Мне кажется, эта история произошла лет пятнадцать назад. Во-первых, тогда в школе учился я сам. Во-вторых, в те времена всех без исключения школьников заставляли носить форму, в которой было очень жарко в мае и сентябре.

Скорее всего, вторая причина – более важная.

«Сентябрь – самый жаркий месяц в году, – думал Денис, одолевая один лестничный пролет за другим. – В августе тоже жарко, но можно ходить в одной футболке, а на даче – даже в плавках, главное – успевай давить слепней. В сентябре же, будь на улице хоть тридцать, обязательно надо тащиться в школу в этой горячей и кусачей форме. Сбегал на перемене за мороженым – весь урок сидишь как после парилки. А сейчас как? Этаж – шестой, лифт опять не работает, та же жара и та же форма? Ну, где справедливость?!»

С другой стороны, Денис мог бы и не торопиться. Дома его ожидал неприятный разговор, может, даже, как в таких случаях говорила мама – Разбирательство. Денис считал себя виноватым и, хотя нашел себе уже штук пять оправданий, ни одно из них не мог считать убедительным. Денис был честным малым.

Виновней, чем он, была только биологичка. У нее давно сформировался обычай, приводивший учеников в бешенство. Прощаясь с ними в мае, она приказывала собрать за лето гербарий. В этом не было бы ничего страшного, если бы она, в отличие от своих коллег, не забывала о летних заданиях. В итоге – первой ее оценкой для большинства учеников становилась двойка.

Самое смешное заключалась в том, что Денис гербарий собрал. Не ахти какой, не такой, какой собирали в детстве Мичурин и Тимирязев (Дениска был уверен, что великие ботаники собирали в школе роскошные гербарии), но для училки бы хватило. Зато двум третям его друзей двойка светила автоматически.

Поэтому роль Дениса в последовавших событиях оказалась альтруистичной от начала до конца. Биология была шестым уроком, пятый отменили, и пока почти весь класс коротал время, слоняясь по школьной спортплощадке, в Денискину голову пришла блестящая мысль:

– Давай на биологию плюнем. Завтра ее нет, а к понедельнику мы все за выходные соберем осоку и репей, ну там еще подорожников, одуванчиков. На плите можно высушить, и во вторник будет ей гербарий.

– А чего завтра в школе скажем? – ехидно спросил Сережка Кузин, отличник, как и Денис, которому однако в голову такая гениальная мысль пришла бы вряд ли. Да и приди – он промолчал бы.

– Мы сейчас все в кино пойдем. В «Восходе» идет фильм «Даки», про древних римлян и варваров. Потом скажем, что это для урока истории.

– Мы же античность в прошлом году проходили, – заметил кто-то.

– Ну, и что. Это называется «закрепление учебного материала», – с умным видом изрек Денис.

– Меня одно интересует, – с прежним ехидством заявил Сережка, – кто будет автором предложения?

– Дурачок, я буду – кто же еще, – заявил Денис. По его душе основательно скребнул кошачий коготок. Он осознал, какую ответственность берет на себя. В историчку Ольгу Ивановну Дениска был почти влюблен, поэтому ему даже в голову не приходило намекнуть завтра в свое оправдание, что она имеет отношение к «закреплению материала».

Последний аргумент убедил всех. Раздался хохот, поднялся лес рук, и шестой «а» приговорил биологию к прогулу. Подчиниться пришлось даже Сережке, с его тимирязевским гербарием, по предположению Дениса собранным еще в первую неделю лета.

Впрочем, Сережка Дениса не интересовал. Он с удовлетворением поймал другой взгляд, полный тревоги и благодарности. И сам улыбнулся в ответ: чем мог, тем помог.

Аня Шорина была в классе новичком. Она лишь месяц назад переехала в Питер и поселилась в этом районе, в том же доме, в котором жил Денис. Более того, в той же парадной, только на девятом этаже, в квартире, окна которой выходили на торцевую сторону дома. Мечтой Дениса было побывать в этой квартире: он слышал, что из окон девятого этажа можно разглядеть Залив, а в хорошую погоду, с морским биноклем – корабли, идущие по Фарватеру, и даже северный берег.

