...Свист рассекаемого воздуха, звонкий шлепок, Ленкин взвизг, и неожиданно затянувшаяся тишина. Только слышно, как Ленка тихонько всхлипывает...

– Мам, кажется, всё! – я вздрагиваю от этого тонкого детского голоса и открываю глаза.

– Всё? – дородная тетка, уже занесшая руку для очередного удара, недоверчиво сопит, – Посмотри хорошо!

Платье на ней влажное, прилипает к мясистому телу, свободной рукой она вытирает пот со лба – её явно утомила такая работа, но она всё еще готова продолжать, и подозрительно всматривается в темноту июльской ночи.

– Не, точно всё! – курносая девчонка лет десяти, с косичками, мало похожая на свою мать, обшаривает руками землю вокруг себя, – Было ровно двадцать восемь!

Она явно гордится своим умением хорошо считать. Наверное, в школе отличница. Еще бы, при такой маме...

– Ладно, отпускайте эту засранку! – мамаша с явным сожалением смотрит на исполосованный Ленкин зад, и тяжело вздыхает: – Мало им, паразиткам!

Её муж и сын, стоящие с двух сторон багажника стареньких «Жигулей», отпускают Ленкины руки. Ленка, похоже, не верит своей свободе. В красном свете габаритных огней «Жигулёнка» видно, как её тело, распятое на багажнике тихонько вздрагивает, – она плачет. «Неужели это не сон?», – думаю я, – «И эта ночь, и это общество, и я сама – все так нереально. Надо проснуться, проснуться..., но как?»

Я вижу, как не отрывая живота от багажника, Ленка медленно опускает руки, ищет спущенные трусики, и, охая от боли, натягивает их. Она понимает, что мужики с любопытством смотрят на неё, и не хочет им ничего показывать – на сегодня ей достаточно унижений. Руки её опять тянутся вниз, теперь она пытается нащупать брюки от спортивного костюма...

– Давай, давай, не тяни время, освобождай место! – это опять эта противная тетка.

«Место?!... Какое место? Для кого? ДA ДЛЯ МЕНЯ ЖЕ!», – молния пронзает моё сознание. Я вскакиваю, и бросаюсь бежать в темноту...

Свист воздуха в ушах, за спиною крики и звук погони, комья земли путаются у меня под ногами. Чужое дыханье все ближе и ближе, я петляю, как заяц, и тут натыкаюсь на какую-то проволоку, путаюсь в ней и растягиваюсь на земле. Сверху тут же наваливается чье-то тело, вдавливая меня в мягкую сырую почву. Это явно её сынок, прыщавый балбес, по всей видимости, наш ровесник... Нет, что он делает, а? Его рука лезет мне под майку, он нащупывает правую грудь, и сдавливает её. Нашел время, сволочь!

– У-уйди га-а-ад! – я вырываюсь и ору, что есть силы, но он заламывает мне руку, и тянется к другой груди. Ублюдок!

– Колька! Ты где? – вдруг раздается неподалёку голос его отца. Пожалуй, сейчас я даже рада его появлению.

– Здесь, здесь я, пап! – Колька наконец-то отлип от меня, но мою руку не бросил.

– Поймал? Ну, молодец, веди к машине.

И вот, меня тащат по полю к лесополосе, где видны красные огни «Жигулёнка». Недалеко же я отбежала. A если бы и удалось сбежать, то как бы потом я смотрела Ленке в глаза?... Впрочем, обе мы дуры. И на кой черт нам нужна была эта картошка? Пока меня тащили к машине, все события этой ночи прокручивались в моей памяти...

Нам с Ленкой не было еще и семнадцати, и нас тянуло на приключения. Учеба в областном центре, достаточно далеко от родителей, а также жизнь в общежитии предоставляли все возможности для этого. В этот прекрасный (ужасный!) день мы решили совершить ночной набег на близлежащие огороды и пополнить запас картошки. Следует заметить, что мы вовсе не пухли от голода, для нас был важен сам процесс – покупать картошку на рынке скучно! В два часа ночи мы вдвоем выбрались из окна второго этажа общежития, по решетке подъезда спустились на землю, и отправились на поиски тех самых приключений. На этот раз мы их нашли (на свою задницу – в буквальном смысле).

