Конечно, давая объявление в «МК» я не ждал особого результата. В объявлении было всего два слова: «Клуб Розги». И адрес почтового ящика с прибавкой «КР». Но такого – более трехсот писем – и почти только от одних мужчин!.. Почти ни за одним из писем, полученных мной, не последовало никаких действий. Но об одном из них я хочу сейчас рассказать...

«...Мне 13 лет... я с детства мечтаю быть наказанной ремнем... у меня есть подружка, которой я уже несколько лет доверяю свои самые сокровенные мечты... она тоже хочет, чтобы ее высекли... наши родители принципиально против телесных наказаний... у нас уже столько провинностей, за которые мы заслужили порку... пусть будет больно... мы никогда никому не пожалуемся, что нас пороли...»

Это все цитаты из о-очень долгой переписки. Как вы понимаете, первое же письмо подняло целую бурю эмоций. После четвертого, где мы договаривались о встрече, я уже не знал, что и думать. Я представлял себе провокацию КГБ, милиции, родителей, взрослых (женщин, мужчин?), которые решили позабавиться...

Но этот День настал. Я стоял у метро и оглядывал проходящих мимо девчушек подходящего возраста. Мы не обменивались телефонами (я им свой послал, в последнем письме, так же, как и адрес – чтобы чувствовали себя в большей безопасности), и ни разу не разговаривали. Фотографий у меня не было; там же, в последнем письме, я описал себя.

Катю и Дашу я узнал сразу. Детей у метро практически не было, но не в этом дело. Думаю, что узнал бы этих девчонок, даже если бы там была целая детская экскурсия. Я подошел первым, улыбнулся и поздоровался.

– Привет, Максим...

В одном из писем мы договорились, что обычно они будут звать меня на «ты» и по имени – добавляя «дядя» при условиях «чрезвычайных». Мы недолго шли ко мне домой, болтая обо всякой ерунде – природа, погода, ранняя весна и все такое.

Я помог им раздеться, то есть снять верхнюю одежду, и не предложил тапочки – пол чистый, и я сам с удовольствием хожу босиком. Разумеется чайку – вы пьете – уже большие – несколько капель коньяку, разумеется – да, можно и чай. Или кофе – да, пожалуй, лучше кофе, свежесмолотый и свежесваренный.

Еще чуть болтовни, и не дав созреть паузе, я говорю:

– Ну как же так, такие симпатичные девчушки, и с виду вежливые, и, судя по разговору, далеко не дурочки, – и такие проблемы с поведением. Ну-ка, выкладывайте начистоту.

Все. Игра началась. А может, наоборот – закончилась игра, началась Жизнь.

Слово за слово, чуть добавить строгости в голосе, и вот уже прозвучало заветное «дядя Максим». Еще чуть-чуть и:

– Ну, нет, дорогие мои. Я вижу – словами тут делу не поможешь. Ну-ка!

Я беру их за маленькие, розовые ушки – такие очаровательные! И веду в комнату. В угол.

– Отправляйтесь в угол! – Объявляю я самым серьезным голосом, и добавляю: – Но для начала...

И протягиваю им четыре прищепки.

Задерите друг дружке платья, – проясняю я написанное на их лицах недоумение, – и пристегните этими прищепками.

Я говорю это так спокойно, как само собой разумеющееся, что сам удивляюсь... Однако действует. После секундной паузы, вызванной скорее, не вопросом «подчиняться или нет», а другим – «кто первая», Катя задирает Дашину юбку...

– Повыше, – коротко бросаю я. Открывается край светло-коричневых колготок и краешек белой маечки.

...и пристегивает подол двумя прищепками. Занавес поднят. Таким же образом действует и Даша – причем с большим энтузиазмом – хочется чуть-чуть отыграться...

– Теперь – в угол.

Послушно встают, но я не могу не вмешаться, чуть-чуть развернув их друг от дружки.

Уф, можно выдохнуть – только незаметно. Кресло, чуть больше глотка коньяку, и трубку. Раскурив ее я произношу:

– А теперь спустите-ка друг с дружки колготки. До колен. Катя...

Катя делает пол-шага назад и, не выходя из угла, ухватывается за резинку Дашиных колготок.

– Давай-давай, – подтверждаю я. – До колен. Трусики оставь...

Распоряжение выполняется тут же, с завидной аккуратностью.

– Молодец, – заключаю я. – А теперь – на место, а Даша – за дело.

Как ни странно – но на сей раз Даша чуть медлит с каждым движением. Я, в основном, жду, но один раз поторапливаю: – Давай-давай. И в угол.

Еще глоток коньяку. Хороший, емкий.

