Мы ведь не боимся зимней дороги, правда? Значит, мы свернули с Архангельской трассы и промчались мимо деревень Коварзино, Заельники, Палшема, Опрячкино, Ракулино. Дальше будет Чарозеро. Повторите еще раз это название. И, признайтесь, вы зачарованы.

Сейчас зима, Чарозеро замерзло, как все озера, реки и болота на тысячи километров вокруг. И мы, так и не доехав до Чарозера, сворачиваем на дорогу, ведущую в город Лундогу.

Дорога узкая. Но еще в понедельник по ней протрясся бульдозер, а снег с той поры не шел. Поэтому давайте промчимся еще двадцать километров по зачарованной дорожке, не освещенной ничем, кроме фар. Ни одна машина не попадется вам навстречу: жители Лундоги без серьезного повода не путешествуют поздним вечером.

Вот чарующая грусть заснеженных полей осталась за спиной, уступив место уютным огонькам. Среди островков избушек замелькали пятиэтажки, а если вы вглядитесь, то высмотрите и микрорайон из четырех девятиэтажек – местных небоскребов.

Мы едем дальше по заснеженным улицам Лундоги. Нам вряд ли нужно единственное местное заведение, работающее и в это время суток – магазин-ночник. Мы просто отметим, что этот признак прогресса появился и здесь тоже. И помчимся по пустым улицам, мимо редких темных витрин остальных магазинов, так и не узнав, что они продают. Поверьте, ничего интересного.

Наш путь лежит в Педагогический колледж. Естественно, здание темно. Обычно в это время единственный обитатель колледжа – сторож Андрей Иванович. Как человек крепкого здоровья, он уже принял двести грамм «Звезды Вытегры» (умоляю, не пробуйте это, вы не Андрей Иванович) и теперь, погруженный в вечернюю нирвану, дремлет в кресле, поглядывая на экран древнего «Рекорда», где идет очередная серия «Секса в большом городе».

Но, кроме скромной сторожки, в которой светятся настольная лампа и телеэкран, освещено и окно на четвертом этаже. И вовсе не потому, что в комнате забыли потушить свет – Андрей Иванович такого не допустил бы. Здесь остались три девушки, которым администрация Педагогического колледжа доверяет очень многое. В том числе и ключи.

Почему? Потому, что три девушки – Ирочка, Яночка и Алиночка – не просто студентки. Они – комиссары Молодой гвардии.

Конечно, правильное название: «Молодая гвардия Единой России», но разве стоит тратить время на развернутое титулование? Тем более что наши симпатичные девушки сами называют себя молодогвардейцами.

Не смотрите на то, что они так юны, особенно Алиночка. Да и Яночка напоминает десятиклассницу. Только серьезную десятиклассницу, которой можно поручить самого запущенного двоечника из подшефного класса и она поднимет его на твёрдую четверку.

Нет, не смотрите на их возраст. А лучше посмотрите на стену, ту самую, что слева от окна. И вы не увидите самой стены, облезлой стены, с обоями брежневских времен. Стена уже давно стала Фотолетописью славных дел трех комиссаров из Лундоги.

Вот торжественный прием в Лундогское отделение «Молодой гвардии» под сине-государственным флагом «Единой России». Балбес Санька Петрищев дает клятву молодогвардейца, и на него строго глядит Ирочка, серьезно Алиночка (да, Алиночка умеет выглядеть серьезно, и это ей очень идет) и внимательно – Яночка. Только ошибись, балбес Петрищев, забудь хоть слово клятвы – и Яночка тебе больше не улыбнется.

Впрочем, Яночка улыбается, и не только ради фотографии. Она знает: на этот раз Петрищев не подведет.

На другом фото – двор перед колледжем, автобус, старый, заслуженный ПАЗик, а перед ним – все Лундогское отделение Молодой гвардии, построившееся перед отъездом в Вологду. Лица комиссаров радостны и сосредоточены. Ведь за пару минут до снимка Яночка отобрала у балбеса Петрищева бутылку пива и отнесла на сохранение Андрею Ивановичу (как вы думаете, он сохранит?). Санька – добрый парень, поэтому, хотя у него и отобрали пиво, он улыбается в объектив. И все улыбаются.

Вот фотографии молодогвардейских акций. Районный роддом, из которого выходит молодая мама. И тут же на улице – сюрприз. Кроме чуть смущенной родни, ее приветствуют и молодогвардейцы с флагами, воздушными шариками и очаровательным плюшевым мишкой (производство КНР), которого на следующем кадре подарят молодой маме. Взгляните на восхищенное лицо Алиночки – кажется, это она сама выходит из роддома с младенцем на руках.

