– По-прежнему не жалеешь, что не махнули куда-нибудь на солнце? На те же Канары? – Ричард уложил вторую сумку в багажник машины рядом с чемоданом с колёсиками, – Ей-богу, дешевле вышло бы, и мороки меньше.

– Что решили, то решили, – за неимением канарского солнца, Фиона подставила лицо английскому осеннему солнышку, – девочки хотели опять в «Проект Эдем». А потом, экологический след, поменьше летать надо. Тем более, дешёвые авиалинии вон разоряются одна за другой, ещё застряли бы в каком-нибудь аэропорту.

– Я вот вам устрою экологические следы, юная леди. Сами знаете, на каком месте, – Ричард обнял жену, тихонько хлопнув её по упомянутому месту, туго обтянутому джинсами.

– Тише ты. Услышат. Я и так чёрный мешок с вечера в чемодан уложила, на самое дно, так и то дрожу, что они сунут нос. Кстати, лишняя причина не связываться с самолётами. Анталию не забыл?

Случай с возвращением из Анталии Ричард помнил очень хорошо, хотя с тех пор прошло не то одиннадцать лет, не то двенадцать, они с Фионой ещё и женаты не были. Почему скучающие таможенники решили тогда заглянуть именно в их багаж, он так и не узнал, но вот какая была физиономия у того из них, который вытащил из чёрного мешка многохвостый флоггер, запомнил надолго. Фиона спасла положение, сделав таможеннику глазки и неповторимым жестом умудрившись одновременно и пояснить, для какой части её тела предназначается содержимое мешка, и ясно передать без слов, что её это вполне устраивает. Надо сказать, что ещё тогда, до детей, внешность Фионы представляла собой яркий пример того, что одна из её подруг, модельер по профессии, назвала «классической английской грушевидной фигурой». Таможенник посмотрел на флоггер, на пышные формы своей юной визави, что-то (как клялся потом Ричард) прикинул в уме, потом с непроницаемым профессиональным видом вернул инструмент в мешок, не стал больше ничего оттуда вытаскивать и отпустил молодую пару восвояси... Тогда они были оба молоды, свободны, бесшабашны и даже не очень смутились, и тем более не испугались... но теперь дела обстояли совсем другим образом. Ричард представил, как предметы, живущие в мешке, один за другим оказываются на прилавке на глазах у Карен и Рэйчел... нет, лучше всё, что угодно...

– Анталия – это не ЕС. Европейские рейсы не смотрят, – возразил Ричард скорее для того, чтобы выгнать из воображения разыгрывающуюся там сцену, чем из желания спорить.

– Угу, меня раз из Амстердама аж собаками обнюхивали. Нет уж, обожглись на молоке, будем дуть на холодную воду. Чёрный мешок я не возьму даже на паром Дувр-Кале, не то что на самолёт, так что решай сам, что тебе важнее в отпуске – южное солнце или... что другое. Это, знаешь ли, вопрос рассстановки приоритетов, – и Фиона подмигнула мужу.

Ричард не стал возражать, что, мол, можно обойтись и без чёрного мешка, подручными средствами (что они с Фионой не раз и делали в беспутной и небогатой юности). Всё равно планы были уже составлены. Тем более, Карен и Рэйчел, наконец, появились на крыльце, торжествующе волоча вдвоём собственный светло-лиловый чемоданчик – один на двоих. Вещи пятилетней Рэйчел Фиона уложила туда ещё с вечера, но Карен заявила, что в девять лет достаточно взрослая, чтобы упаковаться сама, и занималась этим весь вечер и всё утро – с перерывами разве что на две передачи по телику, три звонка подругам по недавно выпрошенному (у всех девчонок есть!) сотовому телефону, полчаса прыжков на батуте в саду и другие совсем уж необходимые занятия. Но сейчас, наконец, все были собраны, все сумки уложены в багажник, Рэйчел вернулась в дом за одним забытым предметом, а Карен – за тремя (про два из которых ей напомнил Ричард), Фиона заперла дверь и занесла запасной ключ, а заодно и бумажку с сотовыми телефонами своим и Ричарда – на всякий случай – соседке миссис Эванс...

И вот старенькая красная «Ниссан-Примера» Сандерлендской сборки, мигнув фарами родному переулку, выкатилась из города в сторону автострады, путешествий и приключений – невинных и не очень.

Пока остальные играли то в слова, то в «я вижу», Ричард (освобождённый от этого занятия как водитель) механически рулил по знакомой до одури дороге на юг – для первого дня недельных осенних каникул движение на автостраде было вполне терпимое – и тем временем обдумывал эти предстоящие приключения – и невинные, и не очень. И в основном, надо сказать, последние.

С тех пор, как они переехали в новый дом, некоторых вещей в его жизни стало не хватать ещё сильнее, чем раньше. У нового дома были несомненные преимущества, главным из которых было то, что через два года Карен, а в свой черёд и Рэйчел, попадали на законных основаниях (по месту жительства) в лучшую среднюю школу в городе. Размерами новый дом не уступал старому, проданному – вполне респектабельных размеров гостиная и кухня-столовая на первом этаже, три спальни и ванная на втором, удобства на обоих, стандартная типовая крепость англичанина из средних классов... Но, увы, были и недостатки. Дом был современной постройки, и внутренние стены в нём оказались такими тонкими, что ночью Ричард и Фиона слышали ровное дыхание спящей за стенкой Карен. Англичане укладывают детей рано, часов в восемь, отчасти именно для того, чтобы у родителей было время на взрослую жизнь... но при такой звукоизоляции та разновидность взрослой жизни, которая когда-то и свела Ричарда и Фиону вместе, несколько затруднительна... тем более, что, если честно, в будние дни оба вставали ни свет ни заря и выматывались на работе настолько, что к вечеру и сил не оставалось, а в выходные Карен надо было везти на машине на гимнастику, Рэйчел на репетиции детского театра, а кроме того, в доме непрерывно толпилась целая стая подружек со всей улицы. За весь год поиграть спокойно во взрослые игры удалось считанные разы – то отпросившись с работы к дантисту и уже не вернувшись, то отправив девочек в свою очередь в гости в выходные, то придумав ещё что-нибудь.

И даже в этом случае приходилось слегка нервничать. Капитальная стена, отделявшая дом Ричарда и Фионы от почти симметричного, разве что чуть поменьше, дома миссис Эванс, была, конечно, потолще внутренних, но миссис Эванс, будучи одинокой пенсионеркой, сидела дома почти безвылазно, и к тому же отличалась, как назло, обострённым слухом, поспорить с которым могло бы разве что столь же обострённое любопытство. Она пару раз жаловалась – в мягких выражениях, разумеется, но Фионе всё равно было неловко – даже когда девочки занимались вечером на фортепьяно. И уж тем более не преминула пожаловаться, когда Ричард и Фиона, раз в кои веки оставшись вдвоём, включили громкую музыку. Остаётся только гадать, что подумала бы почтенная леди и что бы она рассказывала потом всей улице, если бы ей удалось подглядеть, чем занимаются под эту музыку за стенкой... благо она увидела бы, как её хорошенькая соседка, перегнувшись через кресло и что есть силы цепляясь руками за его подлокотники, взвизгивает, переступает и дрыгает ногами, сколько позволяют спущенные до колен джинсы и трусики, и отчаянно виляет голым пышным задом, а её муж – интеллигентного вида вежливый очкарик – с неторопливым наслаждением полосует этот, бесстыдно и беззащитно выставленный, зад тоненькой, гибкой тросточкой. Дальнейшие занятия этой пары, повидимому, удивили бы миссис Эванс куда меньше – в конце концов, много лет назад мистер Эванс на свете существовал. Ричард и Фиона принадлежали – и продолжают принадлежать, насколько я знаю – к той разновидности флагеллянтов, для которой спанкинг без последующего секса всё равно, что горчица без мяса... Вы уж извините меня за такое грубоватое сравнение, тем более, вообще-то сравнение не моё, оно из старого английского афоризма, который Ричард ещё на заре семейной жизни процитировал Фионе – «sympathy without relief is like mustard without beef» – «симпатия без облегчения всё равно, что горчица без говядины». Угу, согласилась тогда Фиона, так и есть, просто мы не совсем обычные люди и свою симпатию выражаем не совсем обычным образом. Слово relief (облегчение) английские флагеллянты, кстати, как раз и употребляют традиционно именно в этом значении – секс после экшена.

Ничего особо экстремального такие пары обычно не практикуют (в арсенале Ричарда и Фионы имеется Большая Трость, но уже несколько лет она пылится на шкафу, уступив место самого сурового орудия Малой Тросточке), экзистенциальными вопросами о Власти, Подчинении, Вечности и так далее не задаются (да это и вообще свойственно скорее загадочной русской душе, чем прагматичной натуре англичанина), а просто пытаются по мере сил получить удовольствие от жизни... когда получается.

Последнее время получалось плоховато, так что Ричард очень ждал именно этих каникул. Снятый Фионой коттедж – перестроенный амбар на уединённой ферме – посреди холмов в Корнуолле, вблизи южного побережья и знаменитого «Проекта Эдем» – отвечал его (и Фионы) мечтам идеально. Комната девочек, если верить описаниям коттеджа в яркой рекламной брошюрке, была достаточно близко к их собственной, чтобы те спали спокойно, но через две толстых стены, так что слышно будет не очень громко... И при этом никакой тебе работы, и никакой миссис Эванс и вообще никаких соседей на расстоянии ста метров от коттеджа (или ярдов, для старшего поколения – англичане возраста Ричарда и Фионы мыслят уже в основном метрическими единицами, за вычетом разве что миль и, конечно, пинт. Пинта – это святое: поллитра пива – мало, литр для одной порции – много, а вот пинта – в самый раз).