– Вы, конечно, понимаете, что ваше поведение заслуживает гораздо более сурового наказания, чем стояние в углу в одних трусиках? Каждая из вас получит по двадцать ударов ремнем в два этапа – по очереди. По голым задницам! А потом еще вы получите по десять шлепков ладонью. Все понятно?

С этими словами я подхожу к ним с ремнем, развернутым на всю длину и приказываю:

– Протяните ладони и возьмите ремень. Обе сразу. – Поправляю их ладошки и возлагаю на них орудие воспитания.

Это все – на самом деле?! Две тринадцатилетние девицы стоят передо мной в углу, с задранными юбками и спущенными колготками и демонстрируют свои круглые, обтянутые трусиками задницы?! И, вроде, простенькие эти трусики – но до чего же это эротично! (Гм. DIM, вроде, тоже простенький...)

Коньяк допит, и трубка прокурена. Пора к делу.

Приказываю:

– Катя, сложи ремень и передай его Даше. – Когда действие выполнено, продолжаю. – И спусти с нее трусики.

Пауза. Момент истины. Check-point.

Даша, не дрогнув, позволяет Кате приспустить свои трусики примерно до половины попы.

– Ниже. Еще, – я скажу как правильно. Вот так.

До середины бедер. Попка – голенькая! – беленькая, круглая, как какой-то экзотический фрукт, стройные бедра и двойная рамка: снизу из трусиков и колготок, а сверху из маечки и юбки..

– Хорошо. Теперь прими ремень у Даши, а она сделает с тобой то же самое.

Тут все проходит как отрепетированное – без сучка и задоринки. Девчушки – Господи! – заголены! Я все понимаю и верю во все – кроме того, что вижу своими глазами!

– Катя, сейчас ты подойдешь и получишь первую часть наказания. Даша останется в углу и не будет на тебя смотреть. Потом ты пойдешь в угол, а ты, Даша, будешь наказана. Потом я вам скажу, что будет дальше. Все понятно? Если да, то кивните – говорить не нужно.

Кивки. С этими кивками «кивает» мое сердце.

– Катя, подойди, встань на колени, подай ремень, и расскажи, за что ты будешь наказана.

Катюшка поворачивается – нет, даже задранная юбочка прикрывает «самое» – подходит и опускается на колени. Я не в состоянии воспроизвести этот сбивчивый рассказ безумно стесняющейся и горящей желанием девчушки.

– Ложись на диван. Сейчас – десять ударов. Не вставать, не поворачиваться, не закрывать попу. Понятно?

Сейчас уже Катюшка не нуждается в напоминании: «делать все молча» – она не в состоянии произнести ни слова и тихонько – нет, не кивает – а опускает голову.

– Хорошо. Ложись на диван.

Удар. Тихий стон, розовая полоска. Еще. Стон. Тихие всхлипывания. Еще. Еще. Дерганье ножек. Все. Все?! Уже?!!! Да кто же из нас больше не хочет останавливаться?!!!

Строгий дядюшка. Но я люблю эту девчонку. Не как жену, не как любовницу, не как дочь, не знаю как? Но я глажу ее по головке, по попке...

– Вставай. Иди в угол. Даша ждет.

После того, как Катя оказывается в углу, я даю девчушкам несколько томительно-длинных секунд на бессвязные перешептывания.

– Даша! Я жду.

Даша идет как заколдованная. Ее платье оказывается короче (а ведь не заметил!) и, задранное, приоткрывает краешек...

Стоя на коленях и протягивая мне ремень, она уже не может сказать ничего. Порка Кати явно оказала на нее какое-то гипнотическое воздействие.

Предупреждение – слово в слово:

– Ложись на диван. Сейчас – десять ударов. Не вставать, не поворачиваться, не закрывать попу. Понятно? – Я не дожидаюсь ответа. – Ложись.

Удар. «Ах» – что только не смешалось в этом тихом возгласе: удивление, боль, восхищение... Розовая полоса на беленькой попке. Еще и еще. Даша не стонет, не кричит – она односложными словами говорит о своих сложных чувствах. После десяти ударов и эта попка густо розовеет. Я не могу сразу дотронуться до нее – боюсь разрушить то очарование, которое владеет нами всеми. Но вот наконец ласковые поглаживания – и в углу две нежненькие, кругленькие, голенькие, впервые в жизни попробовавшие ремня попки. Две расцветающие девчушки, впервые воплотившие в жизнь свои мечты...

Нет. Этих событий не было. Она не увидела этого объявления, хотя и часто читала эту газету. Она не написала мне.

Наша встреча состоялась семь лет спустя, благодаря Интернету. Потом еще одна, и еще...

А потом она перестала отвечать на мои письма.