Вот фотографии, рассказывающие о другой акции: пикет перед супермаркетом. Конечно, супермаркет находится не в Лундоге (не обижайте местных жителей этим странным словом), а в Вологде. Супермаркеты иногда проводят дегустации спиртных напитков, против этого и протестует Молодая гвардия. Ведь дегустации видят дети, до этого не знавшие, что взрослые иногда пьют крепкие жидкости. Как серьезно лицо Яночки, держащей плакат, какие грозные взгляды кидает стоящая рядом Ирочка. Никому бы ни пришло в голову в эту минуту предложить им бенедиктин, шартрез или кюрасо (а не кубанское вино, предлагаемое на дегустациях). Даже если бы у них была единственная возможность в жизни попробовать такие напитки, они бы гневно ответили: «нет!»

А самые красивые снимки сделаны в Драматическом театре, в день торжественного награждения лучших педагогов и библиотекарей области. Взгляните на молодогвардейцев, выстроившихся цепочкой вдоль рядов. Как только вручена очередная грамота, взмывают флаги и счастливо-ошарашенный хранитель культуры идет к сцене, овеваемый знаменами. Вы разглядели восхищенную Алиночку, стоящую в третьем ряду? А торжественную Ирочку в шестом? На них белые футболки с красными буквами, они улыбаются всему миру, а значит и вам тоже.

Но что же задержало их в этот вечер? Чем они так встревожены? Почему Ирочка, всегда спокойная и невозмутимая Ирочка, немножко нервничает и хмурит свои соболиные брови? Почему Яночка то снимает очки (и тогда ее лицо становится немножко растерянным), то надевает их, будто надеясь, что, пока очки лежали на столе, проблемы исчезли? Почему Алиночка еще больше, чем обычно, напоминает мальчишку, причем мальчишку, гадающего – разрешит ли ему тренер выйти на поле в самом важном матче сезона или нет?

Причина в том, что в комнате они – не одни. Кроме Ирочки, Яночки и Алиночки, в комнате-штабе сидит Миша, ревизор из Москвы, из центрального штаба «Молодой гвардии». Он прибыл в Лундогу этим днем, чтобы проверить, достойны ли три комиссара носить это почетное звание?

Миша – удивительный человек, как и все, связанное с Москвой. Он приехал на большой красной машине; Ирочка, которая разбирается во всем, сказала, что это «субару-форестер». Алиночка, которая не во всем разбирается, но всем интересуется, специально вышла на улицу осмотреть машину.

Вблизи красная субару выглядела еще чудесней, чем если глядеть на нее из окна. Она напоминала выставочную модель, хранимую под стеклом. Не верилось, будто машина дяди Миши не так давно проехало мимо деревень Коварзино, Заельники, Палшема, Опрячкино и Ракулино, казалось, она неким чудом исчезла из Москвы, чтобы таким же чудом возникнуть в Лундоге, возле педагогического колледжа. Даже редкие снежинки, лениво сходившие с небес, будто облетали красную машину стороной, находя более привычное пристанище.

Таким же удивительным, как его машина, был и сам Миша. С Ирочкой, Алиночкой и Яночкой он держался непринужденно, а не солидно и значительно, как ректор колледж Николай Георгиевич или городской глава Алексей Юрьевич. Так же непринужденно Миша побеседовал и с Николаем Георгиевичем. Побеседовал на две темы: не мешает ли ячейка «Молодой гвардии» колледжу и не мешает ли колледж ячейке? Яночка, слышавшая часть разговора, шепнула потом подругам, что московский гость так же легко мог бы говорить и с Алексеем Юрьевичем, а может и с губернатором.

Дядя Миша удивлял не только манерами (наверное, так и принято в Москве). Ему понадобилось проверить почту и Яночка, быстро извиняясь, начала подсоединяться, надеясь, что параллельный телефон свободен. Не успела она сказать «извините, у нас такая связь» в третий раз, как Миша уже положил на стол свой ноутбук, открыл, коснулся кнопки. Потом вынул мобилу (всезнайка-Ирочка так и не смогла сказать, что за модель), заблистали голубые и красные огоньки и на экране появилась страница «хотмейла». После этого три девушки глядели на дядю Мишу глазами детей, к которым сказка пришла на дом.

И все же в этом взгляде сохранялось беспокойство.