Правда, по ряду причин, в которые я не хочу вдаваться, получилось так, что из шести ночей каникул коттедж был свободен только на три, и было решено, что по дороге можно заехать, раз уж всё равно ехать на южное побережье, в морской музей в Портсмуте, посмотреть «Викторию» лорда Нельсона. Точнее, об этом попросила Карен, которая по истории только что проходила Трафальгар и слышала, что Портсмут – на южном побережье. А Ричард с энтузиазмом поддержал её, не став объяснять, что южное побережье – большое. В морской музей ему и самому хотелось. Рэйчел не очень-то интересовалась кораблями, так что ей был обещан в порядке компенсации огромный Твайфордский зоопарк и ещё кое-что... так что первые три дня каникул получались не хуже последующих. Фиона, отвечавшая за практическую сторону, намекнула, что она постаралась, чтобы жильё и на эти три дня не исключало приключений.

По мере приближения к лондонской окружной магистрали – М25 – движение стало куда сильнее, а на самой М25 их скорость замедлилась до черепашьего хода (здорово всё-таки, что мы решили не заезжать в Лондон, а только огибаем его, подумал Ричард). До Портсмута добрались ближе к вечеру, все музеи в такое время уже закрыты, так что Ричард, – предвидевший такой поворот событий, – потащил всех гулять по холмам над городом и смотреть вид с высоты и старые укрепления – последние укрепления в Англии, построенные для защиты от возможной атаки французов. А с французами-то спустя пару лет после того заключили союз для Крымской войны против России и больше никогда не воевали, так что строительство оказалось пустой тратой денег... Сами укрепления никому, кроме Ричарда, не были интересны, а Рэйчел даже сказала, что они уродливые и страшные, но девочки с наслаждением размяли ноги, играя в пятнашки на травяных склонах, а Карен даже успела до темноты снять на новый фотоаппарат – свою гордость – целую панораму города, военно-морской базы и гражданского порта, старого замка на въезде и остатков римских фортов в отдалении. Ты с военной базой осторожно, сказал Ричард, сейчас возьмут и арестуют как шпиёнку.

После обеда в итальянском ресторанчике на набережной, настала пора искать отель, где Фиона заказала жильё. Отель оказался не особо шикарным и несколько безликим, но чистым и современным, вполне на свои три звёздочки, а главное, их там и правда ждали: «Да, миссис Дарроби, добро пожаловать, вот ключ от Вашей комнаты, завтрак с семи до...»

Ричард с Фионой переглянулись, одновременно почуяв неладное.

– Простите, – не очень уверенно запротестовала Фиона, – я заказывала две комнаты, две. Одну для взрослых, одну...

– Не знаю, миссис Дарроби. Мне было передано: двое взрослых, двое детей, пять и девять лет, не так ли?

– Так, – вздохнула Фиона.

– По нашим правилам, детям до десяти лет отдельно от родителей спать не полагается, но вы не волнуйтесь, комната семейная и очень удобная, с двухэтажной кроватью для детей.

Услышав про двухэтажную кровать, Карен и Рэйчел немедленно и одновременно подпрыгнули от восторга и затеяли оживлённый спор о том, кто будет спать наверху, а кто внизу. Ричард и Фиона переглянулись ещё раз и обречённо кивнули.

– Ну, юная леди, вы мне за это ответите, – только наполовину пошутил Ричард сдавленным шёпотом, укладывая голову на подушку, – ответите не то чтобы головой, но попкой – точно.

– Что делать, сэр, я понимаю, я заслужила наказание, – таким же шёпотом ответила Фиона, – надо только завтра найти другой отель... До Корнуолла ещё две ночи, да нам ещё две комнаты надо, да ещё во время каникул... но я постараюсь.

И тут же заснула.

Ричард, напротив, ворочался полночи – в голову, как назло (отпуск ведь!), лезли картинки и фантазии одна аппетитнее другой. Фантазии были частью специфические, частью вполне ванильные... но хотя Ричард и Фиона и привыкли в своём картонном особняке заниматься любовью очень тихо, но делать это в одной комнате с детьми всё-таки не хотелось, а к тому же мясо без горчицы, конечно, лучше, чем горчица без мяса, но всё-таки пресновато... Что делать, в конце концов, оставалось ещё пять ночей каникул...

Как ни странно, с задачей поиска нового жилья Фиона довольно легко справилась после нескольких телефонных звонков утром. Жильё оказалось, правда, в получасе езды, между Портсмутом и Саутгемптоном. Зато это был не отель, а семейный пансион – bed and breakfast – в сельской местности, и хозяева, судя по голосу, были очень гостеприимные. Фиона на радостях немедленно подтвердила сразу две ночи.

Пока взрослые занимались практическими вещами, Карен и Рэйчел спорили, куда ехать сначала (тоже ведь вопрос приоритетов!), и, бросив монетку – орёл или решка, – остановились на Твайфордском зоопарке. Ричард почти приготовился скучать, но оказалось, что все, включая его, провели день великолепно, причём довольно здорово вымотались. Вольеры были огромные, а количество их превысило все ожидания Ричарда, так что в конце концов ему пришлось нести Рэйчел на плечах. Карен щёлкала фотоаппаратом непрерывно, – Ричард даже засомневался, хватит ли ей двух гигабайтов памяти на поездку, – и была очень горда собой – ей удалось заснять тигра в момент колоритного зевка, целующихся (по крайней мере так утверждала Карен) жирафов, плывущих под водой пингвинов (через стеклянную стенку) и даже редкого и застенчивого красного панду, когда тот спустился со своего растущего прямо в вольере дерева. Подвели только лошади П...р...жевальского (произнести эту фамилию никто из семейства Дарроби, разумеется, не смог, но мы-то не англичане), столпившиеся табуном на дальнем конце почти километрового вольера, так что ни механического, ни электронного увеличения не хватило.

Ричард, помня разочарование прошлой ночи, тихонько указал Фионе на краснозадых макак, но та сделала вид, что не поняла тонкого намёка.

Заказанный bed and breakfast, действительно, оказался очаровательным местом, а хозяева – милая пожилая пара, которой помогала младшая дочка лет двадцати – образцом добродушного гостеприимства. Предупредили, правда, что собак в комнаты брать не разрешается, как нельзя и курить, – но собаки у семьи Дарроби не было, и ни Ричард, ни Фиона не курили. У них были другие слабости.

И именно этим слабостям они и позволили себе предаться вечером, после того, как обе девочки заснули без задних ног в своей комнате. Фиона проверила десять раз, что они действительно спят, Ричард убедился, что хозяева живут в отдельном крыле, а постояльцев кроме них нет... и, со знакомым всем советским людям и только некоторым англичанам чувством глубокого удовлетворения, извлёк из чемодана чёрный мешок. Пока он раскладывал девайсы на столе, Фиона отлучилась в ванную – переодеться, да и сходить в туалет перед поркой не мешает, – и появилась в комнате уже в любимом наряде. Короткая серая юбка, белая блузка – намёк, не более чем намёк, на ситуацию «провинившаяся старшеклассница – строгий учитель». Руки сложены перед собой, взгляд потуплен, ни дать ни взять, хорошая, воспитанная, разве что разок оступившаяся, девушка... только в уголках глаз лукавый огонёк.

– Ну что же, юная леди, – начал Ричард, усаживаясь на стул спиной к столу и начиная верить, что отпуск флагеллянтов наконец-то начинается по-настоящему, – когда вы берётесь за организацию важного дела, не пускайте его на самотёк. Вы укоротили наши каникулы на целую ночь.

– Я виновата, сэр... я больше не буду... я сожалею.

– Вы будете сожалеть, юная леди. Вы будете наказаны.

– Но, сэр...

– Никаких разговоров. Вы знаете, за что вы будете наказаны?

– Знаю, сэр. Вы мне только что сказали.

– И вы догадываетесь, КАК вы будете наказаны?

– Да, сэр... догадываюсь.

– Тогда, – Ричард чуть запнулся, – соблаговолите сказать мне, как…

– Меня.... меня выпорют, сэр. Но, сэр, может быть, не надо... это так унизительно... и больно... Я больше не буду, сэр.

– Надеюсь, что после сегодняшнего наказания больше не будете, – нахально соврал Ричард, выдерживая роль, – а теперь приступим. А ну-ка, юная леди, поднимите-ка юбку.

– О, сэр, неужели вы будете наказывать меня по трусикам, – поразительно убедительно запротестовала Фиона, – это так стыдно... я взрослая девушка!

– Вы перебили меня, юная леди, и за это получите добавку. Я не буду наказывать вас по трусикам. Я накажу вас по голой попке. Поднимите юбку и спускайте трусики.

– Но, сэр!!! Но сэр!!!

– Юная леди, счёт пошёл. Если через пять секунд вы не заголитесь, как полагается для порки, я добавлю вам пять ударов. Ещё пять секунд – ещё пять ударов. Пожалейте свою попочку, юная леди, ей и так сейчас достанется хорошенько. Разумеется, вам будет очень стыдно, так и должно быть. Это часть наказания, юная леди, и немаловажная часть. Ну?