Впрочем, и без всяких кораблей Денису почему-то очень хотелось подружиться с Аней. Она была высокой, круглолицей девочкой с длинной косой и немного печальной улыбкой. Дениска не то чтобы не любил вечно хихикающих девчонок, просто ему всегда хотелось сунуть такой за платье лягушку или хотя бы жука и ждать, чем сменится хихиканье. А вот глядя на Аню, которая чем-то напоминала взрослую девушку, хотелось улыбнуться ей, дать конфету (их же любят все девчонки) или спросить: «Ты что, еще не каталась на катамаране в ЦПКО? Давай туда завтра!»

Пока что он лишь однажды смог проводить Аню до школы. По дороге он выяснил, что гербария у нее нет. Зная мерзкий характер биологички, Денис логично предположил: Аня тоже получит двойку, хотя уж она-то не виновата совсем. Поэтому он и затеял авантюру с «Даками».

На другой день была суббота, и наступила расплата. На литературу примчались разъяренная биологичка вместе с завучем.

– Ну, – сказала завуч, – кто мне объяснит вчерашнее безобразие?

Класс молчал. Сережка Кузин уже хотел ехидно улыбнуться, когда Денис медленно поднялся из-за парты. Он четко ощущал, как пот льется по ногам и спине.

– Понимаете, Мария Николаевна, просто вчера нам надо было посмотреть фильм по истории, – все уверенней и уверенней заговорил он, попутно похвалив себя за то, что ни разу не сказал: «мы решили».

– Хорошо, – прервала его завуч. – Кто дал это внешкольное задание?

– Никто, – выпалил Денис.

– Тогда кому же пришла в голову идея пойти вместо урока в кино?

– Мне, – так же быстро сказал Денис. Он знал, что самое ужасное в зубном кабинете – первое прикосновение бормашины к зубу, а это уже случилось.

– Ну, это тебе так не пройдет, – не выдержала биологичка. – Дневники на стол, замечание каждому. А ты – скажи свой номер телефона. Быстро!

– 144-39-55, – невозмутимо ответил Денис и, сам не зная почему, добавил. – Только звоните подольше, в это время мама на балконе цветочки поливает. Для гербария.

– Позвоню и попрошу маму провести с тобой воспитательную работу, – злобно сказала биологичка.

В эту минуту Денис взглянул на Аню и увидел, как страдальчески перекосилось ее лицо. Девочка глядела на него с явным сочувствием, а тот улыбнулся ей в ответ, потом одарил такой же улыбкой и биологичку…

До шестого этажа остался только один пролет, а пот лил с Дениса как в классе. Этих лифтеров надо сейчас же одеть в ватники и прогнать бегом на колоннаду Исаакиевского собора. Может, тогда будут вовремя чинить лифты?

Несмотря на то, что наказан был весь класс, на Дениса никто не обижался. Всем запомнилось пунцовое лицо биологички, да и замечание, по общему мнению – лучше, чем двойка. Половина класса вышла со школьного двора единой ватагой, и, расходясь, решили встретиться через полтора часа на станции «Лигово», чтобы поехать в Петергоф, до которого пятнадцать минут электричкой. Денис решил, что обязательно пригласит Аньку.

Однако до Петергофа оставалось еще больше часа, и в этот неприятный промежуток должно было произойти Разбирательство.

Денис тронул звонок слегка, как болячку. Пусть мама знает, как ему стыдно явиться домой.

Когда дверь открылась, никто не узнал бы Дениса, пролетавшего минуту назад ступеньку за ступенькой. На пороге стоял сутулый мальчик, державший в руках школьную сумку, будто это была двенадцатикилограммовая гиря. Глаза мальчика изучали ножной коврик, как глаза старателя разглядывают бадью с золотоносной рудой.

Мама была в фартуке, с овощечисткой в руке.

– Проходи на кухню, – не глядя на сына, сказала она.

Денис вздохнул так глубоко и протяжно – даже самого себя жалко стало. Аккуратно поставил сумку под зеркало, поплелся на кухню. Достал табуретку, медленно сел на нее. За минуту лестничного бега он так вспотел, что брюки и пиджак прилипли к телу. Голову Денис опустил почти к коленям. Его глаза так же внимательно разглядывали линолеум, как до этого – коврик.

– И что же ты мне скажешь?

А что тут можно было сказать? Все равно – Денис нашел.

