Похождения Билла Клинтона и Моники придали слову «интерн» скабрезный характер: как известно, Моника занимала должность «интерна» в Белом Доме. Так что после публикаций на эту тему одна моя знакомая студентка из азиатской страны рассказывала, что когда она позвонила родителям и сказала, что летом будет работать интерном в газете, ее отец воскликнул: «Только не это!». На самом деле, понятие «интерн» означает нечто близкое к русскому «практикант», то есть – молодой индивидуум интеллигентной профессии, работающий за небольшую зарплату для получения опыта в своей отрасли. В отличие от советских практикантов и практиканточек, интернов никакой институт на работу не направляет, а ищут они такие места сами, если считают нужным. Интересно также, что происходит данное понятие из средних веков, в которые обозначало детей, отданных «в ученичество» и спавших у ремесленника в лавке (то есть «интерн» – внутри).

К чему я это? К тому, что после того, как моя карьера инженера в Америке набрала скорость, у меня было несколько интернов. Просто ко мне обращались наши ребята – инженеры, недавно перебравшиеся в Америку, которым не хватало местного опыта, чтобы устроится. Я договаривался с боссом и брал их к себе на проект в качестве интернов в наш маленький иммигрантский «шоп» (мастерскую, то есть). Платили мы им символически, но, действительно, их приходилось многому обучать с нуля, так что выгода была и компании, и им – после моей «интернатуры» все они устраивались в солидные компании на хорошие зарплаты. Мне, как раз, никакой материальной выгоды не было, ибо этот скупердяй – мой босс – мне ничего дополнительно за ведение интернов не доплачивал (хотя обычно это делается), однако подобная ситуация тешила мое самолюбие: что ни говори, но приятно чувствовать себя учителем и гуру, выводящим учеников «в люди».

Теперь можно перейти к главным героям моего повествования: Игорю и Инночке. Мой приятель Игорь был, что называется, «гора мяса» – особенно толстыми и мясистыми у него были шея и поросшие рыжим волосом руки. Вообще его грубая, но типично еврейская внешность, вызывала у меня ассоциации с рассказами Бабеля из жизни одесских биндюжников. С одной стороны это впечатления было не особенно обманчивым, ибо работал он нью-йоркским таксистом, что является профессией весьма близкой биндюжнику, но, с другой стороны, он был отнюдь не грубияном, а, напротив, весьма открытым парнем с отличным чувством юмора, и его рассказы о жизни таксиста часто забавляли меня. Мы иногда собирались у него в квартире поиграть в преферанс и могли там наблюдать его жену Инночку. Внешне она была почти полной ему противоположностью: тонкая, миниатюрная, симпатичное личико, обрамленное мелкими черными кудряшками. При взгляде на нее мне почему-то вспоминалась строфа из известной пародии на Вознесенского:

Лолобриджидочка,

Чернявый бес,

Вы были в джинсиках

А стали без…

– вероятно потому, что Инночка любила носить джинсики, плотно обтягивающие ее маленькую, но упругую попочку. Ладили они с Игорем, похоже, хорошо, по крайней мере, она никогда не упускала возможность, проходя мимо него, нежно к нему прильнуть, а он ее игриво обнять или чмокнуть.

– Слушай, Федя, – сказал мне Игорь как-то, – не можешь ли ты устроить Инночку к себе поработать интерном?

– A что она умеет? – вопрос Игоря меня озадачил. Я как-то не задумывался, чем Инночка, собственно говоря, занимается.

– Да вот, окончила недавно шестимесячные курсы АвтоКАДа.

– Тогда зачем я ей нужен? Устроится и так, – эти курсы, насколько я знал, давали довольно-таки солидную подготовку... кроме того, что стоили весьма недешево.

– Да нет, пробовала – не берут. Американский опыт должен помочь.

– Хорошо, я поговорю с Радживом, – на самом деле, это была формальная отговорка – мой босс Раджив полагался в подобных вопросах на мое суждение.