Фиона подняла на него притворно-смущённый взгляд, с трудом сдерживая смешинку, но доиграла эту, мягко говоря, пошловатую мизансцену абсолютно безукоризненно. Медленно подойдя к Ричарду, она подняла юбку, заправив её подол за пояс, откуда он немедленно выбился. Трусики под юбкой были самые простые, треугольные, тёмно-синие – пару десятилетий назад такие носили ученицы школ-интернатов. Соблазнительное бельё с кружевами никак не подошло бы к выбранной игре. Взявшись за трусики обеими руками и стыдливо повернувшись к безжалостному экзекутору спиной, Фиона весьма правдоподобно изобразила колебания, чуть приспустила трусики, потом, как будто испугавшись, поддёрнула опять, и только потом спустила окончательно и переступила через них, после чего вновь подняла свалившуюся юбку и застыла в такой позе, ожидая дальнейших распоряжений (упаси Боже провинившуюся юную леди взять инициативу в свои руки!).

Ричард был, разумеется, хорошо знаком с открывшимся ему видом, но каждый раз открывал его для себя заново. Он читал где-то, что не то восемьдесят, не то девяносто процентов англичанок страдают от целлюлита, и было так здорово, что его жена попала в оставшиеся не то десять, не то двадцать. Может быть, помог периодический массаж. Зад у Фионы был (и остаётся!), как уже говорилось, крупный, но безукоризненно округлый и соблазнительный сверх всякой меры. Ричард сглотнул слюну:

– Вот так-то лучше, юная леди. А ну-ка, ложитесь ко мне на колени. Руками и ногами коснитесь пола.

Внушительный зад Фионы поместился на его коленях с большим трудом. Насладившись этим зрелищем секунду-другую, Ричард погладил «поле действия» и тут же, не удержавшись, отвесил по нему весьма увесистый шлепок. Застигнутая врасплох Фиона взвизгнула, но Ричард уже овладел собой и приступил к правильному разогреву. Первые шлепки – в строгой последовательности: один по правой ягодице, один по левой – были почти поцелуями, но от этого «пианиссимо» Ричард уверенным, много раз сыгранным кресчендо перешёл для начала к пиано, потом к меццо-пиано, а затем и к меццо-форте. К этому моменту ахи и всхлипы Фионы из откровенно наигранных начали становиться всё более искренними, а наказываемая часть начала играть свою собственную часть партитуры, дрыгаясь, извиваясь и слегка сползая с колен, так что Ричарду пришлось её поправить, пригрозив юной леди добавкой за попытку сопротивления. К моменту, когда мелодия достигла уровня форте, Ричард решил разнообразить её вариациями и мелизмами, шлёпая несколько раз по одному и тому же месту и заставляя Фиону гадать, куда обрушится следуюшая нота, – но при этом не забывая позаботиться о том, чтобы в среднем вся очаровательная клавиатура была разогрета равномерно, от еле видного следа от резинки трусиков навеху до ямочек внизу, где ягодицы переходят в ноги. Несколько нот «фортиссимо» добавили мелодии драматизма и заставили Фиону брыкаться уже весьма ощутимо… но для настоящей кульминации шлёпки рукой было всё-таки недостаточно.

– Ну, юная леди, это было начало. Пока что я вас шлёпал, а сейчас будет настоящая порка. Не пытайтесь смотреть назад, считайте удары и отвечайте мне, каким инструментом вас порют. Неправильный ответ, как и пропущенный счёт – лишний удар. Вы меня поняли?

– П-п-поняла, сэр.

Ричард пошарил на столе позади себя. Нет, для Малой Тросточки ещё рано, её прибережём на конец... шотландский ремень для ОТК длинноват... а вот это в самый раз.

– Ну, юная леди... готовьте попку!

Звонкий – рукой так никогда не получится – шлепок открыл новую музыкальную фразу.

– Ай! Раз, раз, сэр.... это... ммм... мминуточку, сэр... малый тоуз?

– Неправильно, юная леди. Боль должна быть совсем не такая, как от тоуза. Подумайте ещё раз, а я вас пока... по попке! Вот так-то! Это не считается, это за неправильный ответ, а вот...

– Два!!! Два, сэр... ферула, ферула, сэр, точно ферула.

– Совершенно верно, юная леди, ферула. И этой ферулой я вас по попке... по попке... по по...

– Три, четыре, пять, сэр... Всё ещё ферула...

Ферула – излюбленное орудие католических школ в прошлом – делается из толстой, почти негнущейся кожи и представляет собой нечто среднее между коротким, широким ремнём и узкой кожаной лопаточкой. Некоторые мастера делают её из двух сшитых слоёв кожи, а в конец зашивают монету для веса, но ферула из коллекции Ричарда была однослойная.

Всё равно, если шлёпать ею сильно и долго, то это очень больно – но шлёпать очень уж долго Ричарду почему-то не хотелось... он провёл по горячей, но всё ещё гладкой коже жены ладонью, потом ещё раз, чувствуя, как фантазии прошлой ночи возникают в голове опять... пожалуй, настоящую суровую порку можно отложить на завтра, а сегодня... ну ещё шлепок для порядка...

– Шесть, сэр, опять ферула, сэр, всё, всё, сэр, ведь уже шесть, правда?

Ага, значит, и Фионе тоже уже хочется перейти к следующей стадии... Ричард подсунул руку под бёдра жены и осторожно проверил это предположение, и его догадка была полностью подтверждена.

– Не командуйте тут, юная леди... Что ж, вставайте... и запомните, юная леди...

Что запомните, он не договорил. Фиона поднялась в полный рост с неожиданной для её комплекции атлетической лёгкостью, взглянула на Ричарда с лукавой укоризной, сбросила юбку рядом с ещё валявшимися на полу трусиками и, медленно расстегнув и сняв блузку, осталась переж мужем абсолютно обнажённой. Это тоже была часть ритуала – во время порки Фиона всегда оставалась в блузке (лифчика под ней, правда, не было – мешает – но это детали). Но провинившихся старшеклассниц после порки обычно не трахают, и этим подчёркнутым, похожим на стриптиз раздеванием Фиона проводила чёткую черту, давая и себе, и мужу понять, что игра в провинившуюся юную леди закончена, и можно переходить к занятиям уже вполне взрослым. И если первой частью развлечений заведовал Ричард, то теперь инициатива принадлежала Фионе. Это она подвела Ричарда за руку к кровати, это она прильнула к нему со страстным поцелуем, раздвигая его губы языком, она помогла ему раздеться, она почти толкнула его навзничь на кровать, после чего без долгих проволочек оседлала – причём сидя лицом к ногам Ричарда, подставив его взгляду (и ласкам) горячую, восхитительно розовую свежевыпоротую попку, – и устроила такие скачки, что сам Франки Деттори позавидовал бы. Фиона, может быть, даже предпочла бы, чтобы её лошадка доскакала до последнего барьера немного помедленнее, но Ричард ждал этого момента со слишком большим нетерпением... что ж, это ведь было только начало, ведь у них оставалось ещё целых четыре ночи каникул...

Спустя четверть часа Ричард заставил себя вернуться к столу и собрать в мешок оставшиеся в основном невостребованными девайсы. Кстати, раз уж я повадился делать отступления в каждом втором абзаце, то кто бы мне объяснил, откуда взялись эти слова – «девайс» и «экшен». То есть я понимаю, что они английского происхождения, но я лично ни разу не слышал, и не видел в сети, чтобы английские спанкофилы их употребляли в русском значении. Вместо «девайс» они говорят implement или даже toy, а вместо «экшен» – ну, уж если что говорят, то session, а чаще откровенно говорят, сессия чего именно. Ричард, когда я его спросил за пинтой пива, неуверенно сказал, что значение слов вообще-то понятно, и вроде бы он их где-то слышал в том самом специфическом значении, но где, не помнит... а Фиона столь же неуверенно предположила, что, может быть, это американизмы.

Сам мешок исчез в чемодане, но Ричард, целуя Фиону последний раз на ночь, успел шепнуть: «Не рассчитывайте, что так легко отделались, юная леди. Это была ещё не порка, это так, задаток. Вот завтра я вам всыплю как следует».

«Можно подумать, я возражаю», – сонно пробормотала та. Ричард ещё успел подумать, что ещё пару лет назад их с Фионой без труда хватило бы и на второй раз, и на третий... устаём, черт возьми, выматываемся, жизнь идёт, а отпуска всегда не хватает... и провалился в сон.

В морском музее Ричард по-настоящему отдохнул душой. В прошлый раз он был тут совсем мальчишкой, и один из главных экспонатов – легендарная каррака «Мэри Роз», флагман флота Генриха Восьмого – был тогда ещё только что поднят со дна пролива Солент и ещё не открыт для публики. Ричард и сейчас вновь почувствовал себя мальчишкой, бегая рядом с Карен от одного экспоната к другому, обсуждая детали конструкции и развитие морского дела от времён Генриха Восьмого до лорда Нельсона. Зато Рэйчел попросилась поскорее выйти из зала «Мэри Роз» – поднятый со дна моря полусгнивший корабль, пропитанный специальным раствором и законсервированный в специальной атмосфере, показался ей не то живым, не то мёртвым огромным телом какого-то морского чудовища.