Да, им позвонили еще с утра, предупредили о грядущем ревизоре (правда, не сказав, что он из Москвы). Да, они не сомневались (на самом деле – верили), что ревизия подтвердит: их ячейка – лучшая в области. Или хотя бы одна из лучших.

А основания – были. Ведь дядя Миша уже провел ревизию всей документации, прочел списки бойцов, выезжавших на мероприятия и даже сделал три выборочных звонка – мог бы и больше, но телефоны, проводные и мобильные, лишь у половины лундогских молодогвардейцев. И вот оно, маленькое чудо: сачок и уклонист Ванька Серов, норовящий если не прогулять, то хотя бы смыться с любой акции, назвал и фамилии комиссаров, и вспомнил две последние акции движения. А балбес Санька Петрищев даже смог ответить на вопрос Миши, какой из приоритетных национальных проектов был принят раньше: сельское хозяйство или демография?

Конечно же, и Алиночке, и Ирочке, и Яночке достались более сложные вопросы. Но ведь они, пусть иногда краснея (особенно Алиночка), пусть чуть сбиваясь (особенно Яночка), смогли без подсказки и особо долгих раздумий вспомнить все даты, проценты, фамилии, должности и даже цитаты.

Тогда почему же Миша не говорит, что ревизия уже завершена? Почему он не хочет улыбнуться, как улыбнулся два часа назад при встрече, почему не хочет сказать – проверка закончена и вы признаны достойными почетного звания «комиссар». Почему не скажет: будущим летом вас ждет лагерь актива, может, даже под Сочи. И, кстати, почему бы и не карьера в центральном аппарате: недаром дядя Миша в самом начале встречи, говоря о столичных новостях, походя заметил, что Молодая гвардия не должна ориентироваться только на московские кадры. Неужели вы думаете, что даже в МГУ можно найти трех таких замечательных комиссаров, как Ирочка, Яночка и Алиночка?

И дядя Миша улыбнулся. Но вместо того, чтобы признать ревизию завершенной, задал последний вопрос.

–Последний вопрос. Как вы думаете, почему наша организация названа «Молодой гвардией»?

– Потому что «Молодая гвардия Единой России» – это не « резерв», это прорыв, это отдел кадров молодежи, который в итоге и решит в нашей стране все, – сказала Ирочка.

– Потому что «Молодая гвардия Единой России» – это призывной пункт по мобилизации молодежи на службу новой России, – подхватила Яночка.

– Потому, что к власти в стране должно прийти новое поколение, – как всегда чуть-чуть смущаясь сказала Алиночка.

– …и мы готовы помочь реализовать себя каждому, кто чувствует в себе силы и драйв, – с улыбкой договорил дядя Миша. А потом продолжил, сразу став серьезным:

– Я тоже помню наш Манифест. И все-таки ответьте: почему мы называемся именно «Молодой гвардией»? Что это означает?

Ирочка и Яночка переглянулись, решая, кому отвечать на вопрос. Наконец, Ирочка, как главный комиссар, отдала приказ Яночке тем взглядом, которым в пушкинском стихе царь послал раба к анчару.

– Молодой гвардией, – начала Яночка, – называлось элитное воинское подразделение у Наполеона I, по своим боевым качествам уступавшее только еще более элитному подразделению – Старой гвардии. В 20-е годы XX века поэт Безыменский написал песню «Молодая гвардия», взятую из немецкой социал-демократической песни «Заре навстречу, товарищи в борьбе». Его песня начиналась словами: «Вперед, заре навстречу…» В годы Великой Отечественной в городе Краснодоне комсомольцы создали подпольную организацию «Молодая гвардия», а позже писатель Фадеев…

– Спасибо, – сказал Миша, останавливая Яночку. – По базовым знаниям вы как всегда на высоте. И все же необходимо уточнить. У нас нет сабель и мушкетов, и мы собрались не для того, чтобы петь песни. Поэтому нам ближе всего та Молодая гвардия, что была в Краснодоне. Не так ли?

И Алиночка, и Ирочка, и Яночка кивнули, соглашаясь с тем, что к «Молодой гвардии Единой России» ближе всего именно та Молодая гвардия, что была в Краснодоне.

– А кто из вас читал роман Фадеева?

– Я, – ответила Яночка.

– Я смотрела фильм на канале «Культура», – сказала Ирочка. Алиночка смущенно покраснела: в первый раз ей было нечего ответить столичному ревизору.

– Это хорошо, – заявил дядя Миша, и трём комиссарам показалось, что он действительно удовлетворен ответом. – И чему учит нас подвиг Молодой гвардии?