Сперва все шло хорошо – мы быстро дошли до заранее намеченного места и огляделись вокруг – было темно и тихо, сторожей, похоже, не было, ночь была ясной и безлунной – условия просто идеальные. Мы достали лопату, и принялись за работу. Земля после дождей была мягкой, мы быстро увлеклись, и утратили всякую бдительность. Я подкапывала очередной куст, когда за моей спиной вдруг вспыхнул свет электрического фонарика, и грубоватый мужской голос спокойно произнес:

– Картошечку копаем?

От неожиданности я подпрыгнула, но тут же была схвачена за руки с обеих сторон. Ленка, та вообще просто села на землю, и поймать её не составляло никакого труда. Так мы оказались в том приятном обществе, о котором я уже рассказывала. Дружная семья в полном составе выехала на дежурство по охране огородов. Свою машину они поставили в лесополосе, погасили все огни, и терпеливо ждали появления воров. Ворами оказались мы с Ленкой.

После ругани и нескольких затрещин, полученных нами от мамаши, которая явно была душой этой компании, на семейный совет был вынесен вопрос – что делать с нами дальше? Предложение «сдать этих воровок в милицию» не получило с нашей стороны никакой поддержки – мы ревели и умоляли не делать этого. Действительно, это грозило исключением из техникума и еще многими другими неприятностями. Мы предлагали расплатиться за выкопанную картошку по двойной, тройной цене, но наш вариант не нашёл на семейном совете понимания – картошки мы успели накопать не так уж много. Вдруг мамаша (звали её Полина) неожиданно задумалась, внимательно поглядела на наши сумки и сказала:

– Значит купить картошечку хотите? Ну, ладно, я готова продать...

И она предложила нам свой вариант сделки. За каждую выкопанную картофелину она требовала с каждой из нас по одному (всего лишь по одному!) удару по мягкому месту каждой из нас. По её мнению это было бы приемлемой ценой. Похоже, предложение мамочки понравилось почти всей семье. Отец, правда, отвел глаза в сторону, зато сынок начал глупо ухмыляться, a его сестрёнка хихикнула. Мы же в один голос отказались от такой покупки.

– Ну, что ж, отец, тогда заводи машину. Повезем их в участок.

Мы начали предлагать другие варианты, обещать свою помощь на огороде, и т.д. и т.п., но нам явно не верили. Нас уже затолкали на заднее сиденье, и приготовились везти в город, когда Ленка неожиданно спросила Полину, как она собирается нас пороть, если мы согласимся.

– Как, как. Известно как. Как и нас пороли. Снимут штаны, нагнут, да по голой жопе ремнем..., – она мечтательно вздохнула, воспоминания ранней юности были ей явно приятны, – И своих так же учу, вон, гляди, какие смирные! – при этих словах её сын заметно смутился. Наступила пауза.

– Ладно, не надо в милицию, я согласна, – после этих Ленкиных слов я ошарашенно поглядела на неё:

– Что с тобой?!

– А меня и так дома выпорют, если из техникума выпрут. А у тебя что, не так?

Я смутилась. У меня действительно было не совсем так. Меня бы, конечно, наказали, но не настолько строго. А терпеть порку от каких-то случайных людей я и вовсе не собиралась. О чем и заявила.

– Уж если пороть, так обоих, – заявила Полина после некоторого раздумья, – У нас тут не стол заказов – того сюды, этого туды... Или вместе в милицию, или вместе под розгу.

Ленка, похоже, приняла решение и кинулась меня убеждать. Она упирала на нашу дружбу, на то, что в милиции может быть ещё хуже, на то что это хоть и больно, и стыдно, зато других последствий никаких... В конце концов она заявила, что я просто предательница. Что мне оставалось делать? Я тоже согласилась.