Некоторое время я колебался – чувствовалось, что задача не будет легкой, а провалов я терпеть не могу. У меня до того была всего одна «практикантка» женского пола, но она была действительно хорошим инженером, окончила МФТИ, как-никак. Сейчас получает больше меня, кстати. Кроме того, она была не замужем, так что то, что наши отношения некоторое время продолжались в постели, не вызывало проблем. Установленный факт, что отношения учитель-ученица имеют эротический подтекст, и от этого не уйти. Однако отказать мне было неудобно, и в итоге Инночка начала работать у нас.

Мои худшие опасения однако подтвердились: даже относительно несложные вещи не хотели укладываться в ее симпатичной головке. Странно, что каждую операцию в отдельности она знала как делать, однако сложить их вместе для получения разумного результата у нее никак не выходило. «Чему там тебя на курсах учили?» – задавал я риторический вопрос. А ведь до курсов были еще пять лет (!) советского института – и никаких следов. Не поручать ей ничего сложного не имело смысла – ведь я хотел, чтоб она подготовилась работать самостоятельно, поручая же ей реальные задачи, мне приходилось их перепроверять, и исправлять одни и те же ошибки по несколько раз. Так прошло недели четыре. Была пятница, девять вечера, все уже разошлись по домам, и только я сидел с Инночкой за ее компьютером, исправляя очередные ее огрехи.

– Нет, – не выдержал я, – мы топчемся на месте, пора это дело бросать. Можешь в понедельник не приходить.

И добавил в сердцах:

– Таких, как ты, только поркой научить можно.

Мы оба замолчали. Я продолжал кликать мышью, доделывая диаграмму, и вдруг Инночка негромко произнесла:

– Не надо, Федя. Давай, продолжим. Лучше выпори меня.

Я несколько опешил, ведь про порку я упомянул совершенно несерьезно, автоматически. Откровенно говоря, меня несколько даже коробили очень популярные на порносайтах истории из серии «порка секретарши». Ну, серьезно, какая женщина в наше время настолько дорожит работой, что предпочтет побои увольнению? Чай, с голоду никто не помирает. Другое дело – как часть любовной игры, флирта с боссом, так сказать, но ведь все эти истории говорят о «реальных» наказаниях. Однако Инночка, кажется, была серьезна. Конечно, в другой ситуации честно было бы посоветовать ей все это бросить (ну если нет инженерных способностей, то зачем мучиться?), однако я ее прекрасно понимал: инженерная зарплата в Америке настолько больше «рабочей», что означала бы для нее не только заработок как таковой, но и выводила бы семью на иной социальный уровень. Да, и представляю, как обидно наплевать на затраченное время и списать в убыток немалые расходы на курсы. Впрочем, даже если она серьезна, мне предстояло пойти на немалый риск: например, американские законы о сексуальных домогательствах на работе, перспективы разбирательства с Игорем и прочее, если Инночка вдруг решит, что погорячилась, напрашиваясь. Впрочем, других путей улучшить наш учебный процесс я не видел, так что стоило рассмотреть этот серьезно. Как я уже сказал, я не люблю признавать поражения, и провал обучения Инночки оставил бы пятно на моей оценке себя в амплуа гуру и сенсея.

Да и вообще – начало выходных уже было смазано, и шлепка, хотя я твердо решил держать ее в педагогических, а не эротических рамках, предоставила бы мне необходимую разрядку после трудовой недели.

– Ладно, Инночка, если ты серьезно решила продолжать на таких условиях, я тебя отшлепаю прямо сейчас, – сказал я.

Она кивнула. Мысленным взором я окинул наш офис: мой кабинет для подобной цели не подходил – стол загроможден большим монитором и завален бумагами, стулья на колесиках. Зато хорошо подходил кабинет босса, благо он не заперт. Я направился туда, а Инночка за мной. Зайдя, я закрыл за нами дверь и устроился в кожаном кресле Раджива.

