Библиотека КПРН

Снег лепит прямо в лицо, мы гуляем по Москве, это одна из первых наших прогулок, снег ложится под ноги и растекается грязноватыми лужами. Мы говорим обо всем, перескакивая от одного к другому, мы пьяны начинающимся общением, главное чувство–это жадность, это упоение – кто ты? какая ты? – и удивление, почему ТАК интересно? Вопросы, сплошные вопросы и открытия.

Мы гуляли по Пушке и забрели в магазинчик, где тебе понравился кожаный браслетик, я улыбнулась и рванулась купить его, но ты остановила меня, что ж – у меня будет время, и я обязательно сюда вернусь за ним. А потом я перехватила твой взгляд, разглядывающий ошейники, ворохом наваленные в витрине. Они тебе понравились. Ты хотела его, этот странный предмет тематических отношений, этот кусочек кожи, значащий порой слишком много, и это было ясно уже без слов, без признания, которое я вырвала у тебя…

Когда я одеваю его на тебя, ты уплываешь, сразу уплываешь, и мне приходится следить, чтобы ты не упала. Ты отзываешься на каждое мое прикосновение, такая доверчивая и беззащитная. Теперь не спеша надеть наручи, и руки за голову. Ты такая красивая, такая желанная. Ты вся в себе, твои глаза закрыты, и я не разрушу ту сказку, которая у тебя в голове. Первый раз я ошиблась, я заставила тебя открыть глаза и сказка начала исчезать из них. В этот раз я не допущу этого: я скручиваю платок, стоя у тебя за спиной, а ты вздрагиваешь, потому что не можешь понять, что я делаю. А я улыбаюсь, глядя на тебя: рано еще бояться. Завязать глаза… ошейник, скованные руки и завязанные глаза… уже можно все прекращать, у тебя уже такой эмоциональный пик, что мне самой становится страшно…

А потом мы семь часов просидели в кафе «Делифранс», и я уже никогда не смогу вспомнить, о чем мы говорили в тот день. Нам уже не хотелось расставаться, но время гнало нас по домам. А дальше, дальше нас закружили весна, прогулки по гулким мостовым и стихи, разносящиеся по ночной Москве. Коломенское, где я решилась на первый удар, а ты отпрыгнула от меня. Встреча, на которой я выпила слишком много вина, и выступления были столь заразительны, что, выйдя оттуда, мы смогли лишь дойти до ближайшего двора, где и свершилось. Сейчас даже вспоминать смешно, как я ломала в темноте прут, и как ты стояла, наклонившись к лавочке.

Наклонись и обопрись о подлокотники кресла. Нет, ниже. Пятнадцать ударов тростью, и я не буду сдерживаться. Ты умоляешь меня, что не выдержишь так много. Ну что я могу с тобой сделать (я же верхняя и должна держать слово, да ну его на фиг), ты получишь пятнадцать, но по пять, с перерывом. Я обещаю тебе, что не сбавлю силу удара, но сама же ломаюсь на третьем, когда ты вся выгибаешься и кричишь. Как сладко ты кричишь, мне нравится наблюдать за тобой, когда тебе больно. Но у нас еще два, я беру себя в руки и бью с полной силой. Маленький отдых – и следующие пять.

А в Измайловском парке мы уже гуляли, обреченные темой, мы забирались в дальние уголки, и я с одинаковым успехом рвала прутья и сажала занозы в руки. Странные мы все же люди, порка уж привычна, мы хотим ее уже вдвоем, а прижаться друг другу не можем, а так хочется, боже, как мне этого хотелось…

Бедный мой, их было всего десять, но тебе так больно, что в полный рост мне приходится поднимать тебя, крепко держа. Тебя трясет, в этом смешиваются боль и эмоции. Я держу тебя, и ты прижимаешься ко мне, так доверчиво, что мне самой приходится закрыть глаза, я шепчу тебе что-то одобрительно-успокаивающее, а сама не слышу этого, мне надо только чувствовать тебя – тактильный контакт, будь он неладен. Ты дрожишь, такая возбуждающая, такая горячая, с первыми полосками сегодня.

