— Игорь, возьми меня замуж!

Я оглянулся. Наталья в белом вязаном джемпере и длинной черной юбке стояла у окна и смотрела в него. Я сидел у себя за столом и заносил счета-фактуры в старенькую Фоксовскую базу. Был обеденный перерыв и остальные работники отсутствовали.

— Да замуж-то тебя взять не проблема. Хоть сегодня после работы бери вещи и перетаскивайся ко мне. И останешься ночевать, естественно. Так и будем жить до скончания века. Регистрироваться, конечно, сразу не будем. Поживем с полгодика так, а потом определимся. Только учти — со мной тяжело, я ведь не подарочек. — И, желая сгустить краски, я добавил: — бить буду. И тебя, и Юльку.

— За что? — удивилась Наташа.

— Был бы человек — статья найдется, — стандартно ответил я.

— Юльку бить я тебе не дам! — взволнованно произнесла Наталья.

Меня это почему-то рассмешило. Жизнь меня научила, что в подобных ситуациях вообще нельзя делать никаких предварительных расчетов и нельзя ничего загадывать вперед. Потом все встанет на свои места по-своему, подчиняясь своим внутренним законам. Вот я, например, с детства любил доминировать над женщинами, а где гарантия, что женясь, допустим, на Наташке, я не буду у нее под каблуком? Нет такой гарантии. Хотя, скорее всего, не буду. На работе я знаменит своим дурным характером, зависящим от настроения. Я про себя называю свой характер женским, но вслух этого не говорю. Знаю я, откуда все это пошло и знаю, что сделать уже ничего нельзя. Только терпеть. И мне, и тем, кто со мной.

Хотя вот обидеть меня практически невозможно. Мне всё как горох об стенку. Ватную.

Относительно же Юльки я собирался повети такую политику, чтобы она, в конечном счете, стала мне дочерью, а не падчерицей. Своих-то детей у меня нет и уже, наверно, никогда не будет — поздно… Хотя почему поздно?..

Я встал и подошел к Наталье. Остановился у нее за спиной. Теперь она стояла, чуть-чуть наклонившись и упершись руками в подоконник. Короткие русые волосы, шейка с сошедшим к весне загаром. Кожа не тугая, как у юной девочки, но и не дряблая, в общем — соответствует возрасту, ширина плеч… средняя, спинка… без особенностей, под джемпером угадывается застежка лифчика, тщательно сохраняемая талия, вот бедра неплохие… весьма! Про попку, обтянутую черной юбкой, ничего сказать не могу — видно плохо. Ладно, разберемся. Все это уже можно считать моим. Вот протяни руку, погладь волосы, обними за талию — не возразит, не отшатнется. Наоборот…

— Наташа, а ведь ты будешь должна мне ребенка родить.

Я не видел Наташиного лица, но знал, что сейчас она улыбается той особенной улыбкой, которая появляется у женщин, когда они немного смущены.

— Мальчика или девочку? — пошутила она.

— Мальчика, кого же еще? У мужчин в возрасте только мальчики и родятся.

— Ну, у тебя-то девочка будет, хоть ты и в возрасте.

— А, так ты помнишь, что я рассказывал?

Однажды я рассказал сослуживцам о методике определения пола будущих жеребят, применявшей русскими крестьянами и известной мне из рассказов матери. Применимо это и к людям. Если мужик здоровый и сильный — родится девочка, если слабый (по сравнению с энергетикой своей жены), или уже в возрасте — будет мальчик. Далеко не всегда этот метод срабатывал, но я ни разу не видел, чтобы у мужчин после 35-ти рождались дочери. Если рождаются — то сыновья.

Теперь мы молчали. Я уже жалел, что погорячился, дурак, сказал ей, что может вещи перетаскивать, но ведь это была шутка!

— А почему ты меня будешь бить? — вдруг спросила Наталья. — Ты ведь не пьешь?

«Странная, но вполне объяснимая ассоциация», — подумал я, а вслух сказал:

— Лучше бы пил. Я трезвый-то хуже пьяного.