– Я буду шлепать тебя по голой попе за все твои ошибки. Если ты будешь продолжать их делать, то буду это делать хоть каждый день. Так ты лучше запомнишь.

– Да.

– Снимай штаны и ложись ко мне на колени. И, слушай: начинай ходить на работу в юбке, тогда я просто буду задирать тебе подол, если понадобится.

– Да, хорошо.

Она расстегнула и стянула свои джинсики и направилась ко мне. Я помог ей устроиться лицом вниз у меня на коленях. Кресло шефа имело высокие закругленные кожаные поручни, так что я уложил Инночку несколько наискосок, так, что она грудью опиралась на левый поручень, а коленями касалась края сиденья справа от меня. Левой рукой я перехватил ее поперек ниже подмышек, зафиксировав в таком положении. Попочка улеглась как раз на мои колени, служа удобной целью для правой руки. Отличная попочка – забавная, упругая и беленькая как сахар. Что же, пора начинать: резким движением я сдернул ее трусики ниже ягодиц. Первый удар звонко разнесся по кабинету, Инночка вскрикнула и рванулась вверх, однако я удержал ее на месте. Некоторое время я любовался результатом: кровь на глазах приливала к шлепнутому месту, образуя красный круг. У девочек с белой кожей этот контраст особенно очарователен. После второго шлепка Инночка уже удержалась и не рванулась, а только негромко ойкнула. Некоторое время я продолжал размеренно шлепать ее, равномерно покрывая пунцовой краской обе половинки попки.

– Ну что, запомнишь теперь, как… – и я вставил несколько технических терминов, описывая ее сегодняшние просчеты.

– Да, запомню, – сказала она твердым голосом.

– Ну, еще несколько для закрепления – и закончим.

Последние несколько шлепков я нанес в более быстром темпе с нарастающей силой.

– Вот и все, – гул шлепки все еще стоял у меня в ушах. Обращенная ко мне попочка пылала, как разогретая конфорка, да и ощущение у Инночки должно было быть соответствующим по температуре.

Я аккуратно натянул ее трусики на место, и она встала у меня с колен.

– Не сердись уж на меня.

– Да я не сержусь, я понимаю…

Похоже, она действительно не сердилась, хотя в глазах у нее стояли слезы.

– Постарайся чтоб Игорь ничего не заметил.

– Да нет, он сегодня в ночную работает.

Она уже одела джинсики и направилась в туалет, потирая на ходу пострадавшие места.

– Тебя проводить до метро?

– Да уж.

Я подождал, пока она долго приводила себя в порядок, и проводил ее до линии, идущей в Квинс. «Небось всю дорогу ей придется стоять», – подумал я, – «хотя в это время есть сидячие места». Сам я несколько остановок прогулялся поверху – мое лицо было разгорячено не на много меньше инночкиной попки.

Таким образом и продолжался инночкин intership. К моему облегчению, положительные результаты начали сказываться почти сразу же. Уже в первую неделю после начала применения мною «интенсивного метода обучения» Инночка работала значительно внимательнее и, хотя и делала ошибки, но не такие грубые, как раньше. Мне пришлось отшлепать ее всего два раза. Так же два раза я отшлепал ее во вторую неделю, а третья обошлась совсем без шлепки. Отчасти, правда, я делал это столь редко из лени, потому что каждый раз приходилось дожидаться, когда все остальные из офиса уйдут. Инночка послушно приходила на работу в юбке и, как я заметил, стала надевать ажурные трусики – все же, ей приходилось их показывать, располагаясь кверху попкой у меня на коленях, так что, наверное, решила выглядеть посимпатичнее. Каждый раз я старался, чтоб шлепка была чувствительной и имела педагогический эффект. Максимум, что я себе позволял в эротическом ключе, это слегка погладить и успокоить Инночку после наказания, пока она не была в состоянии отправиться в туалет приводить себя в порядок. В повседневной жизни мы с Инночкой вели себя как ни в чем не бывало, и никто в офисе не догадывался, что происходит между нами иногда, по вечерам.

