женщина, ловко сняла со стола накидку, под которой уже густо теснились миски да плошки («Узун-кулак», – опять глубоко про себя ухмыльнулся Игорь – откуда знали, что к ним человека приведут? Пока крузер ставили, такой стол никак не собрать…»), не тратя лишних слов, сел к столу вслед за хозяином. Оглянулся – не сядет ли хозяйка, но той уже не было – даже половицы не скрипнули, когда вышла. Ермил щедро набулькал из темно-синего штофа янтарного цвета жидкость, мелко перекрестил рот и, подавая пример, аккуратно вкинул стопку внутрь бороды. Игорь с непривычки к таким стопарям повторил жест медленнее, а потом некоторое время собирал разбежавшиеся глаза: миленький ягодный запах маскировал градусов этак за шестьдесят…

Упреждая вопросы, Ермил проговорил:

– Откушаешь, отдыхай. Уже постелено, вон там, в боковушке. А уж вечерком разговоры разговаривать будем. Лады?

– Лады, – радостно кивнул Игорь, наконец-то ощутив в себе всю-всю накопившуюся за утро и день усталость. Утонул под толстым стеганым одеялом и вынырнул оттуда уже затемно…

Вечером и вправду куда интереснее «разговоры разговаривать»: и стол хозяйка собрала побогаче, и сама аккуратно с краешку присела, и Ермил выглядел уже не таким молчуном:

отвечал обстоятельно, то и дело вворачивая в разговор всякие умные слова, словно подчеркивая – мы тоже не лыком шиты, кой-чего в жизни повидали.

– А вот поясни-ка, Ермил, – улучив удобный по его мнению момент, решил выловить из головы засевшую неотвязную мысль Игорь – А вот недалеко от хутора, прямо у дороги, крест стоит… Старый такой, толстый.

– Ну, стоит и стоит, – пожал плечами Ермил, отчего-то покосившись на внезапно зардевшуюся хозяйку. – Вкопали хорошо, вот и стоит, не падает…

– Это-то понятно, – отмахнулся Игорь, – но он странный какой-то… Зачем там петли ременные на концах?

– Ишь, да ты остроглазый… – в голосе Ермила смешалось удивление и неудовольствие. – Да это так… по делу висят. Ну, там если грешки кое-какие… У некоторых… Особливо по молодому делу… В-общем, для слабого полу презумпция!

От очередного умного слова хозяйка покраснела еще пуще и двинулась, словно бы выйти из-за стола, но Ермил ловко ушел от темы креста:

– Ты лучше скажи, как это тебя к нам, на Верховень-озеро занесло?

– Понимаете ли, я ученый… Лингвист и филолог. Руны искал старые, спрашивал… В дела старой веры не лезу, вы не беспокойтесь, просто...

– Мы и не беспокоимся, – усмехнулась борода Ермила, оставив настороженными глаза. – Паче того, что старой Веры нету! Есть истинная и прочие. Ну, не об том я тебя спросил, филолог ты аль геолог… И чего ищешь – это дело твое, человечье. Как сюда попал-то?

– По карте глянул, надо было, как потом я подумал, налево свернуть, а меня направо чего-то потянуло, проехал всего ничего, потом хряснуло что-то в моторе, и вот…

– Карта, это хорошо. Умная небось карта, столичная… – то ли смеялся, то ли просто поддерживал разговор хозяин. – Из Москвы оно все видать… и повороты всякие…

После третьего стопаря, который Игорь принял на грудь уже куда смелее, они быстро, но весьма обстоятельно решили сразу несколько важнейших вопросов: вправду ли Игорь Евгеньевич настоящий профессор лингвистики и можно ли после такого открытия называть его просто Игорем, какая рыба ловится на протоках возле Верховень-озера, какой нынче урожай на ягоду будет, и зачем этим клятым «мириканцам» тот самый Иран…

От Ирана вернулись к рыбе, и Ермил пообещал на зорьке показать ему тропку к той самой протоке, где налимы «во-от такие!». А коль повезет, то и сазана взять можно! Когда пошло разведение рук в стороны и воспоминания, каких, кто сазанов да сомов, где и когда вытаскивал, хозяйка убедилась, что посиделки идут в правильном направлении и незаметно оставила мужчин одних.