Честно говоря, я так и не знал, каким образом реализовать свои фантазии в хоть и большом, но провинциальном городе. Объявления типа «ищу женщину с легкими мазохистскими наклонностями» ничего не давали, хотя такие женщины — я это знал доподлинно — есть. Прямо вот где-то рядом ходят. Но, может, они газет не читают?

И вот теперь я стоял перед выбором, а выбор — передо мной, у окна. Или продолжать бесплодные поиски, или отказаться от своих нездоровых фантазий? Я-то их нездоровыми не считаю, начитался много чего по этому поводу, а что говорит об этом бывшая советская, а ныне российская психиатрическая наука? А-а, то-то! Может быть, просто нужно жить нормальной семейной жизнью, орать матом на жену, иногда лупить детей? Тоже какой-никакой выход для мортидо, направленного наружу (это по американцу Берну). Так живут миллионы семей во всем мире, если не миллиарды, а в этой стране и подавно. Только это не для меня. Это для тех, кто не осознал корней этого явления. А я осознал. И кривить душой, мучить себя счастливой семейной жизнью не буду. Лучше, как я обычно говорю, жить и умереть в одиночестве. Что касается секса, то не перевелись еще на Руси профессионалки. Самые дорогие «фирменные» услуги стоят у нас 150 рублей в час. Может быть, в Москве за это берут 200 или сколько там долларов, а у нас вот так. Интернет у нас дорогой, это правда, а секс дешевый.

Но вот флагелляции эти девчонки боятся, да и по нашим правилам не рекомендуется с незнакомым партнером…

— Слушай! — говорю я Наталье с таким чувством, как будто прыгаю в прорубь (нет, не топиться!) — давай я тебе сначала дам один рассказик почитать и ты много поймешь. Будешь читать?

— А про что? — поворачивается ко мне Наташа и я смотрю на ее выпирающие грудки… Эх!

— Про секс! — я стараюсь произнести это как можно сладострастнее. Женщины читать про секс любят. Причем особенно внимательно читают про такие извращения, от которых меня, честно говоря, воротит.

— Ну, давай!

— Садись за тачку! — командую я. — Сейчас я тебе файл скину.

Так. «Сетевое окружение«»… Вот ее машина… C:\Windows\Рабочий стол. А что бы ей дать почитать? Ну, для начала вот это. Красивая безобидная вещь.

— Посмотри у себя на рабочем столе! — говорю я.

— И что с ним делать?

— Как что? Двойной щелчок. Запустится такая программа — браузер — и в нем будешь читать.

Теперь мы сидим каждый за своим столом. Я уже не перебираю счета-фактуры, а жду, когда Наталья дочитает до конца. Она сидит неподвижно и внимательно смотрит на экран, иногда часто-часто несколько раз нажимая стрелку вниз.

— Да ты лучше «пейдж даун» нажимай, — не выдерживаю я.

Никакой реакции с ее стороны. Я пытаюсь что-то прочесть в ее глазах, но безрезультатно. Вообще в женские глаза смотреть интересно. Столько в них всего отражается! С такими оттенками, что ни одному художнику не приснится. Вдруг я что-то в них замечаю. Какой-то огонек. Этот огонек мне знаком. Именно так много лет назад горели глаза у Татьяны, когда я ей сказал, что я девственник. Но потом этот огонек гаснет и в ее глазах я больше ничего не вижу. Я еще всматриваюсь в них некоторое время в надежде что-то разглядеть, но, в конечном счете, мне все это надоедает. «Хорошо хоть, сразу реакция отторжения чужеродной темы не произошла», — думаю я, открываю стол и достаю папку с бумагами..

Тем временем обед кончается и один за другим в кабинет начинают возвращаться сослуживцы. Наталья продолжает читать. Смотри-ка, а я думал, бросит. Монитор у нее повернут так, что посторонним ничего на нем не видно.

Через некоторое время я замечаю, что Наташа отворачивается от компьютера и начинает рыться в бумагах у себя на столе. Рабочий день продолжается своим чередом.

В конце дня я подхожу к Наталье.

— Ну, как?

— Ничего, интересно, — говорит она, не глядя на меня.