Мы встречаемся почти каждый день, мы гуляем по паркам и просто по улицам, заходим в кафе и ресторанчики, мы постоянно говорим, темы для разговоров неисчерпаемы, и расстаемся с чувством недосказанности, с желанием обязательно встретится завтра. То же Коломенское, где ты первый раз оттолкнула меня. Уже совсем тепло, и мы с трудом находим укромный уголок. Вино пьется легко, но напряжение все нарастает, отважный мой малыш, ты первая решила поцеловать меня, а я испугалась. Но ты очень упорная, второй твой поцелуй достиг цели, и с той минуты нас больше никто не смог остановить… события развивались с силой торнадо, но это позже, а тогда где-то на краю сознания билась только одна мысль: да, да!! только не останавливайся. И мы целовались целый вечер, и была тема почти в кромешной темноте, и опять объятья и поцелуи, и домой мы возвращались, взявшись за руки…

Ну что, ты отдохнула? Да, ты как раз на грани, уже немного отошла от того, что было, но еще не совсем, самое время продолжить. Игра с зажимами – забавная игра, жестокая, но только не со мной. Тебе очень больно, когда она захватывает твой сосок, а на втором ты уже пищишь. Я отхожу на пару шагов и любуюсь на тебя, боль чуть утихает, ты уже ровнее дышишь. Чуть тронуть – и ты опять задыхаешься в приступе боли, рука скользит ниже, боже... какая же ты мокрая... и как это возбуждает меня…

Ты так убеждала меня, что мужчины привлекают тебя сильнее, ты вспоминала это каждый раз, когда наши отношения продвигались чуть дальше. И я не знала, что делать… Шаг вперед – и ты тут же ставила стенку, и мне приходилось прошибать ее раз за разом. И как – произошло? Кто первый сказал – люблю? Не знаю и не хочу знать, потому что я просто люблю тебя… и я хочу тебя…

Я приказываю тебе лечь на кровать и беру свечу, я знаю, воск не понравился тебе, но я хочу и сделаю это, о чем и предупреждаю тебя, заставляя вздрогнуть. Ты не знаешь только того, что я вытяну руку вверх, как только это возможно, а если надо, то и заберусь на стул, чтоб не причинить слишком много, чтобы ты не захлебнулась болью, а только все сильнее возбуждалась.

Секс. Я решилась первая, я просто взяла и сделала это с тобой, выпоров перед этим, слушая твои крик и стоны, уже нет от боли, а от наслаждения. Я ведь помню тот первый раз во всех деталях, я вообще многое помню в деталях, одно из моих проклятий… И те слова, которые ты говорила мне тогда, и то удивление, и твой взгляд…

Капли капают, закрывая полоски на попе, ты выгибаешься, но терпишь, и ойкаешь, только когда они попадают между половинок. Я перехожу на спину и снова возвращаюсь к попе, ты не знаешь, где вспыхнет новая капелька боли, а я останавливаюсь, только вдоволь наигравшись, и разрешаю тебе отдохнуть, но совсем чуть-чуть, ведь у нас еще есть пять ударов. И опять мольбы о том, что ты не вынесешь – ну а куда ты денешься? И я бью, уже просто наслаждаясь каждым движением, все сильнее и сильнее, раз, второй, третий… делаю паузу и сливаю четвертый и пятый практически в один, тебе так больно, что крик застревает в горле, ты последний раз выгибаешься и падаешь на кровать.

Бедная, уставшая девочка, ты лежишь расслабленно уставшая, как уже далеко не в первый раз... уже все смешалось, и тема и секс, сколько уже всего было. От зимнего дня с хлопьями снега, летящими прямо в лицо, нас отделяет всего полгода. И уже не интересна идея всех шокировать, потому что стало все равно, как отреагируют друзья, и не хочется говорить, а молча лежать, прижавшись друг к другу. Иди ко мне, девочка моя, и летят в сторону ошейник и наручи, и ты утыкаешься в меня. Уже все закончено, но я не отпущу тебя, я буду баюкать тебя, чтобы защищенность и спокойствие заполнили все вокруг. И мы не скажем никому, что спустя всего два часа, выкручивая ухо, ты заставляешь меня ответить на вопрос, который смущает меня. Ай!! ну все, все!! я скажу, я скажу тебе все, моя милая, славная девочка, не признающая ДС и не видящая себя в верхней роли.