Небольшой кризис произошел в конце первого месяца «интенсивного обучения». Некоторое время Инночка справлялась с моими заданиями очень хорошо, и я решил поручить ей нечто более сложное. С разочарованием я увидел, что она совершенно не справилась с заданием, и даже сделала те же самые элементарные ошибки, которые мы разбирали раньше. Несмотря на то, что у меня были другие планы на вечер, я решил, что в этот раз без шлепки не обойтись. Все происходило как и в другие вечера: украсив обе половинки инночкиной попки ярким пунцовым румянцем и отчитав ее за невнимательность, я позволил ей одеться и отправиться приводить себя в порядок. В этот раз я вышел из кабинета сразу вслед за ней и случайно заметил, что она подошла к нашему офисному холодильнику и что-то оттуда взяла. Я последовал за Инночкой и перехватил ее перед дверью туалетной комнаты.

– Что ты взяла в холодильнике?

– Ничего.

– А ну, покажи, – я уже догадался, что это было, и, быстро засунув руку ей под юбку, вытащил из ее трусиков пакет сухого льда, который здесь продают в аптеках для лечения ушибов. Приложи такой пакетик к отшлепанной попке – и боль и краснота пройдут за несколько минут, никакой урок не запомнится.

– Нет, так дело не пойдет. Ты что, не понимаешь что это жульничество, уменьшение наказания?

– Да...

– Ты что, не понимаешь, что наказание происходит для твоей же пользы?

– Да...

– А ну, пойдем, получишь добавки!

Я взял Инночку за руку и быстро повел за собой, на этот раз в свой кабинет.

– Снимай юбку и трусы, и обопрись на стол, вот сюда.

– Не надо Федя, прости меня! Мне и так больно, – она умоляюще сложила руки на груди.

– Нет, надо. Будешь знать, как жульничать, – я таки был порядочно сердит на нее.

Она больше не возражала, а сняла юбку, спустила трусики и покорно встала к столу, согнувшись в поясе. Край комбинации по-прежнему закрывал ее попку, так что я подоткнул его под кофточку. Теперь попочка со следами красноты от предыдущей шлепки стала туго натянутыми выпуклыми ягодками. У меня на шкафу лежала деревянная полированная рейка длинной с локоть и шириной, примерно, с палец. По-моему, она осталась после сборки нового письменного стола – ее положено было вставить в один из ящиков для закрепления папок, но я так этого и не сделал. Теперь рейка пригодилась: «Ш-шу», – с низким звуком рейка рассекла воздух и опустилась на подставленную попку. Инночка пронзительно вскрикнула и залилась слезами. Конечно, боль от рейки была намного резче и острее, чем от шлепков ладонью.

– Ничего, терпи. Еще всего четыре удара.

«Ш-шу» – «Три... Два… Один… Последний».

Инночка оторвала руки от стола и, продолжая всхлипывать, вдруг прильнула ко мне всем телом. Я начал гладить ее по волосам и спине и бормотать какие-то ласковые слова, пытаясь ее успокоить, а она ревела у меня на груди, по прежнему совершенно голенькая ниже пояса. Усилия воли мне стоило сдержаться и не делать ничего большего, однако меня остановила мысль, что, если позволить себе сейчас расслабиться и начать ласкать Инночку всерьез, то весь процесс обучения может пойти на смарку. Вместо этого я извинялся перед Инночкой и обещал, что больше никогда не стану ее так сильно наказывать. Мне действительно было стыдно, что я обошелся с ней на этот раз столь резко.

Через некоторое время она успокоилась, привела себя в порядок, и мы вышли из офиса. В глазах ее читался вопрос, похоже она ожидала чего-то большего. Впрочем. может, мне и показалось.

После этого я шлепал Инночку довольно редко, хотя делать это все же иногда приходилось. Обучение при этом продолжало развиваться успешно. Через три месяца после начала «интенсивных занятий» Инночка уже была готова работать самостоятельно и, главное, проходить интервью. После третьего или четвертого интервью она получила работу на приличной инженерной должности в одной из ведущих индустриальных компаний в Нью-Джерси.