– Мы должны быть стойкими и смелыми, – на этот раз ответила Ирочка, – мы должны быть патриотами своей страны и бороться за ее интересы.

– Бороться всегда? – спросил Миша, с ударением на второе слово, – даже в том случае, если с Россией случится великое потрясение и наша партия будет вынуждена временно уйти в подполье?

Комиссары из Лундоги с удивлением взглянули на него. Даже Ирочка, всегда невозмутимая Ирочка, не смогла скрыть удивления.

– Разве такое возможно? – спросила Яночка, – неужели народ допустит, чтобы произошел коммунистический или олигархический реванш?

Дядя Миша взглянул на нее серьезно и печально. Это был взор информированного мудреца.

– Да, мало кто в России хочет такого реванша. Но наш народ не раз обманывали. И если мы считаем, что знаем родную историю, мы никогда не должны исключать, что его обманут еще раз. И произойдет очередная драма. Объединятся правые и левые экстремисты. К ним присоединятся даже некоторые продажные центристы-приспособленцы. Они сконцентрируют денежные ресурсы, чтобы действовать подкупом и угрозами. Не исключено, что на предвыборных концертах или прямо на избирательных участках в день выборов будут распылены наркотики. И к власти в стране придет партия реванша – Иная Россия. Её цель – перечеркнуть все завоевания и достижения последних лет.

Голос дяди Миши был таким мощным и печальным, что, казалось, в комнате выключили свет и в темноте действительно распылили какой-то дурман. Но он замолк, наваждение исчезло и три комиссара из Лундоги заговорили, перебивая друг друга:

– Этого никогда не будет! – громче всех возмущалась Ирочка, – неужели народ не отличит правду ото лжи и не заметит, что его покупают на украденные у него деньги?

– Да, – согласился дядя Миша, – я тоже не верю, что такое возможно. Почти не верю. Во время ситуационных моделирований на самом высоком уровне подобному варианту развития событий было отведено лишь два процента. Примерно такова же возможность аварии на некоторых ядерных реакторах. Но разве их персонал не считает такую катастрофу вероятной и не готовится к ней на учениях?

Голос дяди Миши окреп. Яночке, упражнявшейся в риторическом искусстве, он напомнил шпагу, лишь на полпальца вытащенную из ножен.

– Я не хочу сейчас обсуждать с вами, насколько возможна та или иная ситуация. Я хочу понять: как вы будете себя в ней вести? Вы не найдете ответа на нашем сайте. Зато он есть в романе Фадеева. Пока народ не прозрел и не вернулся на путь, с которого его сбили, что будете делать вы? Вы будете просто жить?

Внимательно взглянул на Яночку, знакомую с текстом романа.

– Нет, – ответила она. – Мы будем не просто жить. Мы будем бороться.

Горящий взор дяди Миши стал чуть теплее. Он услышал правильный ответ.

– Но вы понимаете, что бороться придется в подполье?

– Нам придется делать теракты? – с легким испугом спросила Ирочка.

– Нет, – ответил дядя Миша. – Это не наш метод. Мы будем делать то же самое, что и сейчас: заниматься агитацией и пропагандой. Расклеивать листовки, раздавать тиражи подпольных газет, рисовать на стенах домов Белого Медведя.

Девушки вздохнули с облегчением. Но ненадолго – дядя Миша продолжил.

– К сожалению, работа в подполье неотделима от провалов. Наши враги – коварны. Да, перед объективами телекамер зарубежных агентств они будут утверждать, что соблюдают Закон и уважают права даже своих оппонентов. Но когда камеры отключены...

Миша сказал тихо, серьезно и отчетливо:

– Многим из нас придется узнать, что такое репрессии и гонения. А некоторым пережить то, что пережили молодогвардейцы.

Девушки затаили дыхание. Ирочка и Яночка вспоминали, Алиночка просто боялась.

– И вот представьте, что вас перебросили в крупный город, Вологду или Ярославль. Вам выдали тиражи газет для тайной разноски по подъездам. Но вы задержаны милицией. Конечно, её сотрудники, как и все наши люди, тайно сочувствуют подпольной «Единой России» и вынуждены терпеть недолгую антинародную власть. Но им дан приказ узнать, где находится склад газет. К тому же в отделение прибыл следователь-комиссар Иной России. Он готов допрашивать вас, не останавливаясь почти ни перед чем.

– Ой, – тихо сказала Алиночка.