– Марковна, лихорадка тебя задери, – не зло, но осуждающе выговаривала Ермилина хозяйка соседке, сухой и всклокоченной женщине непонятного возраста. – Какого ты опять к Дашутке прицепилась? Весь хутор гудит, ну как будто тебе дегтем ворота мазанули… Чего взъелась, спрашиваю? Чего на крест девку повела?

– Отстань, Петровна, – устало говорил та, теребя концы серого платка. – Мое дело за ней глядеть. Вот и гляжу, как умею.

– Твое-то – твое, а вот славу пронесут зазря! Вона, гость пришлый, и тот про крест расспрашивает! А вдруг проверка какая? Беду накличешь… Чужих нам только не хватало… Сколько девочке дала-то?

– Да всего дюжину выстегнула, расшумелись тут! Больше ничо не успела. Девочку нашли… Молодайка тугозадая! Для Дашки дюжина кнутами – что горох об стенку. Даже не взвыла ни разочка!

– А тебе надо, чтобы каждый раз дуром орала? Зря ты так к ней…

– Ой, молчи хоть ты уж, Петровна… Твой все мозги прогрыз – не тронь да не тронь… будто евоная дочка… Да хоть и евоная, сколь надо будет, столько и стегаю! И весь сказ! Так Ермилу своему и скажи! И гостю тоже! Будут тут еще чужаки всякие со своим уставом… – начала кипятиться Марковна, и хозяйка Ермила поняла, что толку опять не добьешься. Только хуже сделаешь, все той же Дашутке… А дочка она Ермилу или нет – то Богу видно… Своих-то не привелось… Вздохнула и вернулась в дом.

Игорь не поленился сбегать на двор к «крузеру» за моднючим спиннингом, вызвав независтливое уважение хозяина набором всяких разных блесен. И опять же ненароком, но ловко свернул на оборванную тему:

– Так я насчет того креста так и не понял…

– А тебе и не надо, – махнул рукой Ермил. – Наши знают, и ладно.

– А может и вовсе спрашивать не надо? Вы скажите, а то может я чего задеваю…

– Ну, ты не медведь, заденешь – выживу, – ухмыльнулся Ермил. – А про крест… Иной раз девок да баб молодых к нему ставят. Нравоучать…

– Это как? – наконец-то перехватило спазмом понимания грудь и знакомо отозвалось в висках: «Вот оно! Нашел!»

– Как, как… постегать… как еще… Не по-домашнему, а чтоб знатно, при важном грешке! – Ермил многозначительно воздел палец и внезапно подмигнул: – Моя-то вон как подхватилась, когда ты про крестный правеж спросил… Э-эх, было дело, да быльем поросло, уже не гневаюсь!

Разлил по стопарям, мотнул головой куда-то в сторону:

– Как люди сказали, что твою колымагу ко мне ташшат, Дашку-то тетка и привела обратно. А вот ремни состегнуть наспех забыла. Кабы не ты – девка бы втрое натерпелась…

Рука Игоря потянулась к пачке сигарет, натолкнулась на неодобрительный взгляд хозяина, застыла, как едва выдавленный из горла вопрос:

– А что, сегодня там кого-то…нравоучали? И я помешал?

– Правильно сделал, что помешал, – словно сам себе, проворчал Ермил. – Дашка девка хорошая, это тетка у нее дуркует… Совсем уж девку загнала придирками… Почитай, кажную неделю, а то по два раза – розог да розог, розог да розог… а нынче на крестный правеж снова поставила. Там ведь не прутом, там плетью-длинником ! Дуркует совсем.

– А родители что же?

– Одни они живут с Дашуткой. Вот баба и насела на девку. Напраслину возводит – та уже в институт поступать готова, умница да книгочейка каких поискать, а та все норовит ее будто на цепи… дура баба! Разве же Дашутку удержишь в нашей глухомани? Сама, окромя того что в школе, еще и французский язык учит! Не, плохо там дело… скорей бы уж поехала в большой город да выучилась. А то вовсе запорет девку…

– Ну, так вы бы подсказали, или вовсе запретили… Вы человек явно уважаемый.