Нельсонова «Виктория» Ричарда, напротив, слегка разочаровала. В его молодости по кораблю разрешали – по крайней мере так запомнилось Ричарду – лазать поодиночке, но теперь наплыв посетителей был такой, что ходить можно было только с получасовой экскурсией, не отставая от экскурсовода. Когда тот завёл речь о «кошке-девятихвостке», ритуалах и способах её применения, мельком упомянув, что матросов наказывали по спине, а юнг и малолетних мичманов – пониже, Ричард слегка ущипнул Фиону. «Не волнуйся, девушек на корабле не было», – прошипела та ему на ухо. «А откуда ты знаешь, – таким же шёпотом ответил Ричард, – наверняка какая-нибудь пробралась под видом мальчишки. Вот ты бы пробралась, правда? Специально чтобы попробовать...» Тут соседи начали коситься на них, и Ричард заткнулся – но успел заметить, что ещё две или три пары слушают именно эту часть экскурсии с явно повышенным интересом. Всё-таки нашего брата на самом деле гораздо больше, чем кажется, подумал Ричард. Только не все признаются... вопрос расстановки приоритетов...

Оставшуюся часть дня Ричард время от времени пытался довольно удачно насвистывать «What shall we do with a drunken sailor», благо окружающая обстановка давала ему прекрасный предлог делать это, не вызывая подозрений. «Заткнись, – шепнула Фиона, – когда ты последний раз видел меня пьяной? А вот наоборот? Свитчевать будем или как?» (Честно сказать, никто из знакомых Ричарда и Фионы, включая меня, не знает достоверно, свитчи они или нет... если даже и так, то у Ричарда, по меньшей мере, явно сильное верхнее предпочтение, а у Фионы – нижнее.)

Карен впитывала впечатления как губка (морская?), а фотоаппарат продолжал щёлкать с пулемётной скоростью – Карен даже сделала пару фотографий там, где это не разрешалось, и кто-то из смотрителей музея сделал Фионе замечание (хотя, строго говоря, правила нарушила не она). И уж где и Карен, и Рэйчел, и, откровенно говоря, Ричард («Иногда я думаю, что у меня трое детей», – вздохнула Фиона) полностью сошли с ума, так это в сувенирном магазине на выходе из музея... Карен выпросила себе маленькую, но хорошо сделанную модель «Виктории», две книжки про похождения юнги в нельсоновом флоте и пару каких-то мелких подвесок для сотового телефона, с золотистыми корабликами. Рэйчел получила несколько морских звёзд и книжку с силуэтами кораблей разных времён, а Ричард полушутя искал действующую модель «кошки-девятихвостки», но вынужден был ограничиться книгой про морские узлы (никогда не знаешь, где пригодится).

Что купила Фиона, Ричард не заметил.

От обилия впечатлений обе девочки были, пожалуй, слегка перевозбуждены вечером. Карен устроила подобие скандала, заявив, что она слишком взрослая, чтобы идти спать в такую рань, чем слегка позабавила владельцев bed and breakfast. «Она вообще сегодня от рук отбилась, – вздохнула Фиона, – в музее снимала там, где запрещено, и вообще... Не знаю, почему я накупила ей столько сувениров».

В конце концов, Фиона прибегла к откровенному подкупу, пообещав девочкам какао в постель (прелесть маленьких английских гостиниц и семейных пансионов – в каждой комнате всегда есть чайник и бесплатные пакетики с чаем, кофе, какао и печеньем), и разрешив Карен подольше почитать в постели ту самую книгу про похождения юнги. Рэйчел заявила, что тогда пусть Карен читает вслух, ей тоже интересно, но Фиона пролистала книжку и попросила Ричарда почитать младшей дочери на ночь что-нибудь более соответствующее её возрасту (Рэйчел уже читала и сама, но книжка на ночь от папы – вещь особенная).

– Ну, вроде, угомонились, – вздохнула Фиона, когда дело подошло к десяти часам и в крыле у хозяев погас свет.

– Отлично, юная леди. Готовьтесь!

На этот раз Ричард изучил возможности комнаты чуть получше и нашёл отлично подходящее для их планов кресло. Так, кресло сюда, чёрный мешок на стол... насвистывая всё ту же мелодию, Ричард раскладывал девайсы – или как там их правильно называть по-английски – на столе, когда позади него прозвучал голос:

– Юнга Дарроби по вашему приказанию явился, сэр!

Ричард обернулся и чуть не расхохотался. Оказывается, Фиона купила в сувенирном магазине при музее матросскую шапочку и шейный платок, неплохо подходившие к белой блузке. Юбка, правда, к общей картине не подходила, да и формы у Фионы были не те, чтобы принять её за юнгу… ну да ладно.

– Юнга Дарроби! Мне стало известно, что вы девица, и к тому же недисциплинированная и ленивая. Я вынужден наказать вас.

– Сэр, разрешите...

– Не разрешаю. Поднимите эту дурацкую юбку – и снимайте трусики.

– Но сэр, вы же сами говорите, я девушка. Я не могу снять трусики перед мужчиной!

– Вы собираетесь ослушаться приказа, юнга?

– Но сэр, я клянусь вам, я просто не могу снять перед вами трусы. Не могу, честное слово. Вот если я вам докажу, что это невозможно, вы простите мне половину наказания?

Тут она переиграла, или всё та же смешинка в углу глаз её выдала. Ричард бесцеремонным рывком задрал ей юбку, убедился, что никаких трусиков под ней, как и следовало ожидать, не было и в помине, и капитанским жестом указал Фионе на кресло:

– Перегнитесь через кресло, юнга. За ваше бесстыдство и попытку меня обмануть, разогрева ладонью сегодня не будет. Начнём с малого тоуза, потом перейдём к шотландскому ремню, чтобы недалеко двигаться географически, а закончим ваше наказание, как и положено юнге – тростью по голой попе. Выполняйте, юнга.

– Есть, сэр...

Фиона грустно, но достаточно грациозно перегнулась через спинку кресла и, как не раз делала дома, крепко вцепилась в подлокотники. Ричард не отказал себе в удовольствии самому стянуть с неё юбку и опять не удержался от шлепка рукой – один не в счёт.

Малый тоуз был не такой жёсткий, как большой «лохгелли», и не так прикусывал кожу. Тем более, Ричард помнил, что это всё-таки разогрев, и не очень свирепствовал. Но после двух дюжин ударов кожа на ягодицах Фионы ощутимо порозовела – к сожалению, розовый цвет получился не такой ровный, как хотелось бы, полоски на нём угадывались, но то ли будет к концу сегодняшней сессии... Фиона уже начинала хныкать, и Ричард решил, не медля, переходить к следующей стадии. Шотландский ремень был новинкой в их коллекции, и Ричарду не терпелось его опробовать. Инструмент был удивительно красивый – из светлокоричневой кожи, два фута длиной – именно так, в футах, ведь это была точная копия настоящего школьного приспособления тех времён, когда в здешних краях не знали других единиц, кроме имперских, и за незнание оных как раз... Дюйм с четвертью шириной (кто не знает, это примерно три сантиметра – к следующему уроку выучить!), а толщиной у «рабочего» конца – в добрую четверть дюйма; даже ферула была, пожалуй, потоньше, хотя и пожёстче. В центре ремня красовалось изящное вытисненное клеймо: «М. Кэмпбелл, Ренфрюшир. Изготовитель». О том, чего именно изготовитель, клеймо стыдливо умалчивало. Рукоятка ремня была потоньше, но и поуже, и в ней имелась дырочка для вешания инструмента на гвоздик. Ричард решил для себя, что последние несколько ударов отвесит Фионе именно этой стороной – интересно, какие следы оставляет эта дырочка, зря, что ли, американцы сверлят дырочки в своих паддлах... Для начала необходимо было аккуратно отмерить расстояние – захлёсты этой штукой могли получиться очень неприятные, – но у Ричарда было достаточно опыта, и первый же удар, не очень сильный, оказался точен, как стрельба нельсоновых канониров – точно посредине ягодиц, кончик чуть не доходит до бедра, всё как надо.

– Ну, юная леди, вы у меня узнаете, как нарушать флотскую дисциплину, – Ричард отошёл на шаг и влепил второй, более сильный, удар точно по тому же месту, – пять дней не сядете!

Это была явная гипербола, но Ричард где-то читал про такую угрозу. Фиона, похоже, начинала в угрозу верить, потому что хныканье становилось громче. Ричард обошёл кресло с другой стороны и звонко хлестнул ещё разок, вызвав явное, хотя и сдавленное «ай». Нет, всё-таки с левой стороны стоять лучше, под правую руку... Ричард вернулся в своё прежнее положение, замахнулся, и вдруг остановил руку и прислушался. Хныканье усиливалось, в нём появлялись новые ноты, и именно эти новые ноты смущали Ричарда. Смущали – не то слово...

Хныкала теперь явно не только Фиона... дополнительный источник звука явно находился за дверью, а через секунду к хныканию присоединилось и слабое поскрёбывание.. Фиона, прислушавшись и тоже поняв, что происходит, вскочила с кресла, сорвала с себя блузку, вытерла ею глаза, натянула вместо неё ночную рубашку и шмыгнула в постель. Ричард поднял блузку, быстро сунул ремень в ящик тумбочки у кровати и двинулся к двери.

– Стой, идиот! Убери остальное!

Ричард выругался про себя, смахнул оставшиеся девайсы в чёрный мешок, задвинул его пинком под кровать, оглядел комнату ещё раз и открыл дверь, как раз когда ситуация окончательно прояснилась раздавшимся из-за двери сдавленным: «Мам... Пап…»

Заплаканная и очень несчастная Рэйчел стояла на пороге, прижимая к себе плюшевого мишку.

– Кошмар? – с одного взгляда поняла Фиона.

Рэйчел кивнула и начала сбивчиво объяснять что-то про морских чудовищ, про чужую тёмную комнату и про Карен, которая спит и ничего не слышит.