– И вам предстоит жестокий допрос. Поэтому нам, руководству «Молодой гвардии», необходимо выяснить, способны ли вы выдержать его или готовы отречься от нашего дела после первой же угрозы?

Девушки молчали. Особенно печальным было лицо Яночки. Она вспоминала страницы романа Фадеева и явно не находила ничего утешительного.

– Мы надеемся, что все же самого страшного не случится, – сказал дядя Миша, будто способный читать мысли. – Во время штабных ролевых игр мы не раз моделировали возможные ситуации, поэтому я опираюсь на определенные коллективные наработки. Иная Россия для того, чтобы коварно прийти к власти, будет убеждать народ, что она намерена восстановить традиционные русские ценности. Уже после ее украденной победы выяснится, что она намерена восстановить такую сомнительную ценность, как телесные наказания. Поэтому вас, скорее всего, будут бить ремнем или розгами.

– Это как? – спросила Алиночка.

Ирочка вздохнула, верно вспомнив что-то из детства.

Яночка, опять вспомнившая роман Фадеева, вздохнула еще глубже.

– Вас заставят спустить джинсы или задрать юбку, лечь на милицейскую скамейку и будут бить по голой попе очень-очень долго.

– А почему именно по голой попе? – тихо спросила Алиночка.

– Потому что наши враги буду бояться нанести вам серьёзную травму, испортив какой-нибудь жизненный орган. Но по попе можно бить очень-очень долго, не опасаясь задеть что-то важное. Поэтому именно в попу делают внутримышечные инъекции. Именно поэтому по попе наказывают маленьких детей (Ирочка еле заметно кивнула). Кроме того, это стыдно и унизительно. Вас заставят выбирать между унижением всей страны и собственным унижением. И что вы выберете?

– Мы будем молчать на допросе, – испуганно, но все же уверенно сказала Яночка. – Постараемся молчать, – чуть подумав, добавила она. Ирочка и Алиночка вздрогнули и кивнули.

– Это хорошо, – сказал дядя Миша. – Это очень хорошо. Остается только проверить на практике вашу готовность.

– Как? – спросили хором все три девушки. Впрочем, испуг преобладал над удивлением.

– Так, как я проверял готовность молодогвардейцев, завершая посещение других ячеек, – ответил гость.

С этими словами он распахнул свой золотистый замшевый пиджак и положил правую руку на пряжку широкого ремня. Чуть потянул его, готовясь вынуть из брюк.

– Но… но нам ничего не известно о такой проверке, – несмело сказала Ирочка.

– А вы что, хотели, чтобы о ТАКОЙ проверке было известно? – сказал дядя Миша не просто удивленным – чуть-чуть ошарашенным голосом. – Известно, я уже не говорю про наших зарубежных врагов и купленную ими внутреннюю оппозицию, известно беспринципной желтой прессе? Неужели кто-то, кроме наших врагов, заинтересован в такой известности.

И уже прежним, твердым голосом.

– Открою вам два маленьких секрета. Во-первых, к проведению Проверки имеют допуск лишь несколько столичных партийных активистов высшего звена. Включая и меня, вашего товарища и покорного слугу. Во-вторых и, думаю, этот секрет немного приятен для вас (глаза дяди Миши стали чуть хитроватыми и теплыми). Такой Проверке подвергаются только ячейки, показавшие безукоризненную идеологическую и организационную подготовку. Там, где плывут на базовых вопросах или, что хуже, представляют к отчету мертвые души, Проверка не проводится. Им приходится работать над ошибками, чтобы подняться на уровень, которого достигли вы. Потому что Проверка, которая последует сейчас – высокая честь. И, раскрою третий секрет, в вашей области вы ее удостоились первыми.

Только Ирочка и Яночка читали Стругацких, и никто из них не читал «Гадких лебедей». Но сейчас все три девушки почувствовали себя, как та самая кошка, которой дали кусок рыбки и дернули за хвост, почесали за ушком и ударили легким током. И все процедуры – одновременно.

Они радовались, что ревизия прошла успешно и думали о Проверке. Они гордились, что удостоены высокой части и не сводили глаз с кончика ремня.

Все равно неизвестно, что бы они ответили, если бы Миша спросил: «вы согласны на Проверку?». Но Миша задал совсем другой вопрос тоном комиссара над комиссарами.

– Комиссар Ирина, в здании есть посторонние, кроме штатной охраны?

– Да, то есть нет, нет никого, – быстро и чуть растерянно ответила Ирочка. Так уверенно и властно к ней не обращались давно.