Он долго говорил о любви к истории, вкратце пересказал содержание фильма, а заодно часть учебника античной истории, даже, к собственному удивлению, вспомнив дату похода императора Трояна на Дунай. Потом перешел к биологичке, объяснив маме, какая она несправедливая и какая она злюка. Денис даже добавил, что она любит Лысенко. Про Лысенко он знал немного, но когда в пять лет спросил маму: почему нельзя на березе вырастить яблоки, она долго объясняла ему, пару раз употребив эту фамилию.

Под конец Денис начал длинный перечень домашних обязанностей, которые он готов выполнить в виде искупления. При этом он заранее знал, что одни из них он уже выполнил, а ремонт стиральной машины или закупку помидоров для консервирования ему не доверят.

Мама прервала его и начала ответный монолог. В основном, это был пересказ долгого звонка взбешенной биологички. После этого маме пришлось пить валерьянку (Денис опустил голову еще ниже и вздохнул еще глубже, чем на пороге). Потом мама объяснила Денису, в чем согласна с биологичкой: от тебя такого никто не ожидал. Особенно я.

Под конец мама сказала:

– Вообще-то, если честно рассудить, за такие дела полагается порка.

Денис вздохнул опять, но уже с облегчением. Если речь зашла о порке, значит, выволочка, подошла к завершению.

– Она так и сказала, – продолжила мать. – «Выпорите его сейчас, иначе через пару лет пожалеете». Не понимаю, как таких людей можно допускать к детям?

– Ты права, – радостно согласился с ней Денис. Он еще хотел добавить, что биологичку надо посадить в зоопарк и кормить только вареными гербариями, но благоразумно решил, что это будет перебор.

– Все равно, совести у тебя нет, – подытожила мать. – Ладно, иди к отцу.

Дениска чуть не крикнул «ура!», схватил со стола только что выпотрошенный перец и, хрумкая, направился в отцовский кабинет.

В нем царили полумрак, манящий табачный запах и еще более манящий запах крепкого кофе. К ним примешивался пыльный аромат старых книг. Таких книг, иногда на удивление целых, иногда крошащихся и рассыпающихся, в доме было очень много: Денис иногда пробовал их читать, и ненужная буква «ять» его уже не раздражала, наоборот, казалась старой знакомой.

Сейчас перед отцом была раскрыта одна из любимых книг – их любимых книг – о Наполеоне. На старинной гравюре, прикрытой тонким листиком пергамента, Наполеон спокойно шел по Аркольскому мосту со знаменем в руках, прямо на шеренги австрийцев, не оглядываясь: бегут ли сзади его гренадеры. Денис очень уважал Наполеона – и за то, что тот не боялся идти впереди всех, и за то, что хотя в военной школе он был меньше всех ростом, всегда дрался и всех побеждал. Денису было даже обидно: зачем он пошел на Россию, зная, что мы все равно его одолеем?

Услышав скрип двери, отец отложил книгу, и повернулся.

– Привет, герой. Рассказывай о новых подвигах.

Денис начал пересказывать все, что сказал на кухне, хотя отлично знал, чем это кончится. Не пройдет и трех минут, как отец прервет его: «Безобразник. Хулиган. А ты знаешь, что когда я учился…»

После этого начинался длинный рассказ о послевоенном детстве. Эти рассказы всегда восхищали и удивляли Дениску. Отец никогда не рассказывал о Блокаде, хотя было известно, что его вывезли на барже по Ладоге лишь в мае 42-го. Впрочем, много чего рассказала бабушка, и Денис за обедом всегда доедал хлеб до горелой корки – сидел за столом отец, или нет.

Отцовские же истории напоминали какую-то книгу или фильм. Здесь был и немецкий блиндаж на Вороньей горе со скелетом в фашистской форме, и граната без запала, принесенная с той же Вороньей горы и брошенная в кабинет директору, который, судя по всему, был еще хуже биологички, и бесчисленные походы по разбомбленным домам, с рассказами о находках в квартирах (семья вернулась из эвакуации еще до Победы, когда город был полупустым).

Сегодня был именно такой, любимый рассказ – про то, как на пятом этаже, на Среднем проспекте, компания голодных и веселых искателей приключений обнаружила настоящую шпагу (ее взял себе Валька), настоящий саперный тесак 1836 года (тесак висел на стене в кабинете) и настоящее пушечное ядро, такое тяжелое, что Санька Артузов смог с трудом его поднять, а потом не придумал ничего лучшего, чем кинуть в окно. Ну и грохот был!