Оставалось обговорить с семейством условия договора. Всю краденую картошку было решено разделить на две части – каждая из нас выкупала свою половину. Таким образом, учитывая наше раскаяние и юный возраст, нам скостили цену вдвое. Кроме того, мы добились того, что не будем спускать трусики – и в этом нас неожиданно поддержала Полина, заявив своим мужикам: «Нечего вам на голые задницы смотреть!».

Вокруг нас началась суета – подготовка к предстоящему наказанию. Всем нашлось дело. Отец с сыном достали старое одеяло и начали расстилать его на багажнике. «Чтоб зубами краску не поцарапали», – сострил папаша. Девчонка в сторонке делила картошку на две примерно равные кучки. Полина занялась поиском орудия наказания. Подходящего ремня не нашлось, и она достала из автомобильной аптечки толстый резиновый жгут, который обычно используют для остановки кровотечения. Намотав его себе на руку, Полина взмахула свободным концом в воздухе, и подмигнула нам:

– Самое то.

Я представила себе, как это все будет происходить и меня невольно передернуло. Впрочем, после нашего согласия на экзекуцию, отношение к нам заметно изменилось от угрюмо-мрачного на почти дружелюбное. Оставалось только перетерпеть саму процедуру. Я уже надеялась на то, что все это будет не столь страшно и болезненно, как мне поначалу представлялось. Ленка, похоже, тоже повеселела. Нам казалось, что нас уже простили, и наша порка пройдет уже просто для видимости, как бы понарошку. Возможно, так бы оно и было, если бы не ошибка, допущенная вскоре Ленкой...

Итак, все было готово. Наступила небольшая пауза, и стало ясно, что одной из нас придется сейчас занять место на импровизированной Голгофе. Ни я, ни Ленка не решались сделать первый шаг. Семейство выжидательно сморело на нас. Наконец Полина не выдержала:

– Ну, что ломаетесь? Давай, ты первая, – она взяла Ленку за плечо, и подвела к заднему бамперу «Жигулей», – спускай штаны и ложись!

Ленка медленно стянула вниз спортивные брюки. Красныме фонари машины с двух сторон осветили ее голые ноги. Я стояла в нескольких метрах сзади, но даже оттуда Была заметно, что Ленка сильно дрожит. Полина подтолкнула ее в спину, она наклонилась и легла животом на расстеленное одеяло. Стоящие с обеих сторон от машины муж и сын Полины взяли Ленку за запястья так, что она оказалась растянутой на багажнике и прижатой к нему грудью, задний бампер уперся в колени, не давая возможности подтянуть ноги. Полина задрала Ленкину футболку до пояса и отошла чуть в сторону. Мужики дружно уставились на выпяченный зад моей подруги, полуприкрытый тонкими трусиками, сынок даже вытянул шею, чтобы получше все рассмотреть. Ленкина порка начиналась.

– Не вздумай смыться, – Полина повернулась ко мне, – а не то твоя порция ей достанется, и в двойном размере! – она закончила приготовления и скомандовала дочери: – Считай!

– Один! – раздался в тишине ночи детский голосок, и первая картошка cо звоном упала в пустое железное ведро. Я на секунду зажмурилась. Раздался звонкий шлепок по голому телу.

– Ай! – вскрикула Ленка. Открыв глаза я успела увидеть как она дернулась полусогнутыми в коленях ногами. Но её держали крепко, и она вновь притихла.

– Два! – звон железного ведра, взмах, шлепок...

– А-а-ай! – второй удар был явно сильнее первого. Ткань на Ленкиных трусиках сохранила отчетливую вмятину от жгута.

– Три! – мамаша, явно входившая во вкус, замахнулась уже со всего плеча, и жгут со свистом впечатался в Ленкино тело чуть пониже ягодиц.

– A-a-a, сука, больно! – взвизгнула Ленка. Полина на секунду опешила. «Лучше было бы ее не обзывать», – подумала я.