Я, конечно, очень обрадовался, а радости Инночки и Игоря вообще не было границ. Разумеется, оба они горели желанием выразить и мне свою благодарность, так что я не удивился, когда через несколько недель после своего ухода от нас Инночка позвонила и пригласила меня в гости – отпраздновать свою первую получку.

– Будем только мы с Игорем и ты, – сказала она. – Мы вообще собираемся отпраздновать мое устройство, собрав большую компанию в русском ресторане, но совместим это дело с моим днем рожденья в конце месяца. Однако и такое событие, как первая получка, пропускать не следует, а ты – на самом деле главный виновник этого праздника, так что мы пригласили только тебя. Я уж сооружу хороший обед.

Польщенный я, конечно, согласился. И вот, в субботу, в предвкушении хорошей пьянки и вкусной еды, я звонил в двери их квартиры. Открыла мне Инночка, но что-то в ее облике меня насторожило. Какое-то растерянное выражение лица, и симпатичные кудряшки находились в некотором беспорядке.

– Что с тобою, Инночка? – спросил я в коридоре, видя ее замешательство.

– Извини Федя, я рассказала Игорю, – сказала она, едва слышно.

– Что рассказала?

– Ну все. Что ты меня шлепал … по попке.

– Зачем! Совсем с ума сошла? И почему меня не предупредила?

– Да, так случайно вышло. Ну, понимаешь – случайно проговорилась, а потом уж пришлось во всем признаться. А предупредить не успела – это было только перед твоим приходом.

– Знаешь, я пожалуй пойду.

– Да нет, что ты, не надо. Я все Игорю объяснила. Он сначала действительно сердился, но я объяснила, он все понял. Не уходи, неудобно же!

Из столовой, между тем, доносился аппетитный аромат жаркого и жареных в масле пирожков. Вопреки призывам здравого смысла, я вошел туда.

– Объяснила, как бы не так, – Игорь сидел в кресле, но, увидев меня, вскочил и направился ко мне с весьма энергичным видом. Глаза его горели. Вероятно, за то время, пока мы шептались с Инночкой в прихожей, его «понимание» улетучилось.

– Да… ты... что!.. – он с трудом находил слова, прерывисто дыша.

– Игорек, ты же обещал! – бросилась к нему Инночка, однако он оттолкнул ее далеко от себя своей волосатой лапой.

– Да ты что п…, думаешь, что тебе все позволено? Думаешь, тебе все позволено с моей женой?

Видно было, что он колеблется между желанием схватить меня за грудки и опасением действительно начать серьезную драку. Предупредив решение им этого вопроса, я схватил обеими руками его руки в подобии дружеского объятия, внимательно при этом следя, чтоб он не освободил одной руки и не съездил меня по роже.

– Что ты, Игорь, что ты! Я? Никогда! Ничего же не было! Ты не понял! Успокойся дружище. Давай сядем, поговорим, я тебе все объясню. Нет причин нервничать.

Говоря эти слова, я потихоньку подталкивал Игоря обратно к креслу, и в итоге плавно опустил его туда обратно. Конечно, если бы он сопротивлялся, мне было бы его не сдвинуть, однако он явно ни как не мог решиться, как «положено» ему вести себя в подобной ситуации. Воспользовавшись моментом, я пододвинул стул и сел напротив. Мизансцена, таким образом, изменилась с акта «муж бьет морду любовнику» на акт «тяжелый разговор между друзьями».

– Игорь, ты наверно подумал, что между мной и Инночкой что-то было на работе? Какая-то любовная связь? Так ведь нет, ничего подобного. Никакой романтики. Я только хотел ей помочь, научить. Мы зашли в тупик ну вот и...

– Но ведь ты...