– Освободите и раскиньте диван, – приказал дядя Миша. Ирочка и Алиночка подошли к старому дивану, стоящему у стены, отодвинули со скрипом, раскинули с пыльным хлопком.

Пока раскладывали диван, Миша повернулся к ноутбуку, заявив, что необходим экранирующий звук. Тотчас же Рома Зверь начал убеждать слушателей – «Не надо думать, что всё обойдется», а также в том, что «Всё только начинается».

Яночка вздрогнула. Она вспомнила, что мучители молодогвардейцев тоже заводили в тюрьме патефон. И даже вспомнила зачем.

– Кто готов пройти испытание первым? – спросил Миша.

Три пары глаз переглянулись. Взгляд Ирочки был печальным, взгляд Яночки – стыдливым, Алиночка явно боялась.

– Тогда, Ирина, проверка начнется с тебя.

В глазах Алиночки мелькнула радость, в глазах Яночки – тревога. В глаза Ирочки лучше было не смотреть.

– Что… что я должна делать? – дрожащим голосом спросила она.

– Обратный отсчет до единицы и начинается ситуационно-ролевая игра «Проверка», – бесстрастным голосом вокзального рупора произнес дядя Миша. Подошел к Ирочке, что-то шепнул на ухо, потом продолжил, – Пять, четыре, три, два, один….

– Что делать? – его голос мгновенно стал грубым, с тоненькой примесью визгливости, как и полагается говорить врагу. – Что делать? Отвечать за глупый политический выбор. Спустить джинсы и лечь! Если не управишься за минуту, придется помочь, но ты об этом пожалеешь!

Не успела Ирочка совсем уж зардеться от стыда, как дядя Миша отвернулся к окну и задрал голову, любуясь северными звездами. Слышалось еле слышное шуршание – он готовился к Проверке.

Ирочка тихо вздохнула, в тишине прошелестели ее джинсы. Покрасневшая Алиночка отвернулась, Яночка тоже полагала – лучше отвернуться, но любопытство победило. Ей казалось, что подруга воспримет приказ дословно и спустит только брюки, но кружевные трусики тоже поползли к бедрам. Яночка подумала, что, наверное, Ирочка о чем-то недоговаривала, когда замечала: «моя мама очень строгая». Пожалела подругу и тут же пожалела себя – почему у самой нет такого опыта?

Ирочка еще раз вздохнула и легла на диван. Вцепилась в подлокотник, спрятала красное лицо между вытянутых рук. Черные волосы чуть-чуть вздрагивали.

Дядя Миша повернулся (пунктуальной Яночке показалось – и правда прошло шестьдесят секунд). В его руке свисал сложенный широкий ремень.

Он подошел к Ирочке. Яночка заметила, как у подружки вздрогнули ее белые холмики. Похоже, Ирочка хотела (по детской привычке?) расслабить попку, но, вспомнив, что рядом с ней с ремнем вовсе не мама, наоборот, сжала половинки и еще сильнее уткнулась в диван.

– Чего стесняться? – весело спросил Миша. – Раньше надо было стесняться, когда связалась с самой глупой партией в стране. А ведь вроде толковая девица. Замуж пора. И надо же, умудрилась сделать такую глупость.

– Это вы сами дураки, – неотчетливо пробурчала Ирочка, не способная молчать, но и не желавшая лишних неприятностей.

Дядя Миша, конечно, услышал. Перебросил ремень в левую руку и размашисто, звонко шлепнул Ирочку по попе правой ладонью.

– Ой! – сказала Алиночка. Яночка и Ирочка промолчали.

– Если мы дураки, то почему же ты лежишь передо мной с голой попой? – удивленно сказал Миша и двумя быстрыми шлепками накрыл обе половинки.

– Ваше время прой… – попыталась сказать Ирочка, но еще четыре шлепка, выданные еще быстрее и крепче, сбили фразу. На этот раз Алиночка ойкнула уже вместе с Ирочкой.

– Впрочем, я не хочу тратить время на глупые дискуссии, – сказал дядя Миша. И резко, отрывисто спросил:

– Где должно состояться подпольное заседание ячейки «Единой России»?

Ирочка молчала, чуть подрагивая покрасневшей попкой.

Миша отошел, взмахнул ремнем. Раздался звучный, хлесткий удар. Потом еще и еще.

Алиночка закрыла лицо руками. Яночка, уверенная, что в жизни видеть надо все, наблюдала, как новые и новые удары с размаху ложатся на ягодички подруги.

От первых ударов Ирочка только глубоко вздыхала, но уже после дюжины – зашипела, а когда перевалило за второй десяток – негромко вскрикнула.