– Стой! – Полина жестом остановила девчонку, уже приготовившую очередную картофелину, – Сука, говоришь? Я тебе, соплячка, сейчас покажу какая я сука! – она явно не на шутку рассвирепела, – Больно ей, воровке! Ты у меня сейчас узнаешь, что такое больно!

Полина подступила к Ленке, обеими руками захватила ее трусики и резко сдернула их вниз. Раздался жалобный треск лопающейся по шву ткани, и Ленкины ягодицы предстали перед аудиторией уже в обнаженном виде. На теле хорошо был виден след от двух последних ударов.

– Ой, простите, я же нечаянно это сказала, я больше не буду, – жалобно, как собачонка, заскулила Ленка, пытаясь приподняться.

– За нечаянно бьют отчаянно! Картошечки ей захотелось... Ну, теперь держись, мерзавка! – Полина отступила на шаг в сторону и замахнулась, – Считай!

– Четыре! – Ба-а-ам! – Вжи-и-ик, шлеп! – А-а-а-ай, не на-а-адо!

– Пять! – Дзинь! – Вжи-и-ик, шлеп! – А-а-у-у-а-а, не бу-у-уду!

– Шесть! – Б-о-омм! – Вжи-и-и-ик, шлеп! – И-и-и-а-а, пусти-и-ите!

Я стояла как парализованная, глядя на дергающееся Ленкино тело. Мой слух почти откючился, я не слышала ее визгов, и лишь видела, как после каждого удара ее голова запрокидывалась назад, и открывалcя рот, забитый распущенными волосами. Вдруг вокруг меня все поплыло, я опустилась на корточки, закрыла лицо руками и впала в какое-то забытье....

...Ну, вот теперь и моя очередь. Я стою лицом к багажнику, с двух сторон меня держат за руки, и этот придурок Колька втихомолку поглаживает мою ладонь. Нашел время заигрывать, идиот... Джинсы уже спущены, и теперь Полина задирает мою майку и закручивает ее вокруг туловища под грудью. Теперь очередь трусиков. Неужели она спустит их с меня перед глазами мужиков? Я инстинктивно подаюсь назад, пытаясь прикрыть бедрами от нескромных взглядов нижнюю часть живота, но тут же получаю от Полины сильный шлепок по заду.

– Не дергайся, скромница! Сейчас получишь горячих...

Я чувствую, как ее толстые пальцы цепляются за мои трусики и тянут их вниз. Боже, как стыдно! Даже не видя лиц тех, кто меня держит, я понимаю, куда устремлены их взгляды. Неожиданно я ощущаю влагу между своих ног. С чего бы это вдруг?... Но я не успеваю ничего сообразить, Полина

толкает меня в спину.

– Ну, чего на нее уставились? Держите крепче!

Меня растягивают на расстеленном одеяле. Я выше Ленки, моя голова упирается в заднее стекло, и я, как могу, пристраиваюсь к нему щекой. В низ живота давит какая-то выступающая часть багажника, я чувствую ее даже через двойной слой одеяла. Не слишком-то удобно, но то ли еще будет... Наступает тишина, только слышно, как все еще изредка всхлипывает где-то в темноте уже наказанная Ленка. Краем глаза вижу массивную фигуру Полины. Она долго расправляет резиновый жгут, и вот, наконец, медленно и тяжело замахивается. Боже!

– Вжжжж... – свистит в воздухе жгут, и одновременно с ним я начинаю визжать от ужаса, – A-a-a-a! Шлеп! A-a-ooo! – а это уже первый крик боли вырвался из моей груди... О-о-о, как же на самом деле больно!

– Один! – я не узнаю своего голоса, он какой-то чужой и хриплый... За мой побег мне назначено особое наказание – в полтора раза превышающее Ленкино – сорок два удара, и считать их должна я сама. Господи, да я же не выжержу!

– Вжжж... Шлеп! A-a-а-а-ррр!

– Дввв-а-а! – Нет, нет, я не смогу этого вытерпеть, неужели они этого не понимают, уж лучше милиция, суд, позор, чем такое...