– Да, шлепал ее. Да, по голой попке. Но только для пользы дела. Между нами ничего не было похожего на любовную ласку. Скажи же Инночка.

– Да, абсолютно, абсолютно ничего. Я же тебе говорила, – раздался голос Инночки откуда-то из угла.

– Ты что, придуриваешься? Кто тебе позволил ее унижать? И, можно подумать, голый зад мой жены тебе не...

Только не дать ему стать в позу – ни обиженного мужа, ни защитника поруганной чести. Я перебил его и обрушил на его голову лекцию о пользе телесных наказаний в учебном процессе (благо, я недавно пролистал книжку на данную тему). Я приводил ему цитаты: от Аристотеля и Талмуда до метода «окрика и палки» дзен-буддистов. Игорь постепенно успокоился. Думаю, повлияли на него не столько мои аргументы, сколько размеренная монотонность моих речей. Не давая эффекту исчезнуть, я перешел к ритуальному и сакральному смыслу порки, упомянув про бичевание спартанских мальчиков на алтаре Дианы и изгнание дьявола у католических монахинь.

– Ну, видишь теперь, что все было только для пользы дела и ничуть не унижало ни тебя ни ее?

– Ну, ладно, может быть. Но как же она согласилась на такое, – он запнулся в поисках слова. – Согласилась, а мне даже не сказала.

– Да, это неправильно, это нехорошо, – с облегчением почувствовав, что кризис миновал я пытался закруглить разговор. – Она должна была спросить у тебя разрешения. Ты ей муж или кто? Инночка, мне кажется тебе нужно извиниться перед Игорем.

Инночка выплыла откуда-то сбоку.

– Извини, Игорь, милый. Я испугалась. Я глупая...

Она бросилась ему на шею и стала покрывать его лицо поцелуями. Вскоре он уже отвечал ей тем же.

– Ну, вот и ладненько! Мир! – сказал я и, подойдя к столу, хлопнул рюмку водки – мне нужно было успокоить нервы. Увидев краем глаза мое действие, Игорь вдруг сказал:

– Действительно – надо выпить.

Мизансцена, таким образом, опять сменилась на первоначально запланированный «банкет». Вначале мы с Игорем пили как на перегонки, едва успевая закусывать. Хотелось поскорее оставить за собой неловкость предыдущей сцены. Скоро однако «вода жизни» оказало свое благотворное действие, и мы, расслабившись, продолжали выпивать в более спокойном темпе, отдавая должное инночкиной готовке и богатству местных русских магазинов. Завязался ожидаемый разговор о новой работе, о жизни, о том, как приятно жить в Америке на две зарплаты (деликатно не упоминая, что вторая будет вдвое больше первой). Инночка снова улыбалась и нежно льнула к Игорю, а он то и дело обнимал и чмокал ее. Однако после горячего Игоря то и дело стало сносить на тему порки. Подозревая опасность, я перевел разговор опять на новую работу, на то, что им скоро нужно будет присматривать себе индивидуальный домик в нью-джерсийской субурбии, чтобы и ей было на работу близко, и ему не далеко. Однако даже эти приятные рассуждения не отвлекли его на долго.

– Знаешь, я ее никогда и пальцем не трогал. Мне и в голову не приходило. А она мне не сказала а сама... ну, в общем, согласилась на твой «интенсивный метод», – сказал вдруг Игорь. – Теперь и мне ее нужно наказать «интенсивным методом». Для симметрии.

Сказал он это однако не агрессивно, а благодушно, и повторил, повернувшись к Инночке:

– Мне нужно будет тебя наказать интенсивным методом.

– Да, конечно, – сказала Инночка, нисколько не смутившись, а скорее даже с готовностью.

– Вот, и хорошо, – сказал Игорь, воодушевляясь. – Сейчас чаю выпьем, и я этим займусь.

Тут я посчитал нужным вставить, приняв опять наукообразный тон, тираду о том, что так оно – конечно, но следует заметить, что для него, как мужа, именно – как мужа, порка жены – не столько ее наказание, а прежде всего – любовная игра, что главное здесь – не перестараться, боль играет роль чисто символическую, а вообще-то – легко причинить вред, и на пьяную голову – может, оно не стоит.

