«А было бы любопытно посмотреть, как ты будешь мучиться», – говорит мне один знакомый, вспомнив вдруг наш с ним разговор месячной давности. Я тогда беззастенчиво поведала ему о своём увлечении. Я вообще почему-то cпокойно раскрываю эту тайну. В конце концов, у такой правильной девочки могут быть хоть какие-то причуды?

Он в два раза больше меня по всем измерениям, включая вес. Но ему со мной – не справиться. Конечно, он может физически смять меня, да и то не факт. Потому что в этом случае я буду кусаться, царапаться и вырываться, что есть сил. Но морально... Ему не под силу. Глаза у него – как у ослика Иа. И мозги такие же. Зато много абстрактных мыслей по поводу жизни в целом и семейной – в отдельности. Правда, не подкреплённых ни малейшей практикой.

«Я с детства боюсь боли», – рассказывает он. – «Много болел в детстве, родители старались ограничить подвижность, и со сверстниками я играл мало. Не дрался, не падал. Хорошо учился, не попадал в истории и не был наказан физически ни разу.» Я выслушиваю это со всё нарастающим раздражением. Точнее, нет, сначала это ироничная улыбка – что же за мужик-то! Мало того, что так глупо провёл детские годы, да еще рискует в этом сознаваться. А потом я вспоминаю, что он хочет, просто мечтает посмотреть, как я буду извиваться под ударами. И мне становится противно.

» Некоторые садисты бьют так, что вспухают рубцы, » – продолжает он рассуждать воодушевлённо. – «Но это уж совсем! Да как они могут!» Ну-ну... Иногда вспухают... Я-то знаю чуть больше тебя, теоретик. И рубцы – это для кого-то так приятно. Для меня, например. Если остаются они – по любви, а не из любопытства. А ведь ты испугаешься, когда от первого же твоего удара (силу-то ты не соизмеришь) на моей коже останется наливающаяся синим полоска. Он начитался каких-то садистских рассказиков из жизни российской деревни и с придыханием вводит меня в этот кошмар. Надо исполосовать нагайкой до крови, после чего заставить делать минет, параллельно используярукоятку нагайки в качестве фаллоимитатора. Мне душно, мерзко от всего этого. Потому что никому не позволено даже попытаться проделать это со мной. И во мне просыпается злой огонёк. Ты хочешь посмотреть? Ну, давай, рискни!

..... Мы договорились, что он придёт ко мне на работу. Домой вести я его не хочу, потому что потом будет труднее отделаться от его вязких, липких ласк. Одна только привычка слюняво и горячо дуть мне в ухо выводит меня из себя. Я поглядываю на часы. В назначенное время он возникает на пороге и нерешительно топчется под заинтересованными взглядами моих сотрудников. У него есть ко мне чисто деловой вопрос, а потом я, не поднимая на него глаз, утыкаюсь в компьютер – сиди и не мешай! Хорошо, когда народ резво убегает по домам после трудового дня. Он тут же устремляется к моему столу, но сначала я хочу обсудить с ним правила игры. Он хотел посмотреть – значит, ничего кроме «посмотреть». Он согласен. Ну надо же! Он задирает на обвисшем пузе джемпер и начинает расстёгивать ремень. Я молча смотрю за его приготовлениями. Обычно в подобной ситуации моя внутренняя реакция – ой, не такая. Мне обычно жутковато-весело, потому что я знаю – меня любят. Да, будет больно, но я ж сама хотела. И если я захочу, меня просто погладит по головке близкий человек. Итак, он готов. То есть сложил ремень вдвое. Больше он ничего не делает, потому что не знает, что делать. Да еще я не подыгрываю – сижу по другую сторону стола и гляжу прямо в глаза. Пауза затягивается, но, как говорит великая актриса «Театра» , если пауза возникла – тяни её как можно дольше. И я тяну. Благо, можно еще выключить компьютер, переложить на другое место бумажки. Ну, а потом можно откатиться от стола и пойти к полкам – водружать папки с документами. Он поворачивается за мной всей своей грузной фигурой. Я не доверяю ему, где-то даже презираю. Но почему-то расстёгиваю застёжку на брюках и нагибаюсь к столу. Прямо передо мной вдруг обнаруживается мышка на весёленькой расцветки коврике, и я тихо радуюсь, что он не сообразил пустить её в дело. А то от этого тонкого провода я бы дёргалась куда эффектнее. Он стягивает чуть-чуть брюки и трусики, шкрябая меня при этом пряжкой, и замахивается.

Ндааа..... слабовато будет... будем считать, что ты просто промахнулся.

Ну, вот теперь хоть на что-то похоже. Попробуй еще раз. И ещё...

Оглядываюсь за спину – синева уже проступила. А на его лице – растеряность. Давай-давай, ты ж хотел посмотреть. Садисты, говоришь, до рубцов бьют? Ну-ну...

Только эти самые «мои садисты» никогда не будут насиловать.

Он хлещет – а я вспомнила о недавнем испытании на психологическом тренинге. Участники мероприятия образовали практически монолитную структуру, встав плотно друг к другу массивом 3*8. В первых рядах – здоровенькие мальчики. А мне надо пройти сквозь восемь рядов. Я бьюсь об эту скалу сначала со смехом, потом с раздражением, а после 5 минут – с остервенением и не могу пройти даже первый ряд. Использование подручных средств не запрещено явно, и я делаю тщетную попытку прорваться сверху, со стула. Тщетную – потому что стоящий в первом ряду крепкий молодой человек вышибает стул прямо из-под ног. И тут я не сдерживаю злости и вырываю его из ненавистного преграждения. Ему повезло, что он упал. Потому что потом я начала бы кусаться, царапаться, орать. И оказавшись зажатой где-то в середине этого Автобуса, я вдруг чувствую, что куда-то падаю, что просто теряю сознание..

... «Ты что, заснула?» – я понимаю, что он уже перестал пороть. Видимо, как раз в этот момент я и почувствовала подкосившиеся ноги. Мне не хочется на него смотреть. Потому что такие – вышибают стул. И совсем другие, в последнем, восьмом ряду, подставляют плечо, чтобы я, уже бессознательно, ухватилась и вышла из такого долгого испытания. Позже, на тренинге, я просто легла в уголок и отвернулась от всех. Кто-то что-то говорил мне, просил предложить ассоциации – это уже проходило мимо меня. И сейчас – я не слышу его слов про то, что он мог бы и куском текстолита, и не так слабо... От тренинга я приходила в себя неделю...Сейчас хватило – пяти минут.

«В тебе нет стержня», – сказала я ему когда-то давно, в самом начале нашего знакомства. Он не понял, о чём я. С тех пор стержень так и не появился. Обидно...

.... Он вдел ремень в брюки. Ему тоже неловко. Но он больше ко мне не подойдёт – потому что пойдет искать ту, кто будет рабыней, а не Чертёнком.