– Кстати, родители Саньки об этом узнали. Догадываешься, что с ним сделали? – спросил отец.

– Догадываюсь, – усмехнулся Денис. Рассказ про шпагу, ядро и тесак был для него одним из самых любимых, но сегодня он торопился. Если не выйти черед двадцать минут, на станцию можно и опоздать.

– Все, катись герой, – махнул рукой отец. – Надеюсь, тебя мать без обеда не оставила?

– Нет, – ответил Денис. Перед тем, как покинуть кабинет, он, согласно давно установившемуся ритуалу, поднял чашечку и допил несколько капель приторного черного кофе. Отец улыбнулся.

После этого на кухню ворвался вихрь. Быстро кинув маме: «Никаких обедов, тороплюсь» (папину интонацию соблюсти удалось), Денис схватил еще один очищенный перец. Несмотря на мамины протестующие возгласы, открыл холодильник, хотел было ухватить кусок торта, еще не доеденный с 1 сентября, но внезапно передумал. Вот будет здорово хотя бы на пять минут пригласить сюда Аню, выпить с ней чай и угостить тортом.

Вот уже и восьмой этаж. Что-то он забыл. Ах, черт, морской бинокль, висящий на стене рядом с тесаком. На полчаса отец бинокль разрешал унести из квартиры. Ладно, корабли на Фарватере увижу следующий раз.

Он уверенно позвонил в Анину дверь, лишь в последнюю секунду убрав палец. Зачем такой длинный звонок, вдруг дверь откроет не она?

Дверь открылась не сразу. Сперва Денису даже показалось, что никого в квартире нет. Или есть. До него донеслись какие-то звуки, напоминающие тихое пение. Но вот неторопливые шаги и дверь раскрылась.

На пороге стояла высокая незнакомая женщина, видимо, мать Ани.

– Здравствуйте-скажите-пожалуйста-дома-ли-Аня! – очередью выпалил Денис.

Женщина странно посмотрела на него. Она что-то хотела сказать, но явно передумала. «Врать не хочет», – мелькнула мысль у Дениса.

– Кто там? – донесся из комнаты мужской голос.

– Анин одноклассник, – ответила женщина низким, неприятным голосом.

– Небось тоже урок вчера прогулял, – сказал мужчина. – Пусть зайдет, полюбуется. У нас секретов нет.

Женщина показала рукой на комнату – проходи. Денис, мгновенно вспотевший, хотя пробежал только шесть пролетов, медленно поплелся по коридору. Почему-то идти ему не хотелось. Во рту были остатки перца, и Дениска его быстро доел, будто ему приказали разжевать мокрый картон.

Еще три шага – и он в комнате.

Аню он увидел, естественно, сразу. Анюта лежала на кровати, опустив лицо на подушку и, вздрагивая, бормотала: «Не буду, не буду, не буду». Эти монотонные звуки Денис и принял за пение.

Школьная юбка была задрана на спину, колготки и трусики спущены ниже колен. На ее покрасневшей попке, столь отличавшейся от спины и ног, виднелись десятка два красных полос. Багряней попы было только лицо.

Это зареванное лицо немедленно обернулось к Дениске. В заплаканных глазах были и стыд, и злость, – зачем ты пришел, – и надежда: может, ради гостя пощадят?

Денис встретился с этим взглядом, и ему почему-то захотелось, чтобы на него упало десятикилограммовое ядро Саньки Артузова. Он немедленно перевел глаза и остановил взгляд на другом предмете: обычном пластмассовом ведре, в котором можно замочить белье, а вот вымачивать грибы-солоники (волнушки, серушки, подорожки, рыжики, черные грузди) не рекомендуется. В этом ведре было несколько прутьев.

Другую связку прутьев держал в правой руке Анин отец – низкорослый, плешивый мужчина. Он обернулся к Денису.

– Тоже вчера урок прогулял? Отвечай!

– Да, – сказал Денис, сам не понимая, как ему удалось раскрыть рот.

– Молодцы, нечего сказать. Учебный год только начался, а они уже – за прогулы! Что дальше будет? Тебя дома выдрали?

– Нет.

– Уу, гуманисты. Из-за таких потом по улице вечером не пройдешь. А у нас нормальное воспитание. Смотри!