Грудь Фионы неровно и резко поднималась и опускалась – не так легко за несколько секунд превратиться из страстной и грешной флагеллянтки – в маму... Совладав с собой, она поманила Рэйчел, которая, не заставив себя ждать, юркнула в постель, обняв Фиону за шею, торжествующе посмотрела на не очень убеждённого в правильности выбранного курса Ричарда и через несколько секунд заснула.

– Это мы зря, Рич. Зря мы её потащили с собой по затонувшим посудинам, – одними губами выговорила Фиона. – Знаешь, пусть она остаётся тут. Если её переносить, ещё проснётся... а у меня, честно сказать, вся охота пропала... как от холодного душа... В конце концов, у нас ещё три ночи... в Корнуолле, в коттедже, без соседей и без затонувших кораблей...

Ричард молча прислонился лбом к холодному стеклу окна.

Утром хорошо выспавшаяся (чего никак нельзя было сказать о Ричарде и с большой натяжкой – о Фионе) Рэйчел вела себя как ни в чём ни бывало, зато истерику устроила Карен. Фотоаппарат, её любимый фотоаппарат, её сокровище, её гордость, вместе со всеми отснятыми кадрами – города, зоопарка и музея – отсутствовал в комнате, и Карен не могла вспомнить, был ли он в машине по дороге из музея. Карен рыдала и была безутешна, пока Ричард не решил проверить в машине и не обнаружил его в кармашке сиденья. Карен бросилась к нему на шею, но к завтраку вышла ещё слегка заплаканная. Подававшая завтрак хозяйка даже осведомилась, что не так с юной леди (выражение, при котором Ричард слегка поморщился – эти две стороны его жизни не должны были, не имели права смешиваться, вчерашней ночи ему хватило). Карен, которой было стыдно признаться в своей глупости и паникёрстве, отмолчалась, а Фиона, не вдаваясь в детали, объяснила, что проблема уже решена. Поблагодарив хозяев, выписав чек и сделав хвалебную запись в книге посетителей, двинулись в путь.

День решили устроить неторопливый, тем более, дорога от Хэмпшира до Корнуолла – через весь Дорсет и Девон – неблизкая. Все знают, что Англия вытянута с севера на юг, но на самом деле вдоль её отставленной на юго-запад «ноги» расстояния с востока на запад тоже, по английским меркам, не такие маленькие. Карен заикнулась про Стоунхендж, но он был совсем уж не по дороге. С несколькими остановками (в лесопарке Нью-Форест для прогулки, да в Дорчестере, чтобы посмотреть музей динозавров) как раз и получился день путешествия.

Коттедж нашли не без труда, поколесив с полчаса по типичным для Западной Англии узким старинным дорогам, больше похожим на дефиле или окопы – обочины нет, дорога врыта в землю, по обе стороны склоны и изгороди. Я очень люблю историю про то, как во время войны, во время подготовки к высадке в Нормандии, колонна американской военной техники столкнулась на такой вот западноанглийской одноколейной дороге-дефиле с местным фермером на тракторе. «Давай задний ход! – заорал американский майор на передней машине. – У нас преимущество, мы – колонна Армии Соединённых Штатов и выдвигаемся на учения». «Преимущество-то у вас, может, и есть, – неторопливо ответил фермер, – но вот у моего трактора нет задней передачи». И гордым янки пришлось пятиться чуть не милю...

Зато коттедж, и ферма к которой он прилагался, превзошли все ожидания – хозяйка, представившаяся как Диана, провела гостей по удивительно уютным комнатам, сообщила, что в холодильнике оставлена кое-какие лакомства, включая знаменитые корнуольские взбитые сливки, и пообещала Карен и Рэйчел, что завтра утром они сами пойдут выбирать яйца к завтраку прямо из-под курицы.

А главное, соседей и правда не было. Правда, на ферме работал какой-то насос, но это было даже хорошо – в полной тишине предстоящие занятия уж слишком выделялись бы... После традиционной процедуры укладывания и чтения на ночь, Ричард и Фиона позволили себе по бокалу вина перед горящим камином в гостиной, чтобы настроиться на взрослый лад, потом переглянулись и двинулись в спальню. Кресло здесь было ещё шикарнее, чем в прошом месте... подлокотники только широковаты, может быть, Фионе лучше лечь на кресло, как в фильме «Счастливая долина», чем перегибаться... мешок... вот он... Ричард с расстановкой неторопливо разложил девайсы на столе. Значит, так, на чём нас перебили в прошлый раз... малый тоуз, затем шотландский ремень, потом... Стоп, что-то тут не так. Ричард оглядел разложенные на столе предметы ещё раз, заглянул в мешок и почувствовал, как в животе постепенно возникает и растёт какой-то холодный комок.

– Фиона, – позвал Ричард тихим, каким-то не своим голосом, – Фиона, а где ремень?

В глубине души он уже знал ответ на этот вопрос, но ещё оставалась тень надежды... увы, ненадолго.

– Не знаю, – Фиона появилась на пороге ванной ещё в своей обычной одежде, – ты его последний раз держал в руках... болючая штука, между прочим.

– Ты же сказала мне, что собрала все девайсы утром! Это твоя ответственность!

– Я вытащила мешок из-под кровати и сунула в чемодан. Все девайсы были там.

– Все, кроме ремня! Я положил его в тумбочку, в верхний ящик, когда Рэйчел прервала нас прошлой ночью.

– Значит, там он и остался, – Фиона присела на кровать и закрыла рот рукой, – что будем делать?

– Что, что... – проворчал Ричард, – позвоню им завтра утром и попрошу отправить нам почтой. Мы оставили фамилию и адрес в книге посетителей. Мне стыдиться нечего. Спасибо Максу Мосли, вся страна теперь знает про нашего брата.

– Что она знает? Что мы все грязные старики с фашистскими симпатиями и играем в охранников концлагеря? В специальных подвалах? С нанятыми за деньги профессионалками, которых «Сан» или «Дейли Мейл» назвала проститутками?

– Больше читай таблоиды. Я не Макс Мосли. Я ни к фашизму, ни к автогонкам отношения не имею, в концлагерь и прочие гадости не играю, с профессионалками не вожусь, а играю только с собственной женой. Безопасно, разумно и добровольно.

– Да уж, разумно и добровольно, – Фиона потёрла ягодицы, и вдруг вспомнила что-то и побледнела:

– Рич... слушай, Карен капризничала вчера вечером, я пожаловалась хозяйке, что она плохо вела себя в музее, а сегодня к завтраку она вышла заплаканная и не стала объяснять почему. Ты понимаешь, что подумают хозяева, когда найдут ремень? Если уже не нашли, в чём я сомневаюсь.

– Ну и пусть думают. Они из того поколения, когда это было нормально. Чудаками были те, кто этого не делал.

– Может, и так, а может, и нет. Главное, что сейчас это ненормально. И противозаконно. Вплоть до лишения родительских прав. Хочешь объясняться с социальными работниками? Хочешь, чтобы Карен расспрашивали и осматривали? А чего доброго, и Рэйчел тоже? А Рэйчел я, между прочим, и правда шлёпнула разок месяц назад... не удержалась... Она вполне могла запомнить.

– Шлёпнуть разок ладонью разрешается.

– Ванили разрешается, а нам с тобой ничего не простят, если узнают... И что я нижняя, их не убедит. Социальным работникам только дай ухватиться... такого слона раздуют...

А ведь на самом деле чёрт с ними с законами и социальными работниками, думал Ричард. На самом деле я именно не хочу, чтобы про нас думали, что я или Фиона...

– А главное, девочкам тогда придётся всё рассказывать... – додумал он вслух, – всё. Нет, это невозможно. А что возможно?

– Может, вернуться туда всем вместе, чтобы я могла снять перед ними трусы и показать?

– А там будет что показывать через полтора дня? Ты же у меня тренированная, а Рэйчел нас прервала почти сразу... Раз в жизни жалею, что научился пороть без захлёстов.

– Ну есть синячок... Маленький... когда ты мне два раза по одному месту засадил... Чёрт, ещё и девчонок придётся тащить туда-обратно... а они мне все уши прожужжали про «Проект Эдем». Сколько езды обратно, если без остановок?

– Двести миль с небольшим. Дорога по большей части двухрядная. Часа три с половиной – четыре, как повезёт.

– Значит, в два конца – считай, весь день в машине. И что мы им скажем?

– Ничего мы им не скажем. Я поеду завтра утром один. Скажи им, что это по работе, или что мы забыли... ну не знаю, придумай, что... Ты до «Проекта Эдем» доберёшься без меня?

– Попробую уговорить эту Диану подбросить, вроде, славная тётка. А нет, так такси закажу. Тут где-то десять миль – фунтов двадцать, в два конца сорок... обидно, но снявши голову... дешевле твоего чёртова ремня.

– Это не мой ремень, это наш ремень. Вот заберу его завтра, и напомню тебе...

– Рич, не надо. Не сейчас. И без того... В общем, поезжай и за нас не беспокойся, я отвечаю за девочек. Твоё дело – вызволить ремень и не попасть в историю. Денег только оставь, у меня на такси не хватит. Только добраться – там банкоматы есть.

– О’кей. Выеду отсюда часов в полшестого-шесть, буду там сразу после завтрака. Попробую объяснить... А уж если пойму, что иначе никак, вот тогда придётся и тебя задействовать...

Ричард опустился на кровать рядом с Фионой и очень невесело усмехнулся:

– Хотя между прочим, если даже у тебя следы, так это ничего не доказывает. Может, я совсем монстр и колочу вас обеих, а ты боишься пожаловаться в полицию... Тут не пришлось бы не тебя, а Карен показывать – что у неё следов нет.