Ну что ж, все ясно.

Но потом выясняется, что ясно не все. Через пару дней в конторе между женщинами зашел разговор о школе, об учебе детей, об оценках. Нет, о наказаниях речь не шла. Раз я человек бездетный, то мог только вспомнить свое школьное прошлое. Ну, вспомнил и вспомнил. Спустя некоторое время Наталья как бы в шутку спросила у меня:

— Ну, так что насчет вещей?

Я как бы в шутку ответил:

— А что, у тебя все еще есть желание связать судьбу свою и своего ребенка со мной, гнусным и грязным извращенцем, который… — тут я замешкался, придумывая продолжение фразы.

— А у тебя есть желание завтра прийти и с Юлькой позаниматься? Ты говорил, что сочинения в школе хорошо писал, помоги ей, — все это она сказала, явно стараясь на меня не смотреть.

Завтра была суббота. В квартире Натальи я уже бывал несколько раз, так что адрес знал. Вместе мы работали года три и всей конторой отмечали у нее дома ее дни рождения.

В полдень я с букетом гвоздик звоню в Натальину квартиру. Ходить с цветами каждый раз для меня крайне непривычно и почему-то стыдно. Цветы мне представляются недостаточно «мужественным» предметом. По замысловатой цепи ассоциаций откуда-то приплывает мысль: «…как педераст». Я усмехаюсь этой явно глупой мысли и тут дверь, обтянутая поверх металла черным дерматином, открывается. На пороге возникает Наталья в очень уже непривычном для меня виде — коротенькой беленькой маечке, с голым животом и узеньких черных плавочках.

— Ой! — вскрикивает она и пытается закрыться руками. — А я думала, это Юлька вернулась!

Какое-то мгновение мы стоим друг перед другом и в это мгновение я с грустью успеваю понять, чтó должен делать дальше, если хочу продолжать называться мужчиной. Я переступаю через порог и захлопываю дверь. Потом все происходит одновременно. Букет с шуршанием ложится на столик куда-то вправо, замок на моей куртке взвизгивает и куртка валится вниз. Куда летит шапка — я не успеваю заметить. Потом я, как мне кажется, мучительно долго вылезаю из не расшнурованных ботинок. Тем временем Наталья убегает в комнату, закрывая за собой дверь. От моего удара не успевшая закрыться дверь распахивается и громко бьет по ограничителю («»стежь» он называется, поэтому дверь открывается «настежь»), Наталья оказывается у меня в руках и испуганно ойкает…

В квартире довольно холодно, хотя зима уже на исходе. В Сибири март — месяц зимний. Угля на ТЭЦ осталось, как обычно, на три дня. Его всю зиму на три дня было. Поэтому я быстрее одеваюсь, натягиваю брюки, рубашку… Наталья укрылась одеялом до подбородка и вставать, как видно, не собирается. Я завязываю галстук (вот галстуки я люблю, причем люблю не столько их носить или менять один на другой, сколько завязывать. Завязывание узла, любого, всегда будит во мне ощущение чего-то мужественного, морского, альпинистского, садомазохистского, наконец). Так вот, я завязываю галстук, беру пиджак и вдруг что-то с грохотом и звоном падает на пол. Когда через мгновение я понимаю, что это было, я, наверно, багровею. …Твою мать! Идя к женщине, не забудь с собой… ага!.. Тем временем Наталья выныривает из-под одеяла, обнажаясь до пояса, и хватает с пола это что-то.

— Ой, какая прелесть!

В руках у нее самые настоящие (ну какие настоящие, made in China), красивые, белые и блестящие наручники — действительно, прелесть. С виду не чета ментовским — всегда громоздким и обшарпанным.

— Дай сюда, это не игрушка! — я забираю у Натальи «браслеты» и кладу обратно в карман.

— Это ты взял, чтобы меня приковывать, да? Чтобы я была послушной, покорной, ты же таких женщин любишь — как в том рассказе? — говорит Наташа, а мне становится не по себе. На кой наручники-то взял, дурень? Возомнил невесть что… А то глаза у нее загорелись… Как же! Хотя нужно заметить, что некоторые женщины согласны просто на секс в наручниках, без «эсэма».