– Да я все понимаю, все нормально, – отмахнулся от меня Игорь. – А вообще-то, ты тоже оставайся. Посмотришь на наказание своей выпускницы-профессионалки. Да, Инночка?

– Как хочешь, – ответила Инночка беспечным тоном.

«Ишь, какая смелая», – подумал я, слыша это, – «а давно ли рыдала у меня в кабинете всего после шести хороших ударов?»

Я, конечно, остался. Во-первых, я действительно опасался, «как бы чего не вышло», а во-вторых, после хорошего обеда и выпивки, наблюдение порки симпатичной попочки окончательно должно было украсить вечер, начатый сперва столь неприятно.

Мы пили чай с тортом, разговаривая при этом урывками. Каждый в уме прокручивал предстоящую экзекуцию.

– Ну что, пошли? – сказал, наконец, Игорь. К моему облегчению, он выглядел несколько протрезвевшим. – Сюда, что ли?

Он указал Инночке на тахту, стоявшую посреди гостиной. Она подошла к тахте, и Игорь начал снимать с нее нарядное шелковое платье, которое было на ней в этот вечер. Инночка помогла ему, высвободив руки из бретелек. Вот она уже осталась стоять в ажурных черных трусиках, которые я уже видел раньше, и в соответствующим им кружевном лифчике. Не дожидаясь дальнейших указаний, она растянулась на тахте, подсунула себе под животик одну из подушек, двумя ловкими движениями стянула свои трусики до колен и замерла, с готовностью подставив попочку под лучи люстры. Мое присутствие ее не стесняло, да и Игорь, похоже, забыл о нем, поглощенный этим зрелищем.

Наконец, Игорь медленно вытащил из брюк ремень и, сложив вдвое, щелкнул им над инночкиной попкой. Ремень был длинный, на солидную талию, но довольно узкий и гибкий, как змея.

«Вжик», – ремешок обвился вокруг попочки. «Ай-ай!» – вскрикнула Инночка, и на ее попке уже стала наливаться розовая полоска. Хотя, как мне показалось, Игорь ударил ее не сильно, скорее – осторожно.

«Ай-ай-ай!» – вскрикнула она пронзительнее после второго удара и дрыгнула ногами. «Действительно ей так больно ремнем, или подыгрывает?» – подумал я. – «Наверное, подыгрывает, в офисе она была куда тише.»

«Ай-ай!» – попочка уже была покрыта несколькими перекрещивающимися полосками.

– Ну что, будешь мужа уважать? – спросил Игорь.

– Да!

– Правильно! – «Вжик». «Ай-ай!»

– Будешь от меня секреты держать?

– Нет, никогда!

– Правильно! – «Вжик». «Ай-ай!»

– Кто может на твою попку смотреть?

– Ты, только ты!

– Правильно! – «Вжик». «Ай-ай!»

– А кто может ее наказывать?

– Ты...

– Правильно! – «Вжик». «Ай-ай!»

– Когда?

– Когда захочешь!

– Правильно! Ну, вот тебе – на закуску! – «Вжик, вжик, вжик, вжик!»

Игорь теперь хлестал по вздрагивающей попке подряд, крест на крест, со всего плеча.

«Что он делает? Надо его остановить!» – подумал я, однако Игорь уже отбросил ремень далеко через всю комнату и, опустившись на колени, целовал наказанную попочку. Через некоторое время Инночка перевернулась на тахте и обняла Игоря за шею. На щеках ее стояли слезы, однако глаза улыбались.

Игорь подхватил Инночку на руки и понес по направлению спальни. На ходу он сдернул до конца так и болтавшиеся у колен инночкины трусики отбросил их в сторону. Я выскользнул на лестницу и захлопнул за собой дверь.

Ещё одна интернатура завершилась удачно.