– Потому и уважаемый, что в чужой дом не лезу… может, и не чужой, да не лезу… – туманно проговорил Ермил. – Лады, человек ты вежевый, умный – я сразу понял. Так что лишнего если сказано чего, языком тоже не молоти.

– Не буду! – Клятвенно и совершенно трезво заверил Игорь. И, чтобы подчеркнуть свою незаинтересованность ни в чем лишнем, переспросил:

– А почему это я вежевый, в смысле знающий?

– В смысле вежливый да понимающий, – помог с лингвистикой Ермил. – Ну, поперед хозяина к хлебу не полез… Сигаретки вон в доме курить не стал… К божнице задом не поворачиваешься… Мясо из похлебки не поначалу, а в конце доставать стал… Соль не просыпал… Вижу же, что вежевый! А то стал бы я с тобой разговоры разговаривать… Хоть ты и три раза профессор…

Игорь хотел гордо приосаниться, но тут же выяснилось, что после клюквенника не слушаются не только ноги, но и плечи… Ермил, пряча усмешку, довел его до уже знакомой кровати и гость снова утонул… чтобы вытряхнуться оттуда на зорьке от беспощадной тряски Ермила:

– Так за рыбкой пойдешь, аль нет?

– А? Что? Уже пора? – ошалело помотал головой, с удивлением понимая, что вместо ожидаемого колокольного звона голова чиста и вовсе не пуста…

Ермил понимающе хмыкнул и явно в расчете на похвалу уточнил:

– Голова не того? Может, подлечить?

– Ни в коем случае! Великолепная настойка! Как будто и не было!

– Это точно! И не было! Потому как вечерком надо это поправлять. Как же так – гость в доме, а ничего не было… – понятливо переговариваясь, собрали тот самый модный спиннинг, отчего-то оказавшиеся под лавкой блесны, прихватили давно готовый вещмешок Ермила и дружно зашагали по тропинке.

Точнее, тропку видел только сам Ермил, а у Игоря хватило ума не чертыхаться на каждой кочке. Как хутор, так и протока – вынырнули внезапно, словно откинулась волшебная занавеска. Спустились к песчаному бережку, Ермил показал обещанное «клевое место» и, сославшись на неотложные дела, велел вернуться домой к обеду. Ну, в самый край – часа к пяти вечера, потому как… и подмигнул.

– Понятное дело! – разворачивая спиннинг, подумал Игорь. – Хоть и хорохорится хозяин, а все равно тут каждый новый человек на виду и на счету… И разговоры разговаривать ему страсть как охота… Тем более – как там? Вежевый? – усмехнулся сам себе, старательно отгоняя мысль – вернуться ближе к хутору, найти тот проселок и увидеть… Нет, не девушку на кресте, хотя бы сам крест, еще хранящий тепло ее тела.

– А вот это уже я сам… дуркую… – провернул катушку. – Это же вчера было. Какое уж тут тепло! Горячее тепло, горячее… – спорил сам с собой. – Жаркое тело в теплой осенней дымке… С бусинками пота между сочными чашами полных грудей… на лице… гримаса красивых, пухлых губ после хлестких ударов… Судорога белого тела… Волна русых волос, метнувшаяся над изгибом спины… Обнаженная лесная красавица, голым телом к жалу плетки… И обязательно родинка, милая родинка на круглой, тугой попке… Белой… Снежно-белой, сильно сжатой от строгой порки… – вот черт – ругнул сам себя, нервно дергая зацепившийся за что-то спиннинг. Леска мощно дернулась в ответ и через несколько минут упрямой борьбы что-то сверкнуло словно нагим русалочьим боком, размашисто врезало по воде хвостом, дугой выгнулось над пенистым буруном воды. Пока не оглушил рукояткой ножа, уже на берегу, крупный сазан отчаянно бился, вскидывая песок и сухие водоросли. По старому рецепту завернул рыбину в крапиву, сунул в тень под куст, вытащил сигареты, отирая со лба пот, поднял глаза и устало чертыхнулся снова: ну вот же привиделось… Та девчонка, что рисовалась на кресте… Русые волны по плечам, пухлые губы, глазищи в пол-лица…

Привидение от чертыхания не пропало. Наоборот, обрело плоть и кровь, шагнув чуть ближе и внимательно глядя на Игоря:

– Здравствуйте вам…

– И тебе здравствовать! – ответил тот.

