– Что-то я давно не пробовал горячих булочек, дорогая! Может, испечешь?

Мой благоверный сидел поздним субботним утром и читал газету. Аккуратно сложив ее, он внимательно посмотрел на меня и произнес:

– Не вижу восторга в твоих глазах. Ленишься...

– Может, я спущусь в булочную?

– Нет, спасибо, я хотел бы, чтобы ты испекла для меня. Но раз нет, так нет...

– Дорогой, ты обиделся? Но мне правда не хочется стоять у плиты в субботний день... Ты уж прости...

– Тогда я испеку сам! Снимай трусы! – рявкнул он.

Посмотрев на него, я поняла, что муж разозлился не на шутку. Тут лучше не спорить. Вздохнув про себя, я стянула трусы, перешагнула через них и поплелась в спальню. «Хорошо, что постель не успела застелить», – подумала я, утыкаясь носом в подушку.

Раздосадованный супруг появился незамедлительно. Присев рядом, он погладил меня по попке и удовлетворенно произнес:

– Ну что ж, индигриенты на месте. За работу.

И принялся мять и месить мои ягодицы. Я только тихонько покряхтывала. Мой муж когда-то был довольно способным пианистом и пальцы у него на редкость крепкие.

Видимо, на его взгляд, «тесто» моей попки было хорошо замешано, и он сказал:

– А теперь, чтобы булочки были мягче, тесто надо отбить, – и принялся шлепать меня по уже разогретым ягодицам.

Мне уже совсем было невмоготу, а он продолжал нахлестывать мою попку, уже горевшую огнем, пока я не взмолилась:

– Хватит, не так больно! Я так больше не могу!

– А лениться можешь? Не выполнять мои просьбы тоже можешь? Равнодушно относиться к моим желаниям?

Внезапно он прекратил порку. Оторвав голову от подушки, я глянула через плечо. Мой благоверный с интересом рассматривал творение рук своих, потирая подбородок.

– Чего-то не хватает для полноты картины... – пробормотал он. – Ах да, вспомнил!

Он вышел в другую комнату и вернулся, неся в руках тонкий пластиковый прут. Откуда муж его выкопал? Я похолодела, несмотря на пылающие ягодицы. Мы с моей попкой существовали в разных температурах.

– На французских булках бывают такие пухлые насечки, – объяснил муж и замахнулся.

И вот тут я завопила во всю мочь. Прут жалил меня, как взбесившаяся гремучая змея. Это же садизм настоящий – так пороть и не привязывать! Он так и ждет, что я вскочу и убегу. И когда я в прошлый раз, действительно, убежала из под ремня, мой супруг попросту отбросил его в сторону, вышел из дома, и пропал на три недели. Что я только не передумала!

А когда он вернулся, также внезапно, как и ушел, то сказал мне, что если я вздумаю встать с кровати во время порки, он просто уйдет и никогда уже больше не вернется. Так что сбегать – себе дороже, ведь я люблю своего мужа...

Думая об этом, я вертела попкой, как будто она была приделана ко мне на одном большом шарнире и старалась подставить непоротое место. Но таких мест не осталось.

Когда в глазах уже потемнело, и силы покинули меня, причем неизвестно, от боли или от стремления увернуться от нее, порка прекратилась. Ощущение было такое, будто моя попа засунута в печку, и там разрослась до неимоверных размеров. Точь-в-точь французская булка, пышная, горячая, с насечкой посередине...

– И с румяной хрустящей корочкой, – добавил мой любимый, угадав мои мысли.