– Тогда уж сразу в полицию. Нет уж, Рич, твоя задача сделать так, чтобы Карен ни о чём не знала. Чёрт, а ведь как хорошо всё начиналось...

Действительно, на фоне нынешней ситуации эпизод с первой, упущенной ночью и даже появление Рэйчел посреди экшена казались безобидными, даже комическими происшествиями. А с другой стороны, если бы не недосып, наверняка он и Фиона не забыли бы ремень в тумбочке.

***

Ричард, действительно, выехал около полшестого утра, выпив чашку крепкого кофе и попробовав (без особого удовольствия) немного сливок. Он уже почти выезжал на двухрядную магистраль, когда лампочки тревоги на панели начали мигать одна за другой, а педаль газа отказалась слушаться, застыв в отжатом состоянии. По счастью, к этому моменту Ричард как раз выехал из дорог-дефиле и сумел, прежде чем полностью потерять управление, вильнуть к краю дороги в более или менее безопасном месте. Издав характерный shi-пящий звук, Ричард выскочил, ёжась, под моросящий утренний дождь, открыл капот и без труда убедился, что полетел приводной ремень. Запасного, естественно, не было, как не было и уверенности, что Ричард смог бы установить его сам. Ричард вытащил сотовый – и выругался уже покрепче. Он находился в распадке между холмами, и сигнала не было. Пришлось выставить по всем правилам красный отражающий треугольник метрах в пятидесяти позади машины, включить аварийные огни, перелезть, пачкая брюки, через каменную изгородь у края дороги и начинать, продираясь через заросли ежевики и рододендронов, восхождение на один из склонов, засаженный декоративным, не рассчитанным на прогулки леском. К концу восхождения руки и голени немилосердно саднило, на лбу красовалась царапина, а о состоянии брюк и кроссовок лучше было умолчать. Зато здесь был сигнал – слабый, но был. Вежливый оператор службы дорожной помощи записал его номер страховки, записал местонахождение, выяснил, что детей в машине нет, и пообещал помощь в течение часа-полутора. Это был не самый приятный час в жизни Ричарда. Было мокро, холодно, темно и одиноко, спускаться к машине было опасно (вдруг механик будет звонить на подъезде?), а главное, мысли, мысли... Когда ведёшь машину, как-то отвлекаешься, но сейчас волей-неволей мысли крутились вокруг предстоящего дела, объяснений и разговоров. Что им говорить? В чём признаваться, о чём умалчивать?.. Нет, для начала надо выяснить, нашли они ремень или нет... Простите, мы забыли... что забыли? Стоп, сначала же надо доехать...

Впрочем, не всё было плохо. Не прошло и часа, как расцвеченный лампочками, как новогодняя ёлка, фургончик и правда припарковался рядом с его «Примерой». Замёрзший, исцарапанный и промокший Ричард скатился с холма и объяснил механику ситуацию. Тот оказался добродушным и неторопливым малым, говорил с сильным юго-западным акцентом, называл Ричарда не «сэр», а «приятель», и дело, похоже, знал:

– Ну да, приводной ремень полетел, приятель. У тебя дизель, на него нагрузка выше, чем на бензиновом двигателе, что ж меня диспетчеры-то не предупредили, что дизель. Сейчас посмотрю, у меня, вроде, есть запасной нужного размера, но не ручаюсь. Не пришлось бы вызывать подмогу из Плимута....

Чёрт, и тут ремень... Ричард чуть не рассмеялся, хотя смешного было мало. Механик перепробовал три ремня (приводных, а не то, что вы подумали), пока не нашёл нужный, с небольшой помощью Ричарда установил его и укатил, дав Ричарду подписать протокол об успешном ремонте (составление которого заняло у него едва ли не больше времени, чем сам ремонт) и пожелав счастливого пути. К этому времени рассвело окончательно.

Путь был, и правда, если не счастливый, то по крайней мере без дальнейших приключений. Но, увы, поломка задержала его на два часа с лишним, и Ричард – слегка обсохший, но по-прежнему исцарапанный и грязный – появился в так хорошо знакомом bed and breakfast ближе к ланчу, чем к завтраку. Хозяева были дома и удивились меньше, чем можно было ожидать:

– Забыли что-нибудь важное, мистер Дарроби?

Тон вопроса был вполне доброжелательный. Ричард кивнул, изо всех сил стараясь выглядеть не слишком озабоченным, спокойным и уверенным в себе – настоящим верхним, одним словом. Исцарапанные лоб и руки и перепачканные штаны не очень способствовали верхнему настроению. Чёрт, если кто-то решит, что я и правда луплю Фиону и девочек, то вот вам и следы сопротивления домашнему насилию.... Хотя есть свидетель – механик... Ах ты, меня же спросили, надо отвечать:

– Вы знаете, и правда забыли. В ящике тумбочки у кровати. Вы... Вы ничего не находили в тумбочке?

– Кэти убирала комнату. Кэти? Ты ничего не нашла в тумбочке? – обратился хозяин к дочке.

– А я туда и не смотрела, – зевнула Кэти. Если она и была слегка смущена этим упущением, то явно не слишком. Особым трудолюбием она явно не отличалась, но, во всяком случае, и она, и её отец говорили, насколько Ричард мог судить, искренне.

Ричард подавил непрошеную и не очень БРД-шную фантазию, но потом сообразил, что недосмотр Кэти может оказаться для него спасительным.

– Так может быть... можно я тогда поднимусь на минутку и заберу?

– Простите, мистер Дарроби, комната сдана. Вы только-только разминулись с постояльцами. Очень милая семья, вот только полчаса назад уехали.

Полчаса назад! Если бы не дурацкая поломка!!!

– А когда вернутся, не знаете?

– Понятия не имею. У них маленький ребёнок, года два, так что, думаю, не поздно. Они, вроде, что-то говорили про прогулку в Нью-Форест.

– Э, простите... а они вам ничего не говорили, что, мол, чужая вещь в тумбочке?

– Да вроде нет. А?..

Как джентльмен, хозяин не стал напрямую спрашивать, что за вещь, а Ричард сделал вид, что не понял.

– Вообще-то Кэти собиралась прибрать в комнате и поменять полотенца... – вспомнил хозяин.

– Так может быть, я заскочу на секунду, вместе с... юной леди? На одну секунду, только возьму, и всё? А то что мне тут торчать целый день, а дорога неблизкая.

– Вообще-то это не по правилам... но раз уж такое дело... Только для порядка, вы уж скажите, что за вещь-то?

– Эээ... пояс – вдохновенно соврал Ричард и для уверенности сделал вид, что застёгивает пояс (если вытащить быстро и держать осторожно, то никто не увидит разницы – пронеслось у него в голове). – Моя жена им очень дорожит (что в каком-то смысле не было враньём)... подарок... памятная вещь...

– Кэти, принеси мистеру Дарроби его пояс, – дружелюбно кивнул хозяин, – вряд ли там больше одного в тумбочке.

Прежде чем Ричард успел придумать предлог, почему только он может забрать из тумбочки пояс, Кэти скрылась наверху. Ричард с ужасом почувствовал, что густо краснеет, и отвернулся к окну, лихорадочно соображая, что теперь делать.

Кэти вернулась через пять минут, показавшихся Ричарду пятью часами, и с ленивым недоумением сообщила:

– Да нет там никакого пояса. И ничего нет. Пустой ящик. Выдвинутый, между прочим.

– Как нет? – тупо переспросил Ричард. – А вы хорошо смотрели?

Перед его мысленным взором опять совершенно несвоевременным мимолётным видением мелькнула эта ленивая, неторопливая Кэти, разложенная со спущенными трусиками на кресле.... для ускорения трудовой деятельности... БРД есть БРД, но мечтать не запрещено...

– Да чего там смотреть-то, – отрезала Кэти уже с лёгким раздражением, – я ж вам говорю, сэр, ящик выдвинут. Я и в остальных проверила, ничего нет.

Выдвинут... значит, ремень унесли новые постояльцы... и куда они направились – в Нью-форест или прямо в полицейский участок?.. Да нет, они же ничего про нас не знают, они-то не видели заплаканную Карен, и хозяев вроде бы ни о чём не спрашивали, спокойно, это только ремень для порки, не бомба и не пакет с героином, мы не нарушили никаких законов, спокойно...

Ричард заставил себя обернуться к хозяину с самым спокойным и непринуждённым видом, на какой был способен:

– Можно вас попросить о большом одолжении? Я смотаюсь в город на часик-другой, не откажите в любезности, позвоните мне по сотовому, если они вдруг вернутся. Вот номер.

И в самом деле, не торчать же тут весь день на глазах у хозяев, вызывая подозрения и привлекая к себе внимание. Стемнеет часов в пять, а в темноте по лесу, надо полагать, не погуляешь... хотя, скорее всего, они после своей прогулки поедут куда-нибудь обедать... мы бы с Фионой наверняка вернулись бы только когда детей надо укладывать... Чёрт, ну надо же попасть в такую дурацкую ситуацию...