– Хорошего взяли, – кивнула головой на рыбину. – Везучий…

– Вчера еще думал, что невезучий! Пока не встретил такую вот нимфу…

– Те на оливках сидели! – засмеялась девушка, – а у нас разве что кикиморы еловые!

– О-о, леди знает мифы Древней Греции?

– Леди еще знает, что вы со своим сазаном мне вершу сорвали… – вздохнула та и, сторонкой обойдя Игоря, спустилась к воде. – Вон там была… Это хорошо, если под корягу снесло… а то пропадет, жалко… хорошая была верша.

Игорь виновато развел руками:

– Я ее просто не видел…

– Само собой. На то и ставят, чтоб не видно. А если бы и видели – сказали бы сазану взять левее? Ля гош, ля гош, мсье сазан!

– У вас, леди, разговор вовсе не… – замялся.

– Не из глухого хутора? – снова засмеялась. – А как надо? Лаптем щи хлебать и через слово сморкаться в подол? Вот не поверите, но я даже трамвая не боюсь!

– Ну, это вы уже слишком… я бы сказал, утрируете. Видите ли, я лингвист, специалист в области языкозна…

– Знаю! – отвела ладонью волосы от лица, – вы у Ермила гостюете, мастеров ждете. Вчера вашу серебрянку мужики приволокли.

– Серебрянку?

– Ну да… она же у вас серебристая?

– Да, правильно… Меня Игорь зовут.

– Игорь Евгеньевич! Мне вас просто Игорем звать неможно, – строго ответила девушка, снова превращаясь из милой собеседницы в настороженную лесную «дичку».

– Неможно… неможно… – посмаковал на языке красивое отрицание Игорь, который снова профессор и Евгеньевич, – а что еще неможно?

– Ждать, пока верша напрочь уплывет! – вздохнула девушка.

– Так давайте же ее вытаскивать! – отложил Игорь свой спиннинг. – Так сказать, проводить спасательные работы по извлечению безвременно утопшей верши… Простите, юная леди, а с кем мы будем эту операцию проводить? Меня вы вот даже по имени-отчеству узнали заранее. Как зовут еловую нимфу?

– Дашей зовут, – и в глазах тут же мелькнуло недоумение: – А что вы так… удивились?

– Я, это… Да так, ничего… Показалось! (Даша… Даша… имя распространенное, но не факт, что на таком маленьком хуторе много Даш, да еще таких грамотных… книгочейков… неужели – она? Не заметно, чтобы ее вчера на кресте стегали… А как должно быть заметно? Кровь сквозь платье? На носилках к берегу принести? Слезы неделю не сушить? Все, брат профессор, съехала твоя крыша… забудь!)

Девушка отошла еще на шаг в сторону, слегка повернув голову, смотрела, как он расстегивает легкую рубашку. Смущенно покраснела, взялась за подол платья и потянула его вверх. Мельком он отметил что-то странное в ее позе… Потом понял – она снимала платье не спиной к нему или боком, как сделала бы любая девушка рядом с едва знакомым мужчиной, а повернувшись лицом. Удивленно отметил странную смесь купального верха, вполне современного, с плотными, видавшими виды, темно-синими трусами времен фараонов… Долго разглядывать себя Даша не позволила, шагнула к воде и ловко, почти без всплеска, ушла по шею:

– Какое русалочье движение! – громко восхитился Игорь, окунаясь следом в довольно холодную воду. – А вы умеете перекидываться?

Даша удивленно посмотрела на него, и он пояснил: – В русалку превращаться.