– А я думал – мы проглотили язычок! – обрадовался дядя Миша. – Где пройдет подпольное собрание?!

Ирочка не ответила. За секунды перерыва на вопрос она собралась с силами и когда ремень опять щелкнул ее по попе, вытерпела удар молча. Все же закричала еще через пять ударов.

– Хватит! – крикнула Алиночка, закрывшая ладошками свое маленькое веснушчатое личико.

– Хватит – когда я услышу ответ на вопрос, – веско сказал дядя Миша, снова и снова опуская ремень.

Ирочка елозила по дивану. Её руки крепко держали подлокотники, ноги, спутанные спущенными джинсами, пытались подняться. Красное лицо терлось о руки, а уж попа стала совсем красной.

– Ну, ладно, – сказал дядя Миша, – в последний раз советую проявить мудрость. Так где…

Даже не ожидая ответного молчания, он широко размахнулся и выдал еще пять крепчайших ударов-выстрелов. От последнего наимощнейшего удара Ирочка уже не вскрикнула, а просто взвыла.

– Не надо! – на этот раз закричали и Яночка, и Алиночка.

– Вот ведь упрямица, – покачал головой Миша. – Ладно, пусть тебя кто-нибудь другой допросит.

Не успела Яночка испугаться – вдруг допросить попросят лично ее, как тон Миши изменился и стал таким, как полчаса назад, когда он задавал вопросы о решениях 6-го съезда «Единой России».

– Комиссар Ирина Смирнова. Вы выдержали Проверку. Одевайтесь, не торопитесь. Я отвернулся.

Ирочка и не собиралась торопиться. Она чуть-чуть поскулила, но с сухим лицом, обернулась, пытаясь разглядеть свою вишневую попку, пощупала ее двумя белыми ладошками и лишь потом стала медленно натягивать джинсы.

Между тем, отвернувшийся дядя Миша смотрел не в окно, как прежде, а на ее подруг.

– По старшинству полагалось бы идти тебе, Яна. Но наша Алина так напугана, что заставлять ее ждать было бы жестоко. Комиссар Волчкова, вам дается минута на подготовку к Проверке.

«Вообще-то жестоко подвергать нас этому испытанию», – подумала Яночка и хотела сказать.

Но не сказала. Во-первых, понимала: не сам же дядя Миша учредил такую Проверку. А во-вторых… Она видела красное, печальное лицо Ирочки. Помнила ее крик. И понимала – скоро и ее очередь.

Значит, лучше учиться молчать уже сейчас.

Дядя Миша шагнул к Алиночке, что-то шепнул на ушко и опять отвернулся к окну. На этот раз ремень лежал на столе свернувшимся змеем. Пряжка тускло поблескивала, будто коварно поглядывала на очередную жертву.

– Алина, – тихо, на грани всхлипа, сказала Ирочка, – ты бы поторопилась. Чтобы быстрее.

Но голос у нее был не комиссарский, не бодрящий. Поэтому Алиночка, расстегнувшая дрожащими пальцами пуговицу и молнию своих джинсов, так и остановилась на полпути. Пальчики теребили жесткую ткань, глаза перескакивали с подруг на ремень.

– Пять, четыре, три, два, один! – громко сказал дядя Миша, оборачиваясь, и обратился к Алиночке тем же грубым голосом, – еще одна пигалица-упрямица! О, мы еще и не разделись? Значит, клеить по ночам стикеры с вашим гнусным белым медведем на щиты с коммерческой рекламой нам не стыдно, а отвечать за хулиганство стыд и срам….

Голос дяди Миши внезапно стал мармеладным.

– …которого можно избежать. Если глупая маленькая девочка, которой неизвестно почему выдали паспорт и считают взрослой, расскажет нам, где хранится склад стикеров. Не расскажет – с ней поступят, как и положено поступать с маленькими глупыми девочками. Ну?! Почему я не слышу ответа. Почему я не вижу твою голую попку?!

– Дядя Миша, может, не надо так? – тихо-тихо сказала Алиночка, глядящая на пол.

Тишина длилась секунды три. Московский визитер неслышным щелчком переключал себя в другой режим.

– Волчкова, ты забыла, как называется наша организация? Или ты думаешь, что твои ровесницы, вступая в «Молодую гвардию» в Краснодоне, были готовы только стоять в пикетах и раздавать плюшевых медвежат? Нет. Они были готовы сопротивляться врагу, даже когда их взяли в плен. А ты – готова?