Звонок Фионе немного поднял Ричарду настроение. Дамы его сердца явно проводили день лучше, чем он сам. «Проект Эдем» – знаменитый ботанический сад в двух исполинских оранжереях, пристроенных к краю огромной заброшенной каменоломни – был любимым местом девочек, уже бывавших там пару раз. Карен, чуть не насильно вырвав у Фионы трубку, захлёбываясь, сообщила, что фотоаппарат сначала запотел в тропическом отделе, но потом выправился, и что она сфоткала двух колибри, и что после ланча они пойдут кататься на коньках, потому что рядом с ботаническим садом есть искусственный каток, и что вечером они будут слушать сказки народов мира в бедуинском шатре в субтропическом отделе, и как жалко, что его с ними нет. Голос Фионы был более сдержанный, и, естественно, она должна была думать, что говорит, но, похоже, она вполне верила, что он, Ричард, как и положено верхнему, справится со своей задачей и выйдет победителем. Ричард был бы рад разделить её оптимизм...

Пошлявшись по Саутгемптону пару часов и без всякого аппетита сжевав какой-то бутерброд, Ричард позвонил в bed and breakfast, выяснил, что нет, гости ещё не возвращались, а как вернутся, так ему сразу позвонят... пожалуй, больше беспокоить хозяев не стоит, это становится совсем уж подозрительно. Смотреть достопримечательности не было никакого настроения, книга про морские узлы осталась в Корнуолле. Очень кстати подвернулась лавка букиниста, Ричард провёл в ней минут сорок и вышел нагруженный несколькими книгами, показавшимися интересными. Оставалось доехать до деревни, где находился bed and breakfast, припарковаться у отворота дороги в полумиле от оного, чтобы не отсвечивать, и ждать, листая книги и посматривая на дорогу. Ричард развернул первую же из книг и понял, что странные совпадения на сегодня не кончились. Автор, неизвестная ему писательница с ирландской фамилией, писала про похождения нескольких школьниц в первой половине прошлого века. Стиль был лёгкий, интонация рассказов мягкая и улыбчивая, и Ричард купил книгу, наполовину рассчитывая на Карен – но оказалось, что некоторые эпизоды могут быть интересны скорее ему и Фионе... только не сейчас. Сейчас и думать о таких вещах не хотелось.

Вот так всегда: места вчерашних кровавых трагедий становятся сегодняшними туристскими достопримечательностями, а рассказы о вчерашних гнусностях сегодня с удовольствием перечитывают... такие, как он с Фионой, да и мы с Вами, читатель, подозреваю, не святы...

Начинало темнеть, и Ричард чуть не пропустил момент, когда тёмно-синий «Форд-Фокус»-пикап свернул с дороги в сторону пансиона, и почти сразу же в кармане зазвенел сотовый – хозяин явно увидел подъезжающую машину. Ричард не стал отвечать на звонок, а вместо этого завёл двигатель и оказался у дверей bed and breakfast всего на минуту-другую позже новых постояльцев. Когда он подъезжал, водитель «Фокуса» – симпатичного вида парень лет двадцати пяти, одетый по-спортивному, – как раз выпустил из багажного отделения пикапа огромного золотистого ретривера, пока его белобрысая, такая же спортивная на вид жена или подружка осторожно вынимала из салона детское сиденье с крепко спящим малышом.

Вот он, решающий момент.

– Простите, – Ричард вновь постарался придать голосу непринуждённую интонацию, – если не ошибаюсь, мы снимали комнату до вас. Вы, случайно, не нашли в тумбочке...

– Ах, так это ваш ошейник Софи прихватила утром по ошибке!

Ошейник? Ошейник?! ОШЕЙНИК?!. Ну да, а что ещё могло ему прийти в его ванильную голову?!! Конечно, они собачники, а в его возрасте откуда ему знать, что это на самом деле такое... если специально не интересоваться...

– Видимо, наш, – дипломатично улыбнулся Ричард. – Очень рад, что он нашёлся, он нам, верите ли, дорог как память...

– Рад слышать, что не мы одни нарушаем правила, – несколько смущённо улыбнулся спортсмен, – нам тоже сказали, что тут нельзя собак в комнаты, но Джордж W так скулил вечером внизу, что мы плюнули и взяли его к себе. Буш, фу! Буш, ко мне!

Ретривер, решивший размяться на клумбе, с пристыженным видом потрусил к хозяину.

– Вы уж не выдавайте нас хозяину. Вот он, ошейник ваш, только он у вас сломан, по-моему. Кольца нет. А какой породы ваша собака?

– Моя? Ротвейлер, – назвал первую попавшуюся породу Ричард.

– Серьёзная порода. То-то я гляжу, кожа такая толстая. А как он всё-таки работает, если не секрет? Длинный какой-то, и дырочек мало...

– Правду вам сказать, моя жена лучше знает, как он работает, – честно сказал Ричард. – Спасибо вам огромное.

– Да не за что. Извините, что так получилось. Только уж вы нас не выдавайте, а то у нас тут ещё ночь...

Англичане вообще-то достаточно законопослушный народ, но когда речь заходит о животных...

– И вы нас тоже! – Ричард почувствовал, как комок у него в животе постепенно тает, а с плеч сваливается если не гора, то изрядный холм. Оставалось спрятать вновь обретённую драгоценность, извиниться перед хозяевами за хлопоты, попрощаться, украдкой бросив последний неоднозначный (или как раз однозначный) взгляд на Кэти, и двинуться в сгущавшейся темноте в обратный путь.

Положим, воспитание Кэти – не его забота... но вот для Фионы, тоже недосмотревшей, этот недосмотр явно должен был закончиться капитальной поркой. Капитальнейшей. По всем правилам.... Если я её хоть немножко знаю после тринадцати лет отношений, думал Ричард, то явно у неё самой будет настроение поиграть пожёстче, после таких переживаний да под занавес каникул. Для полной разрядки. Велю ей раздеться догола с самого начала, никаких блузок на этот раз. Пусть перегнётся через кресло – не то, большое, а поменьше – а запястья пристегнуть к подлокотникам, в чёрном мешке есть ремешки… чтоб стоять могла только на цыпочках и не вертелась. Ноги связать вместе. Прочесть нотацию для начала, уже голой и привязанной. Объяснить, что выпорю её на этот раз пребольно – как будто она и так не догадается... А потом, не торопясь, хорошенько отстегаю по голой попе вот этим самым ремнём – без специального разогрева, просто сначала послабее, а уж потом – в полную силу. Хорошенько отстегаю. Хорошенечко. Он тяжёлый, но не такой уж жёсткий, просечек быть не должно. А потом ещё добавить дюжины две тросточкой – думаю, выдержит... слава Богу, опыта хватит, за столько лет научился чувствовать, когда можно, а когда достаточно... две дюжины дожна выдержать, а может, и поболее... там уж посмотрим, в полную ли силу, просечек мы не любим… – но чтоб всю обратную дорогу в машине хорошо чувствовала. Фиона говорит, в этом послевкусии чуть ли не главное удовольствие, вот мы ей послевкусие и устроим... А ведь обратная дорога – это уже послезавтра... Как каникулы летят... Что ж, ещё две ночи есть...

Строго говоря, он и сам был виноват не меньше Фионы, но порют-то ведь не того, кто виноват, а того, кто нижний. И добро бы только в флагеллянтском сообществе...

Перед мысленным взглядом Ричарда уже вставали ярко-красные ягодицы его лучшей половины, когда перед его не мысленным, а обычным взглядом засветилась длинная череда не менее красных тормозных огней, и пришлось и самому ударить по тормозам. Такой пробки Ричард давно не видел за пределами столицы и окрестностей. На обычные дорожные работы не похоже, да и не помню я ничего такого по дороге сюда... похоже, ДТП впереди. Действительно, сзади раздались сирены, и пришлось жаться к краю дороги, пропуская две полицейских машины и «Скорую помощь». Ричард воспользовался этой остановкой, чтобы позвонить Фионе, но тут поток машин, наконец, медленно тронулся, и Ричард быстро попрощался и сунул телефон в карман. Дальнейшие минут сорок были заняты изматывающе медленным, рывками – то двигаешься с черепашьей скоростью, то стоишь – томительным продвижением вперёд. На саму сцену ДТП Ричард постарался особо не смотреть, видел только суету полицейских и дорожных рабочих в ярких люминесцентных жилетах вокруг оттащенных к тому времени в сторону покорёженных машин. Пострадавших уже увезли, конечно. Хочется надеяться, все живы, подумал Ричард – были бы жертвы, нагнали бы больше полицейских... Однако же одна из двух полос ещё отгорожена... Да, все под Богом ходим, и на таком фоне наши собственные неприятности – такая ерунда... Разумеется, подобные мысли мгновенно вылетели у него из головы через три минуты – после того, как машина впереди рванулась вперёд по внезапно освободившейся дороге, и он сам с облегчением сделал то же самое.

Однако ж и эта задержка сделала своё дело, да к тому же уже на подъезде к коттеджу Ричард – в темноте и без штурмана – опять свернул не на ту дорогу-дефиле и проблуждал лишние полчаса.

Когда он появился, девочки давно спали, Фиона одиноко читала перед горящим камином, а перед ней стояли два наполненных бокала вина – Фиона явно не тронула свой, ожидая его приезда. Ричард, конечно, успел позвонить с дороги, но так приятно было показать вновь обретённый ремень с чувством исполненного долга... Ричард пригубил бокал, и тут все переживания, неприятности, труды, задержки и нервы этого длинного бестолкового дня ударили ему в голову одновременно с вином, и стало совершенно очевидно, что ни сил, ни настоящего настроения играть – вторую ночь подряд, хотя и по совсем другим причинам, – нет у него самого.