– А чего тут уметь-то? – совершенно спокойно ответила девушка и исчезла, внезапно вынырнув уже с другой стороны от него – только тело почувствовало плавный удар подводной волны. – Я уж думала, вы меня за оборотня приняли… Перекидываются-то в волков! Это мужики в основном, а мне и не надо.

– Идите вдоль берега, вон к той коряге… я веревку поймаю, будем вытаскивать… – внезапно оборвала разговор и снова исчезла, мелькнув удивительно белым телом. Он даже помотал головой от наваждения – мелькнувшая под водой фигурка вовсе не имела темно-синего пятна уродливых толстых трусов! Послушно прошел к коряге, скользя по наносам ила, оглянулся в поисках Даши и чуть не выругался, когда она возникла лицом к лицу, окруженная волной струящихся по воде русых волос. Неторопливо, куда медленнее, чем положено по спасательной операции, протянула ему конец толстой веревки.

– Вот, нашла… Ее на корягу мотнуло, вон там – показала метров на десять в сторону. Он молча принял веревку, не отводя от нее взгляда. Глаза помимо воли скользнули вниз, к зеленоватой воде, где серебристо рисовалось тело. Не засмущалась, не отстранилась. Осталась рядом, скрытая водой и совершенно открытая. Медленно протянула руку к его голове, тронула мокрые волосы и сразу отдернула, словно обожглась:

– Немножко седые… красиво… А вы совсем и не старый, хотя и профессор!

Не дала ничего ответить, снова упруго толкнула волной и пропала, показавшись уже на выходе из воды.

Игорь не торопился следом: почему-то был уверен, что волшебство закончилось и на берег она выйдет в том же странном наряде. Вышла. Он был прав… и вдруг туманом повело по глазам – когда она убрала вперед волосы, отжимая их у склоненной головы, он на тысячу процентов уверился, что это – та самая Даша. Слегка наискось, от плеч к талии, шли темные полосы вчерашних рубцов. И проклятые, тугие трусы – скрывшие родинку… Она была там, была! Он это знал, знал! Но надо было увидеть. Не знал, зачем и почему, но просто знал: надо. Увидеть, а дальше… Ох, наваждение!

Выбрался на берег, ворча что-то про бурлаков на Волге, вытягивая за собой веревку и не глядя в сторону девушки. Лишь натянув плотные брюки и ощутив «безопасность», осмелился снова посмотреть в ее сторону и хрипловато сказать:

– А про что спрашивать совсем уж неможно?

– Про то, как я плаваю, – серьезно ответила Даша.

– Не буду… Хотя я же профессор, у меня работа такая вопросы задавать, – почувствовал, что краснеет как свекла или как пацан перед первым свиданием. – Например, про полосочки на спинке… Это тоже неможно?

Встретил ее спокойный и чистый в какой-то наивности взгляд:

– А-а, вы про следы… Это так, поучали немножко.

– Ничего себе «немножко». Я же вижу, какие там рубцы.

Даша отрицательно помотала головой и упрямо повторила:

– Это немножко. Это ничего.

– Слушай, я понимаю, что лезу не в свое дело, но так же нельзя… это... это просто неправильно! Тебя же забьют так!

– С чего вы взяли? – она удивилась совершенно искренне. – Тетушке только кажется, что она сильно порет. Раньше трудно было, а теперь я же умеючи лежу… Приученная! Ей покажи, что вся корчусь, она и рада, и мне быстрей все заканчивается, и она себя важной чувствует… Все хорошо. Не переживайте. И не надо про это больше, ладно?

– Прости… но мне показалось, что… – натолкнулся на взгляд и осекся. – Все. Понял. Молчу.

– Еще ловить будете?

– Ты знаешь, наверное, уже нет… пойду назад. Вот, сазана принесу… Кстати, а вершу-то как? Вытаскивать?

– Нет, я сейчас перевяжу веревку и пусть снова стоит. Пустая она.

– Тащил, тяжелая была!

– Пустая, только пара раков. Я же видела.

– Где??? На глубине, в водорослях, видела что в верше??? – потом вспомнил, кого и о чем спрашивает, очумело махнул рукой и подобрал спиннинг.