— А разве ты можешь представить меня без наручников? — пытаюсь сострить я.

— Нет, я тебя без наручников не представляю, — серьезно говорит Наталья и мне от двойственности смысла этой фразы становится еще больше не по себе. — Уйди, я одеваться буду!

— Ах, какие мы стеснительные, — мрачно говорю я и иду на кухню. В соответствии с законами жанра теперь надо чай пить.

И пока мы его пили, раздался звонок в дверь — от бабушки приехала Юлька.

На другой день я занимался своими делами, а потом началась обычная рабочая неделя. Наши с Натальей отношения продолжали оставаться, как и прежде, хотя трудно было делать вид, что ничего не произошло. Выручало обилие работы. В один из дней у Натальи заглючил комп и я как доморощенный программист полез его настраивать. Когда я взглянул на экран, то почувствовал буквально физический удар по глазам. В корне диска C:\ красовался каталог со знакомыми буквами BDSM. Я моментально бросился в него. Ага… ага… все скачано «один к одному» с моей машины.

— Наташка! А как ты все это нашла? — только и мог спросить я.

— А я поиск запустила в твоей машине.

— Какой поиск? — я не поверил своим ушам. Я привык, что кроме меня у нас на работе поиском никто пользоваться не умеет.

— Ты же меня сам учил!

Действительно, учил я многих. Но в большинстве-то случаев это было безрезультатно!

— Короче, ты наглая и бессовестная, — полушутя-полусерьезно заключил я. — С тобой надо сделать… вот так же вот, как вот здесь, — я указал на синенькие значки файлов HTML.

— Ты сам наглый! Ты зачем на служебной машине все это хранишь?

— Я, если ты знаешь, и в Интернет выхожу с этой машины.

— А почему ты себе домой не купишь?

— А вот поженимся — купим, — неожиданно для самого себя сказал я.

И вот в следующую субботу я опять был у Натальи. Теперь мать и дочь обе были дома. Правда, двенадцатилетняя Юлька вновь собиралась к бабушке, и значит, мы с Наташей должны были остаться одни.

— Дядя Игорь, а вы скоро с мамой поженитесь? — внезапно спросила она меня, когда Наталья вышла.

— Да мы… типа того… может и вообще еще не поженимся, — не сразу нашелся я.

— А мама сказала, что мы все вместе будем жить, — не унималась Юлька.

— Что-то твоя мама сильно много планов понастроила. Вот я с ней еще разберусь!

— А вы ей всыпьте хорошенько! — хитро улыбаясь, посоветовала Юлька.

— Чего? — я не поверил своим ушам.

Но Юлька засмеялась, отвела глаза и ничего не сказала.

Когда мы с Натальей остались одни, я никак не мог начать нужный разговор. Все стоял, смотрел на затянутое синими волнообразными облаками небо, соседнюю девятиэтажку, приземистое здание АТС. В комнату вошла Наталья и я оглянулся. Моя нарядная невеста что-то перебирала в шкафу.

— Наташа, — начал я, — объясни, с какой целью ты переписывала все эти файлы в свою машину.

— Чтобы читать, когда твой компьютер выключен.

От неожиданности я расхохотался.

— Остроумная ты, однако! Ну, а все-таки, тебя это что, заинтересовало?

— Ну а если заинтересовало, тогда что?

— Тогда надо все это попробовать на практике. Прямо сейчас. — И, прибавив металла в голосе, я добавил: — Раздевайся и ложись!

Наташа молча продолжает рыться в шкафу. Я подхожу к ней и обнимаю сзади за плечи. Она замирает. Тогда я обхватываю Наталью и увлекаю ее на диван, валю на него и еще поднимаю с пола ее ноги в черных чулках. Теперь она лежит, а я стою над ней.

— Вот сейчас я тебя выпорю, — говорю я.

— За что? — жалобно произносит Наталья.

— За файлы, за прошлый раз…

— А разве тебе в прошлый раз не понравилось? — Наталья поворачивается и удивленно смотрит на меня.