Фиона, похоже, тоже устала, хотя и приятно – как и следовало ожидать, девочки весь день тянули её каждая в свою сторону, Рэйчел потерялась в джунглях тропической оранжереи, Карен в очередной раз оставила под кактусом фотоаппарат (видимо, гены, вздохнул Ричард), и Фионе пришлось искать его, а на катке все накатались всласть, но и нападались тоже. Взглянув в глаза мужу, Фиона сразу поняла его настроение:

– Пошли лучше спать, Рич. Разбуди меня лучше пораньше утром. Не обязательно ждать вечера – они так набегались, что раньше девяти – полдесятого не встанут. У нас прекрасно хватит времени...

***

В полдесятого девочки разбудили их обоих.

Карен, естественно, немедленно пожелала продемонстрировать папе снятые вчера кадры, и рассказать всё-всё про все вчерашние впечатления, и задать кучу неудобных вопросов, и только потом вспомнила, что Диана – хозяйка – предложила утром сводить девочек на экскурсию по ферме.

Ричард воспрял духом, и когда Диана действительно появилась через пять минут после завтрака, без особого труда уговорил её разрешить взрослым от этой экскурсии уклониться, а побыть немного в коттедже вдвоём. Диана бросила ему понимающий, слегка насмешливый взгляд, и, надо сказать, про половину планов Ричарда и Фионы она догадалась правильно. Про вторую половину знать ей было незачем. Подчеркнув голосом, что они вернутся минут через сорок, Диана увела девочек.

Ричард не мог поверить своему счастью. Коттедж был полностью в их с Фионой распоряжении!! Целый коттедж! С полной звукоизоляцией и без соседей... Ричард посмотрел в окошко вслед удаляющимся девочкам, потянулся за чёрным мешком... и тут сотовый телефон, который он вчера вечером сунул в карман в транспортной пробке, не выключив (что было бы самым естественным в данной ситуации) громко зазвонил. Машинально, не думая, Ричард нажал кнопку приёма. Наверняка миссис Эванс звонит, мелькнуло у него в голове, сказать, что дом сгорел. Достойное завершение достойных каникул. А и чёрт с ним, пусть сгорел – получим страховку, построим новый, без картонных перегородок, а с нормальными стенами, как тут.

Это была не миссис Эванс, но это было ненамного лучше. Это был Джефф с работы.

– Джефф, – простонал Ричард, проклиная себя за то, что забыл отключить телефон, – я в отпуске! В отпуске!!! Что там не могло подождать до понедельника ?!

Беспокоить человека в отпуске по рабочим делам без самой крайней необходимости у англичан и правда не принято, и Джефф рассыпался в извинениях: «Рич, пять минут, ровно пять минут. Это не столько работа, сколько личная просьба, честное слово. Все сроки летят, с меня голову снимут, а не работает именно твой модуль. Ты наверняка сможешь сразу сказать, в чём дело, а без тебя я день провожусь и не найду».

– Джефф, он работал. Я всё закончил перед отъездом.

– На стенде, сам по себе, работал, а в сборке – звенит.

– Ну, что там звенит, – Ричард посмотрел раздражённо на часы и несколько смущённо на Фиону. Если было в жизни что-то, что Фиона искренне ненавидела, то это была манера приносить работу домой...

Но, уже ответив на звонок, прервать его, оставив явно совершенно отчаявшегося Джеффа, тем более – совсем не мазохиста по натуре, наедине с проблемой, было бы слишком жестоко, и совсем не в том смысле, который мог бы доставить Ричарду удовольствие. Прикрыв рукой трубку, Ричард бросил Фионе «пять минут, клянусь» и начал задавать Джеффу наводящие вопросы... Ага, значит, между платами оставили полтора сантиметра. Ясно, что звенит – я писал в спецификации, не меньше двух! Значит, так, Джефф, проведи вдоль платы пальцем. Я говорю, пальцем проведи, поближе к выходному каскаду. Ага, не звенит. А вот теперь туда, где сейчас твой палец, впаяй конденсатор. Пик на сто. И не забудь в документацию вставить, как будто так и задумано. Всё, с тебя пинта, а лучше две, а сейчас – пока!!!

Ричард выключил телефон, посмотрел на часы, посмотрел на Фиону и, наконец, печально посмотрел в окно, на возвращающихся в сопровождении Дианы очень довольных девочек.

Что ж, оставался последний вечер и последняя ночь перед обратной дорогой... Провести день решили на море, гуляя вдоль скальных обрывов, пытаясь поймать крабов в оставленных отливом лужицах, залезая на развалины старого замка, стерегущего вход в укромную бухточку и даже покатавшись туда-обратно на маленьком пароме через устье реки в тихом городке Фоуи. Есть какое-то странное грустное очарование в маленьких английских приморских городках, особенно в несезон и в не самую хорошую погоду. Почему-то именно здесь, а не на залитых неоновыми огнями помпезных лондонских улицах, явственнее всего бродит призрак старой империи... по крайней мере у меня часто создаётся впечатление, что время в таких городках как будто застыло в каких-то неопределённых двадцатых-тридцатых-пятидесятых годах прошлого века. Кажется, что вот на этих булыжных улочках между белёными домиками с непременными каминными трубами, или вот в этих кабачках с живописными вывесками и колоритными названиями, или на выходе из одного из этих одинаковых белых маленьких отелей, явно знавших лучшие времена и похожих на пожилых обедневших джентльменов, тщательно сохраняющих былые манеры, или вот в этом маленьком уютном кафе с безукоризненно белоснежными скатертями и моделями кораблей на стенах, или вот в этом магазине морских сувениров и редкостей, или вот в этом парке аттракционов у пляжа – тех же аттракционов, на которых катались в детстве ещё родители, если не дедушки с бабушками, Ричарда и Фионы, – где-то здесь вот-вот встретишь героев Агаты Кристи, Дафны Дю Морье, Сомерсета Моэма или Арчибальда Кронина... и кое-кого из моих собственных героев тоже... А уж какие мысли приходят в мою отравленную голову около викторианских школ, похожих на средневековые замки, причём не исторические, а из мрачноватой сказки – об этом я умолчу, с вашего разрешения...

К концу дня Фиона явно начала уставать, и Ричард заметил, что она явственно ищет что-то. И нашла – маленькую аптеку на главной площади городка, куда и заскочила на минуту, вернувшись с пластиковым пакетом.

Уже садясь в машину, Ричард заглянул в этот пакет и тут же закрыл глаза. Там лежали упаковка «тампаксов» и две коробки таблеток от головной боли. Самых сильных таблеток, которые можно купить без рецепта.

– Я надеялась, что мы успеем вернуться домой, – виновато шепнула Фиона, – поосторожнее на поворотах, Рич... голова раскалывается...

****

Северная Англия встретила возвращающееся семейство проливным, непрекращающимся дождём. Ричард вцепился в руль, глядя сквозь лихорадочную суету работающих на предельной скорости стеклоочистителей на расплывающиеся габаритные огни машин впереди. Девочки – которые ещё успели утром набегаться вдоволь у моря, после трогательного прощания с курицами, кроликами и коровами, не говоря о самой Диане, – спали вповалку на заднем сиденье, а накачанная таблетками Фиона подрёмывала на переднем.

Ну, юная леди, – истинный Верхний сохраняет последее слово за собой, – не думайте, что так легко отделались. Я вот вам устрою весёленькое Рождество...

– Рич, – Фиона приоткрыла глаза и посмотрела на мужа с очень странным выражением, – Рич, ты меня убьёшь... я обещала маме, что на Рождество мы гостим у них....

Ричард не стал стонать вслух. Вместо этого, простонав про себя, он вдавил педаль газа в пол. На мокрой дороге это не лучший способ вождения – «Примера» дёрнулась вперёд, обгоняя огромный грузовик с прицепом, ехавший в левом ряду. Эти монстры создают вокруг себя странные воздушные потоки, в которые, видно, и попала машина семейства Дарроби – во всяком случае, Ричард с ужасом понял, что их медленно сносит влево – в сторону исполинских колёс грузовика. В плохих фильмах в таких случаях растягивают время, и, честное слово, нечто подобное Ричард и почувствовал. Подавляя инстинктивное желание резко выкрутить руль вправо – верное самоубийство на мокрой дороге на восьмидесяти милях в час – Ричард медленно, очень медленно, выровнял машину – как ему показалось, в самое последнее мгновение перед столкновением. Вытирая лоб, Ричард вспомнил сцену несчастного случая, которую так спокойно проехал два дня назад, снизил скорость до разрешённых семидесяти миль и перестроился в безопасный левый ряд метрах в двадцати перед грузовиком. Самое странное, что ни девочки, ни Фиона, похоже, ничего особенного не почувствовали – девочки по-прежнему спали, а Фиона приоткрыла глаза опять, тронула рукой его колено и тихо пообещала:

– Не переживай, Рич. Что-нибудь придумаем. Возьмём день отпуска или уговорим маму взять девочек к себе на пару дней. Честное слово, Рич, всё будет нормально.

Всё будет нормально... Ричард украдкой на долю секунды посмотрел в зеркало – не заднего вида, а второе, показывающее интерьер салона. Девочки спали в обнимку друг с другом и c плюшевым мишкой Рэйчел, представляя собой зрелище, от которого зашкалил бы любой симпатометр, и не ведая об опасности, которой только что избежали. Что ж, Фиона права, всё будет нормально. Все живы, все здоровы, они с Фионой и девочками есть друг у друга, им удалось избежать разоблачения и не попасть в историю, и, в конце концов, девочки очень даже неплохо провели каникулы. Что до взрослых, то это, в сущности, вопрос расстановки приоритетов.