Лицо Дениса стало таким же красным, как и у Ани. Он хотел было крикнуть, что у него нормальные родители, что по улице не пройдешь из-за таких как ты, плешивый педагог! Но в эту минуту отец Ани трижды быстро взмахнул рукой.

– Ай! Ай! Ай! Не буду-уу... Ой, папочка, не могу! Не буду! – Аня вздрогнула всем своим телом – Денис лишь сейчас понял, что ее ноги связаны. На попке добавились еще три красные полосы.

Денис понял: в эту минуту девочка даже не смотрела на него, она жила лишь одной болью.

– Это тебе было за прогул, – не торопясь, произнес отец. – Сейчас будет за то, что живешь чужим умом.

С этими словами, он бросил прутья на пол и нагнулся к ведру за новыми.

За три секунды Денис трижды терял сознание и снова возвращался в действительность. Что делать? Наброситься на этого дядю с кулаками? С воплем кинуться на площадку, бежать домой, звонить в милицию? Или просто подбежать к окну, крикнуть «караул!» с девятого этажа? Или выпрыгнуть туда (и такая мысль на мгновение посетила его голову).

– Извините, я хочу вам сказать, – услышал он собственный голос, такой отстраненный, будто рядом был другой Денис, а первый замолчал и только слушал.

– Меня зовут Виктор Николаевич, – сказал мужчина.

– Виктор Николаевич, не бейте ее, пожалуйста. Аня не виновата. Это я всем предложил пойти в кино. Она не при чем. Это мне учительница звонила.

Виктор Николаевич, уже готовый опять взмахнуть розгами, остановился.

– Это тот самый мальчик, о котором ты говорила? – спросил он. – Который всех подговорил прогулять урок?

Заплаканное лицо Ани перекосилось. Ее голова чуть-чуть кивнула.

– Видите, – быстро заговорил Денис. – Она и вправду не виновата. А меня уже…

– И тебя за это не выпороли? – зло сказал мужчина.

– Нет, – повторил Денис. На этот раз со страхом. Он понял, что в книгах не врут: в такие минуты пот мгновенно становится холодным.

Виктор Николаевич внимательно посмотрел на него:

– Знаешь, пацан, только по одной причине. Моей Ане с таким как ты еще учиться. И чтобы такого не было больше ни разу… Снимай штаны.

Дениска застыл на месте. Он застыл бы также, если бы ему предложили снять с себя голову.

– Не хочешь? Ну, я продолжаю.

– Не надо, – крикнул Денис, увидев розги, опять занесенные над Аней. – Я... я согласен, – оттолкнул он от себя последнее слово, как в пять лет, не умея плавать, на спор оттолкнул от себя надувную лягушку и остался один на один с водой.

– Ай! Ай! Папочка, не буду!

Розги еще два раза опустились на Анино тело. На этот раз они пересекли прежние полосы.

– А это, чтобы не жила чужой головой. Все, вставай. Освобождай верстак. А ты поторопись. Пяток добавлю.

Мать развязала девочке ноги. Аня, как ящерка, соскользнула с дивана, мгновенно прикрылась юбкой, но и за этот миг Денис успел заметить то, что не раз мечтал увидеть. Но только не в такой ситуации.

Между тем, плачущая Аня отошла к окну, но не отвернулась. На мальчика смотрели шесть глаз… «Последний раз я это делал, когда писал на перемене, – мелькнуло в голове у Дениски. Его пальцы предательски быстро справились с пуговицами брюк, знакомым движением расстегнули ремень. Оставалось лишь спустить штаны. – У меня же на трусиках маленькая дырочка сзади», – пролетела в голове шальная мысль, и он, сообразивший, что и от трусов тоже придется избавиться, к своему ужасу и удивлению, еле сдержал смешок.

– Быстрее, коновод, не тяни.

Денис не заметил, как ногам внезапно стало облегченно прохладно: ненавистные школьные брюки сошли вниз. Секунду спустя, прохладно стало и ягодичкам. Стягивая трусы, Денис почему-то отвернулся, надеясь, что и Аня отвернется тоже.

– Да ты не стесняйся. На мою посмотрел, пусть и она посмотрит. Ложись!

На даче, с заброшенного моста, Денис прыгал в реку только три раза. Сейчас он точно так же, как при первом прыжке, толкнул свое тело в направление кровати. Опрокинулся и тотчас же почувствовал, как неприятно соприкоснулись с грубым одеялом его живот, бедра, и то, что между бедрами и животом.