По дороге к хутору, которая показалась ему в сто раз короче, он так и не успел обсудить с Дашей важнейшие вопросы современности: как и куда поступать в институт, зачем ей французский (« – Да какой там французский! Я только начала… – А зачем он тебе? – Это язык любви…»), почему нельзя рассыпать соль, отчего в больших городах люли злые, что профессор он совсем недавно и что она обожает танцевать, только негде и не с кем, что свет к ним провели уже давно и скоро газ подведут, и что не нужно быть миллионщиком, чтобы купить «серебрянку» как у него… стоп. Неправда. Как раз это все они обсудить успели. Все-все, кроме…

И только напоследок, уже перед домом Ермила, нервным коротким вопросом:

– Прости, Дашенька, а тебя… что ты со мной была… не станут наказывать?

На берегу она приняла вопрос спокойно, а здесь настала ее очередь покраснеть. Почти шепнула:

– Не знаю… Пусть…

Резко повернулась и, не оглядываясь, пропала за своими воротами.

Ермил колдовал в бане. Судя по тому, что он туда таскал в плошках и бутылках, иначе как колдовством предстоящее «Попаримся маленько!» назвать было трудно. Но хозяин явно был рад блеснуть банным искусством, да и Игорь, хоть и городской, толк в этом понимал. «Маленько», но понимал. Не понимал только, от чего так колотится под рубашкой сердце – ну не мальчишка же, в самом-то деле!

Ну и что, если за невысоким забором, прямо на дворе, между соседским домом и сараем, вдруг появилась коренастая длинная лавка? Может, вечерком чайку попить собрались!

Ну и что, если даже сюда, к ермилиной бане, доносится иногда злой окрик визгливым бабьим голосом? Просто семейные сцены, просто слышимость тут… лесная!

Ну и что, если сокрушенно поджимает губы ермилина хозяюшка, ненароком шепнув в сенях:

– Вы что, и вправду с Дашуткой на двоих купались? И видели, как она?.. – осеклась, отвернулась.

И чего они так волнуются? Сами ведь уже поняли – я «могила», я же вежевый…

Ну и что, если к Дашиному дому прошла откуда-то с огородов сухощавая остроносая женщина в сером платке, сжимая в руках тяжелый пук толстых, тугих, длинных-длинных прутьев? Может, веник обновляет…

Ну и что, если в сердцах чертыхнулся Ермил, глянув на вставшее у лавки ведро с чем-то темным. Может, ему самому на опохмелку рассольчику захотелось!

Очнулся, когда третий окурок обжег пальцы. Аккуратно затоптал, оглянувшись – не заметил ли хозяин. Тот возник откуда-то с другой стороны, мимоходом обронил: – Дыми уж… на дворе можно. Смолокур ты эдакий… Ну, пошли что ли в баньку?

– Сейчас? – не удержался, скользнул глазами по соседскому двору.

– Сейчас, – хмуро сказал Ермил. – Пошли. Чего уж тут. Оно и пар выходит. – Тоже подмел взглядом двор соседки, видимо, увидел что-то важное и почти подтолкнул: – Пошли. Дашке хужей будет, коль ты ее на лавке глядеть будешь, как она в чем мать родила под прутами вьется… Вот никого не жалел. И не буду. А Дашутку – вот ее жалко…

У низенькой дверки в баню вдруг резко остановился, в пол-оборота спросил:

– Или девка, ну, того, сама тебе сказала? Чтоб ты ее вон так видел?

– Н-нет… – выдавил Игорь.

– Уф… – облегченно вздохнул враз повеселевший Ермил. – А тот тут про вещий сон слушок бродит… Уж больно вы с Дашкой с того сна, похожие.

– А что за сон? – встрепенулся Игорь.

– Пошли. В баню, говорю…

Они скрылись внутри баньки. И почти в ту же секунду Марковна вытолкнула из дверей сарайки девушку. У лавки та повернулась спиной к ермилиному двору. Но Игоря уже не было, и он не увидел на ее бедрах так знакомую ему родинку…

Пока не увидел.

Сон – это штука долгая!