В этот день я просыпаюсь первым. Меня даже не тянет поваляться подольше, и я легко встаю, поцеловав тебя в висок, пока ты сворачиваешься клубочком в опустевшей постели. Жужжит кофемолка, и по квартире разносится запах свежесмолотого кофе. Если уж и это тебя не разбудит – тогда я не знаю...

На подносе две дымящиеся чашки и два высоких стакана с соком. А ты еще спишь! Я не Станиславский, но – «не верю»! Ну, ладно-ладно... понимаю. Тебе-то это утро сулит далеко не только кофе в постель. «Доброе утро, солнце мое. Пора вставать». Поставив поднос на столик, я целую тебя, глубоко проникая в мягкие губы. Ты приподнимаешься – и в твоих движениях совершенно не заметно заспанности, что еще раз подтверждает мои предположения. Пока мы поочередно прихлебываем то холодный сок, то горячий кофе я треплю тебя за ухом: «Вставайте, графиня, Вас ждут великие дела».

– Дааа... знаю-знаю, какие такие «дела» меня сейчас дождутся – с вечера замоченные? – Лукаво усмехаясь, тянешь ты.

– Так ведь суббота, мадам.

– И кто только эту субботу выдумал! – Возмущаешься ты.

– Кто, кто – предки выдумали, им и кланяйся. Святой день.

– Это у кого это он святой? – ты искусно тянешь время.

– Как это у кого?!! А субботник откуда?

Но шутки смехом, а я все-таки вытягиваю тебя из постели.

– Только, чур – в душ вместе! – Кто бы спорил... Рыба, она рыба и есть.

Ага, а вот провоцировать меня не надо! Время еще не пришло.

В душ вместе – а вылезать порознь. Пока ты тщательно вытираешься, я приношу из спальни на кухню вазу с торчащими из нее прутиками.

Ты входишь на кухню. Обнаженная, скромно потупившись. На середине кухни – классическая деревянная скамья, и рядом с ней ваза с розгами. Вздыхаешь.

– Я готова.

– Как видишь, я тоже.

– Только, пожалуйста, не очень... я ведь хорошая девочка, – уговариваешь ты меня, опускаясь на колени.

– Хорошая, точно. А всю неделю как себя вела?

– Замечательно! – Возмущенно вскидываешься ты. – Просто как паинька! Как пчёлк-труженик! Да меня, если хочешь знать, вообще пороть не за что!

Я добросовестно (еще бы!) вспоминаю. Вроде, правда – грехов на тебе как-то не числится...

– Ну, не за что – вот и замечательно. Сейчас только напомним, как ведет себя хорошая девочка – чтоб еще на недельку хватило. Как ты думаешь, сколько?

– Нууу... десяточка, наверное, хватит, – задумчиво-просительно произносишь ты.

– Десяточек... – теперь моя очередь задуматься. – Как-то очень кругло. Юбилейно даже, я бы сказал. Давай дюжину?

– Ага... – выдыхаешь ты. – Ну, давай.

Протянув руку, благо ваза недалеко, ты достаешь три прута и протягиваешь мне.

– Высеки меня, пожалуйста, чтобы я не забывала, как надо себя вести, и всегда-всегда была хорошей девочкой.

В этот момент, когда тягостные переговоры уже закончены, голос у тебя становится облегченно-звонкий, почти счастливый. Приняв из твоих протянутых ко мне ладоней розги, я помогаю тебе подняться с колен.

Напутственный поцелуй...

– Ну, ложись.

– О-о-а-х! – От первого удара ты охаешь, как будто окунувшись в холодную воду.

– Больно!! – Это уже третий. Перед вторым ты успеваешь сосредоточиться и перенести его молча.

– Ну да? – Ехидничаю я. – Только начали, а уже больно?

– Ааай.

Пока я перехожу на другую сторону скамьи, ты успеваешь быстро-быстро произнести, как заклинание: «я буду хорошая, (всхлип) я буду слушаться».

– Это хорошо.

– Ой!!!

– Это просто замечательно!

– Аааай.

– А вот это – чтобы ты не забыла своих обещаний.

– Фффффффф..... – шипишь ты, восхитительно дергая ножками. – Забуудешь тут, как же!!!

– Так на неделю же вперед...

– Ааау. Ууааау! – И попа крутится. – Ыыыыыы...

– Ну вот и все, а ты боялась. Даже платье не помялось.

– Агаааа... – подвываешь ты, – еще было бы, чему мяться...

М-да. Мятый костюм Евы – это было бы нечто. Хотя выглаживать тебя мне все равно придется. Парадокс?

Поднимаю свою бедненькую высеченную девочку, сцеловываю слезинки.

– Ну, вот. А теперь посмакуй. В углу. – Мягко подталкиваю я тебя к месту твоего временного проживания. – А через пять минут – оладьи. С яблоками!

– Даа... – хнычешь ты из угла, – выдрал, а теперь оладьями подлизываться будешь?

– Во-первых, мне очень интересно, как это можно «подлизываться оладьями»? А во-вторых... Разговорчики в строю! Точнее – в углу.

Нет, честное слово, этот колорит добавляет оладьям и вкус и аромат. Ссыпаю со сковородки в тарелку первую порцию, и иду за халатом. Накидываю его на тебя и торжественно вывожу из угла: «Кушать подано, садитесь жрать, пожалуйста».

Ты аккуратно усаживаешься на деревянный стул. Я улыбаюсь.

– Ах, ты!.. Всыпал ни в чем не виноватой девушке, да еще издеваешься!!!

– Не издеваюсь. Извини, но на мягкое тебя посадить не получится – у меня вторая порция оладьев на сковородке.

– Мммм. Вкусно...

Пару минут мы уплетаем горячие оладьи с новой порцией свежего кофе. Оладьи тают на глазах. Плохие оладьи – нестойкие.

Так. Щаас... Снимаю с огня сковородку, сажусь, поглаживаю колени.

– Можешь пересаживаться на мягкое.

Ты садишься мне на колени, я залезаю под халатик, и сразу же натыкаюсь на край вспухшего рубца.

– Бедненькая девочка...

– Даа-а, бедненькая. Сам же отстегал, и сам же жалеет, – мурлычешь ты мне в ухо, прикусывая его мочку.

– Тебе оладьев мало?

– Твое счастье, что я свинятину не ем! – Возмущенно отпускаешь ты мое ухо.

Я приподнимаю тебя, распахиваю свой халат, и усаживаю обратно – не забыв задрать полы твоего халатика. Горячая кожа твоих напоротых ягодиц касается моих бедер, и этот жар как будто перетекает в меня.

Кажется, постель мы не убирали?