Кровать еще хранила тепло Аниного тела. Подушка была мокрой от ее слез, нос почувствовал слабых запах каких-то духов. Может, ее решили наказать и за то, что она воспользовалась маминой косметичкой?

Денис ощутил непонятное тепло и даже шевеление в том месте, которому было особенно неудобно. «Почему это бывает? И почему – сейчас?» – подумал он. В эту секунду он почувствовал неприятное прикосновение – Анина мать связала ему ноги. Потом подошла к изголовью и нагнулась, прижав обе руки.

В Денискиной голове закрутилось какое-то колесо. Громче всего, ярче всего была фраза из вчерашнего фильма: «Почему даки улыбаются, когда умирают? Ничего, мы скоро увидим, как умирают римляне!».

Почему улыбаются даки? Почему улыбаются даки? ПочеМУ!... Боль окатила Дениса с головой. Вторая, волна, третья. Спасибо тебе, подушка! В нее можно впиться зубами.

Четвертая волна, пятая, шестая. Дениска с дикой силой освободил правую руку, прикрылся, и седьмая волна обрушилась уже на нее: от вскрика не спасла даже подушка.

Умелым движением – Денис это понял, – мать Ани ухватила его руку и прижала еще крепче.

Еще волна, еще. С берега доносился спокойный голос Виктора Николаевича.

– Не верховодь, не коноводь. Сам дурак, так других не порть. Вот тебе, вот!

Следующий удар был еще более болезненным, уже не кипяток, а кипящее масло. Денис опять не удержал крик и чуть не улетел с кровати, но держали его крепко.

Между двумя волнами выпала секундная пауза. Дениска обернулся и увидел Аньку, внимательно смотревшую на него. Девочка уже не хныкала, она по настоящему плакала и при этом, казалось, хотела что-то ему сказать.

– Не подстрекай! Будешь? Будешь? Будешь?

Денис попытался остановить крик, но тот только превратился в вой. Режущий удар ниже половинок, два удара прямо посередине. Секундная пауза и еще три удара – на этот раз уже прямо по прежним полоскам.

– Будешь еще?! Будешь подстрекать! Вот, вот! Нет, ты скажи, будешь? Вот!

Барахтаясь под новыми волнами боли, Дениска все-таки понял, что ему хотела сказать взглядом Аня. Ему пришлось сделать еще одно усилие над собой.

– Буду! То есть, не буду! Не буду! Ой!

– Хорошо, – удовлетворенно произнес Виктор Николаевич, опять взмахивая розгами. – А если будешь, тогда вот так! Так! Так!

На этот раз Денис укусил и подушку, и губу одновременно. И снова вой удержать не удалось.

«Аня плакала. Может, и мне надо», – подумал Дениска и почувствовал, что ему не нужно вызывать слезы, что он искусственно их сдерживал. Секунда – и они полились рекой.

– Понял, значит? – донесся голос отца Ани. – Чтобы запомнил, чтобы запомнил!

– Запомнил! – крикнул Дениска. – Не надо, не наааа....

Еще три волны обрушились с трех сторон, превратившись в один кипящий водоворот. Он накрыл Дениса с головой, а потом….Наступил отлив. Боль все еще плескалась на попке, дергала тело, но медленно шла на убыль.

– Получил урок? Будешь мешать дочери учиться – еще получишь. Или она получит. За каждое твое хулиганство ее буду драть. Правда, Анечка?

– Да, – плача, сказала девочка.

Дениска молча поднялся с кровати. Если он сейчас открыл бы рот, то мог бы лишь хныкать.

– Так, что ли домой пойдешь? – усмехнулся Виктор Николаевич.

Денис вздрогнул, понял в чем дело, нагнулся и, дрожа от боли, будто срывал с себя бинт, натянул трусики и брюки. Почему пятнадцать минут назад ему казалось, что они щекочут и кусают тело?

Дениска медленно, сжимая прокушенную губу, шел по коридору к двери. Он не посмел бросить прощальный взгляд на Аню.

Возле двери его догнал Виктор Николаевич:

– Дома не рассказывай. А, можешь и рассказать. Заодно отцу от меня скажи – мало его в детстве самого драли?