— В этот раз понравится больше, — я достаю из кармана все те же наручники, предусмотрительно не запертые, беру левую руку Натальи (она лежит левым боком ко мне), защелкиваю браслет на запястье. Потом беру другую руку, завожу ее за спину и тоже надеваю на нее браслет. При этом я еще слежу, чтобы кисти рук шли навстречу друг другу. Все происходит как-то на удивление буднично и никаких особых чувств по этому поводу я не испытываю. Только очень легкое, малозаметное волнение. Я укладываю Наташу поудобнее.

— Ложись, моя хорошая…

Наташа молчит. Я достаю из кармана заранее заготовленный метровый кусок веревки, формирую из него «пьяный узел», надеваю его петли на ноги Наташе и затягиваю на ее щиколотках. Свободные концы веревки связываю прямым узлом. Теперь все готово. Наташа связана по рукам и ногам. Я рывком задираю ее юбку.

— Не надо! — жалобно канючит она.

— Надо, прелесть моя. — Я стаскиваю с нее чулки, оказавшиеся на самом деле колготками, вместе с трусиками. Снять их с ног я не могу — мешает узел внизу, поэтому так все и оставляю. Наташа пытается скованными руками, тыльной стороной ладоней, выпрямляя пальцы, прикрыть оголившуюся попку, а я тем временем вытаскиваю из брюк надетый специально для такого случая мягкий кожаный ремень. Я складываю его пополам и перехватываю посередине, оставляя сравнительно небольшой свободный конец, и командую Наташе:

— Убери руки!

Наташа молчит и продолжает закрываться. Левой рукой я берусь за цепочку наручников и осторожно отвожу ее руки с попы. Хотя Наташа ведет себя на удивление тихо, нанести первый удар я никак не решаюсь. Тишина в такой ситуации как-то… не способствует. Чувствуешь, что это затишье перед бурей, а каковы будут последствия бури, какие разрушения она принесет — не знаешь.

— Готова? — спрашиваю я.

Наташа по-прежнему молчит, но я чувствую, как она напрягается и тогда просто уж из жалости к ней я несильно размахиваюсь и стегаю ее по голым ягодицам.

Наташа вздрагивает, но мне кажется, что это не от боли, а просто в результате долгого напряженного ожидания. Я стегаю еще раз, посильнее. На коже ягодиц начинает угадываться легкий полосообразный румянец.

— Ну… — Наташа как будто хочет мне что-то сказать. Я наклоняюсь к ней, но она отворачивается.

Я начинаю ее пороть (ха-ха! это вряд ли можно назвать поркой), следя за тем, чтобы ремень попадал каждый раз по новому месту. Наташа молчит, только всасывает в себя воздух через плотно сжатые зубки. Наконец она не выдерживает.

— Перестань! — (Я, конечно, и не думаю переставать). — Прекрати! Совсем ничего не умеешь!

От такого заявления я сразу останавливаюсь и даже отпускаю цепочку наручников.

— Что? Что?..

— Бить надо не серединой ремня, а его концом, — со снисходительной усмешкой говорит мне Наташа. — И не складывай ремень пополам, а то такое ощущение, как будто палкой бьешь. Тебя что, в детстве не пороли?

Пороли, кстати сказать, и я тоже успел кое-кого выпороть, но было это давно, сумма оплаты с моей стороны зависела от количества ударов, а не от их качества. И вот надо же — теперь я должен «показать класс».

Я понял, что благоразумнее внять этим советам. Теперь я наматываю ремень на руку, зажав пряжку в кулаке и, примерившись, опять стегаю Наташу. В ответ она слабо дергается, а я стегаю еще раз и еще. Теперь Наташа вновь пытается закрыться руками. Я за цепочку наручников снова оттягиваю ее руки. Сгоряча я забыл про счет ударов (впоследствии я подсчитал, что нанес их Наташе около трех десятков), а вообще-то я собирался пороть свою подругу до тех пор, пока не решу, что уже хватит. Целью сегодняшней порки была не игра и не наказание, а просто показать, кто я и чего хочу. Подписание протокола намерений. Теперь я понимал, что я или не тот, за кого себя выдаю, или показываю очень плохо. Эта мысль и осознание собственной неопытности разозлили меня и я почувствовал, что стал стегать покрасневшую Наташину попу сильнее.