– Ижж-и-и-к... Шлеп! Ай-а-ай! – Оооо... По самому нежному месту, чуть пониже ягодиц... Я вгрызаюсь зубами в грязное одеяло и хриплю как зверь:

– Tррри-ии!

– Жжжж-и-ик... Шлеп! А-а-у-у! – Теперь уже сверху, почти по копчику...

– Четыррре! – Я чувствую, что моя попа наливается кровью, и становится похожа на спелый помидор. Нет, надо отвлечься, думать о чем то другом, иначе не вытерпеть...

– Вжж-и-и-к... Шлеп! А-оооо! – До чего же противный получается звук, когда резина врезается в самую мякоть ягодиц... И больно!

– Пяя-я-ять! – Я поджимаю зад, и торчащая часть багажника упирается мне в лобок... А, конечно, это же замок. A что, если...

– И-жжжжж... Шлеп! A-a-a! – По пострадавшей ранее территории... Ну, ничего, теперь у меня есть чем заняться...

– Шее-есть! – кричу я, и изгибаю заднюю часть туловища так, чтобы эта железка, прикрытая одеялом, надавливала мне на самое нежное место...

– Вжииик... Шлеп!

– Ce-eмь! – я уже нащупала свою цель, и теперь все мысли только об этом, даже кричать некогда. Только бы счет не потерять, а то ведь еще добавят.., – Во-осемь! – Я уже не слышу свиста жгута, мне не до этого... – Девяять! – Я чувствую только сам удар и, как робот, выкрикиваю очередную цифру... – Десять! – Мое тело ерзает по багажнику, то ли спасаясь от боли, то ли ища наслаждения, я сама уже не знаю... – Один-н-надцать! – Оооо, вот, вот, вот она эта точка... – Двена-а-адцать! – Мое возбуждение явно передается держащим меня за руки, они все крепче и крепче сжимают мои запястья. Держите, держите, руки мне уже не нужны... – Тринадддцать! – Бей меня тетка, бей посильнее, ты не понимаешь, что это мне сейчас только в радость... – Четыыырнадцать! – Ну, ну, ну... – A-a-a-aa! Пя-пя-пятна-ааа-а-адддцццать!

Всееее... Меня не-е-е-ет, я лечу в голубую бездну... Я оставляю свое тело распятым на багажнике, мои связи с ним порваны, оно мне не принадлежит. Блаженство, блаженство... Ни боли, ни страдания, только бесконечный, бесконечный полет, без времени и пространства... Где я? Не знаю...

Но что это... Опять под щекой жесткая складка одеяла, вывернутыe руки, и ночная темнота вокруг. Я, похоже, бросила считать удары и Полина хлещет меня с особенным остервенением. Сколько сейчас? Двадцать, тридцать? Когда я остановилась? А может она поняла, что со мной сейчас произошло? Я вновь чувствую боль, мой зад раскален докрасна, даже легкое прикосновение сейчас нежелательно, а она лупит со всей дури... Все, хватит, я же не могу больше, не мо-о-гу-у-у!!!

Я кричу, но не слышу своего крика. Боль достигает критического порога, и я вновь куда-то проваливаюсь. Падаю... Вокруг темно и страшно...

...Позже Ленка рассказала мне, что после того, как я потеряла сознание, все семейство не на шутку перепугалось. Действительно, я пролежала без памяти около пяти минут, и очнулась опять же от боли – эти идиоты уложили меня на спину и совали под нос нашатырный спирт, не думая о том, что на спине мне лежать, мягко говоря, неприятно. Но была одна радость – наше знакомство подходило к концу.

Уже светлело, когда нас подвезли к общежитию. Перепуганная Полина насильно затолкала нам в руки сумки с злосчастной картошкой. «Покушаете, девочки, а то уж я перестаралась, вы уж меня, дуру старую, простите», – умильным голосом говорила она, заглядывая нам в глаза. Картошка потом долго стояла в углу нашей комнаты, пока Ленка не отдала ее соседям. Мы к ней так и не притронулись – уж слишком дорого она нам обошлась.