– А вас, – плача, почти крикнул Денис, – в детстве было надо вообще…

Подскочила Анина мать, схватила Виктора Николаевича за руку, оттащила от Дениса, другой рукой открыла дверь. Когда она захлопнулась, Денис услышал из-за двери ее злой голос: «Что ты наделал, дурак! Они же в милицию пойдут».

Минуты три спустя Денис уже ничего не слышал. Он стоял на лестничной площадке между девятым и восьмым этажом и беспрерывно плакал, просто лил слезы, как в сказке, в три ручья. Время, наверное, тоже текло тремя ручьями.

Кто-то спустился. Виктор Николаевич, сопя, пробежал рядом. Он хотел было сказать что-то Денису, но промолчал и побежал дальше.

Еще ручей времени. Потом послышались осторожные шаги. Денис прижался зареванным лицом к стеклу и тут чья-то рука легла ему на шею.

Он обернулся. Рядом стояла Анька.

– А я думала, ты у себя дома, – сказала она.

– А… Аня, как тебя отпустили? – глотая слезы, сказал Дениска.

– Отец пошел к друзьям, козла забивать. Сказал: до вечера из дома ни ногой. Я из дома и не собираюсь, только к тебе в квартиру зайти хотела. Она ведь в этом подъезде.

От удивления Денискины слезы подсохли, и он чуть было не рассмеялся.

– Тебя за это не выпорют?

– Что ты. Он меня розгами никогда два раза в день не сечет. Ремнем – бывает. А если прутьями – потом дня три добрый.

– И часто тебя? – прошептал Денис.

– Я даже не считаю. Бывает, пару недель не дерут. Однажды месяц не драли. А так – часто. Скажи, тебя вправду никогда не пороли?

– Чес слово.

– Молодчина. Как ты здорово держался! Я испугалась – он же злой был и выпивший чуть-чуть. Вдруг тебя разделает, как меня в прошлом году. Я неделю провалялась. Правильно сделал, что заплакал и прощения попросил.

Слезы у Дениски почти высохли, и он с удивлением смотрел на Аньку, не зная, что сказать. Вообще-то, надо обратиться в милицию, к директрисе, в пионерскую организацию (хотя Денис уже год не носил галстука и не знал, остались в школе пионеры или нет). Надо чего-нибудь сделать! Но он молчал.

– Пошли к тебе, – беспечно сказала Аня.

– Зачем? – Я хочу на твоих родителей посмотреть. Которые, тебя за то, что ты целый урок сорвал, не выдрали. Я их уважаю.

Денис не смог сдержать смешок. Аня взяла его за руку и буквально потащила Дениску за собой. На последней площадке она остановилась, вынула носовой платок, обтерла лицо Денису. Тот застыл в изумлении. Почему-то хотелось, чтобы она долго не убирала от лица платок и руки. А еще странное тепло прилило к тому же самому месту, которое так странно вело себя перед поркой. Что-то стало гораздо больше, чем обычно. Но тут Аня убрала платок и они пошли вниз.

Родители уже собирались уехать в центр, на какой-то спектакль.

– Так вы не отправились в Петергоф? – удивленно спросил папа. – К счастью, он глядел на Аньку, коридор был полутемен, а Дениска смог укрыться в самой темной его части. Показать свое красное лицо он не хотел.

– Меня родители наказали и не пустили гулять, – спокойно ответила Аня. – Денис решил тоже не ехать.

– Молодцы, – сказала мама. – Представляешь, Денис, мы бы с тобой так бы обращались. Как с маленьким. Нахулиганил – и будь добр, до вечера из дома ни шагу.

За родителями закрылась дверь. Дениска взглянул на Аню и вдруг дико захохотал, да так, что испугался – вдруг вернутся удивленные родители. Удивленная Анька долго смотрела на него, потом прыснула тоже.

– Ужас, – наконец сказал Дениска. – Накажут меня в следующий раз – гулять не пустят. Аня, знаешь, зачем я к тебе шел? Хотел пригласить чай попить с тортом.

– Давай попьем, – согласилась Анька. – У нас дома торты только в новый год водятся. Погоди, надо будет подушку из комнаты принести.

– Зачем? – спросил Денис.

Смех ушел, боль быстро возвращалась.

– А как же ты сидеть иначе собираешься? Ах, ты не знаешь… Счастливчик…