— Ай!.. Ой!.. — вдруг вскрикивает Наташа.

Это меня приободряет и я стегаю, стараясь равномерно распределять удары кончиком ремня по обеим половинкам ягодиц. По правой, по левой, по правой, по левой…

— Хватит! — кричит Наташа. Я моментально останавливаюсь, но тут же вспоминаю прочитанные рассказы.

— Что «хватит»? Что ты тут командуешь? Когда хватит, ты об этом узнаешь, — начинаю строжиться я. Наташа, видимо, подыгрывая мне, покорно молчит.

Опять удар, еще, еще. Ремень смачно шлепает по попке и этот звук для меня лучше всякой музыки. А Наташка-то оказалась молодцом! По кайфу ей все это, значит…

— А-а! О-ой! Ты с ума сошел, что ли? Больно же! По одному месту все время!

Нет, не по одному месту. Просто не покрасневших, нетронутых мест на ее попе уже не осталось. Опять по сложной цепи ассоциаций ко мне приплывает: «…пробы негде ставить». Я смеюсь и перехожу на Наташкины ноги. Вначале она как будто затихает, но потом начинает голосить пуще прежнего:

— Больно! Не надо по ногам! Очень больно! Ай!.. Игорь, пусти!

При порке ног держать Наташины руки за цепочку мне уже не удобно и я их отпускаю — пусть закрывает попку, до ног все равно дотянуться не сможет. Обе ее ляжки пересекают уже по несколько красных полос, быстро начинающих синеть, а ножки так чудно вздрагивают, что я уже с трудом сдерживаю свое дыхание и свои эмоции. Видимо, полностью мне их сдержать не удается, поскольку Наташа взмаливается:

— Игорь, все, не надо. Я не хочу… Перестань… А!..

Наверное, действительно хватит на первый раз. Я опускаю ремень, развязываю Натальины ноги, маленьким ключиком отпираю наручники. Она сползает с дивана, натягивает одежду.

— Теперь ты знаешь, кто я и что мне нужно, — говорю я.

Она улыбается в ответ. Мне от такой улыбки становится теплее.

— Имей в виду, — вновь говорю я, что если я сделаю тебе предложение, ты согласишься и мы поженимся, вот это все будет продолжаться на протяжении всей нашей долгой счастливой жизни.

— А ты мне разве еще не делал предложение? — удивляется Наташа.

Я пожимаю плечами.

— Я такого факта из своей биографии не припоминаю. А, кроме того, я считаю, что для создания семьи штамп в паспорте необязателен, а взаимная любовь обязательна. Вот так! Взаимная! Иначе незачем огород городить.

Наташа сидит в раздумьях.

— Пойдем чай пить! — предлагаю я. — Я тебе пирожных купил… Эх, жалко, Юльки нет!

Мы пьем чай и болтаем об интересующих нас вещах. Я ей рассказываю про Интернет и что такое «спанкинг». Она, оказывается, знакома со всеми этими вещами только в теории, если не считать домашнего детского опыта, который она явно не забыла.

— Я лет в пятнадцать поняла, что мне это нужно, но не знала, что и как…

— Теперь узнала — и что?

— Теперь узнала…

Она задумывается, потом спрашивает:

— Так ты действительно будешь Юльку лупить, как меня?

Я усмехаюсь.

— Ну, во-первых, я и тебя теперь буду лупить по-другому, а во-вторых… Как ты думаешь, лупил бы я свою дочь или нет? И давай уже закрывать эту тему.

Я встаю, подхожу к окну. Серые тучи заволокли все небо и солнце где-то там, за ними. Никак не может пробиться сквозь густую пелену.

— Наташа! — зову я. Она подходит. Я поворачиваюсь к ней и беру ее руки в свои.

— Наташа! Выходи за меня замуж!