– Да, – тихо всхлипнула Алиночка и робко потянула джинсы. Таким усилием она могла бы стянуть разве колготки, поэтому синяя ткань лишь собралась в гармошку, обнажив белый верх трусиков и самое начало раздвоения, под поясницей.

– Как можно втягивать такого ребенка в политические игры? – грустно и саркастично сказал Миша, вернувшийся в прежний режим.

Затем подошел к Алиночке, взял ее руки, сложил замком, отпустил (она и не пыталась их разжать, будто связали) и сильным рывком стянул с нее джинсы. Сел на стул, окончательно спустил с Алиночки трусики и уложил на колени.

Алиночка не сопротивлялась. В эту минуту она действительно стала маленькой девочкой, которую разложили на коленях для наказания.

– Приказы взрослых надо выполнять, – сказал дядя Миша. Его левая рука легла Алиночке на спину, задирая белую молодогвардейскую футболку. Правая ладонь опустилась на попку, ласково ее коснулась…

…Но это было лишь прицеливанием. Через секунду на маленькую попу посыпались крепкие размашистые шлепки. Поначалу Алиночка терпела молча, казалось пораженная этим обвалом. Потом начала егозить, ойкать и махать руками. Дядя Миша легко ухватил ее ручки, прижал правой ногой ее ножки и продолжил шлёпку.

– Надо слушаться старших. Надо слушаться старших, – монотонно говорил он, нанося удар за ударом по маленьким розовым половинкам. Потом внезапно резко спросил:

– Мы будем слушаться старших?

– Да, – тихо сказала Алиночка.

– Старшие спрашивают: где склад стикеров?

– Не скажу, – тихо и отчетливо ответила Алиночка.

Еще десяток крепких шлепков смешались с ойканькем. Потом дядя Миша схватил ремень со стола и начал лупить с максимальным размахом. Алиночка ойкала, вертелась, махала ножками в спущенных джинсах.

Неудовлетворенный условиями работы, Миша отложил ремень, взял двумя руками Алиночку за плечи, отвел, почти отнес, к дивану и перегнул через подлокотник. Алиночка покорно уткнулась лицом в ладони, выставив слегка нарумяненную попку.

Первые удары, такие же крепкие, как и полученные Ирочкой, Алиночка вынесла почти молча, только вздрагивала короткая стрижка да дергались ноги. Потом она закричала:

– Ой-й-й! Ой-й-й-й, мамочка-а-а-а-а!

– Не мамочка, а где склад стикеров? – резко спросил дядя Миша, на полном замахе врезав ремень в покрасневшие половинки, уже покрытые отчетливыми и отдельными красными полосами.

– Ой-й-й-й-й! – только крикнула в ответ Алиночка. И в промежутке между двумя ударами сказала, – я не-е-е-е-е!

– Прекратите ее бить, она не знает, – внезапно крикнула Яночка.

Дядя Миша бить не прекратил.

– Тогда кто знает? – с интересом спросил он, поднимая и опуская ремень.

– Ой-й-й-й, мама-а-а! Ой-й-й-й, бо-о-ольно-о-о-о!

– Ну я знаю, – тихо сказала Яночка в промежуток между очередным ударом и криком Алиночки. И добавила еще тише, – знаю, но не скажу.

Дядя Миша расслышал.

– А почему нельзя было сказать раньше? – гневный вопрос явно адресовался обеим девушкам. Волчкова, ты не должна так шутить с органами внутренних дел. «Не скажу, не скажу»… Сказала бы сразу, что не знаешь. За это тебе – на будущее!

После трех аккордных ударов – Алиночка ойкала, вертелась и подпрыгивала – дядя Миша опять бросил ремень на стол.

– Комиссар Алина Волчкова, вы выдержали Проверку. Подготовиться комиссару Яне Емельяновой.

Перед тем, как подойти к окну, Миша шагнул к Яночке и шепнул на ухо: «Советский проспект, дом 8, кв. 7».

Всхлипывающая Алиночка быстро натянула джинсы. Правда, перед этим, как и Ирочка, обернулась, пытаясь рассмотреть попу, осторожно потрогала ее, будто боясь обжечься.

– Я что, правда выдержала? – с удивлением сказала.

– Да, – ответила Ирочка уже своим обычным голосом, да и с лица почти сошла краснота. Кажется, даже добавила: «и похуже бывало», причем явно думая не про Алиночку, а про себя саму.

– Да, – ответила Яночка, но ее голос обычным не назвал бы никто. Она уже расстегнула джинсы и, верно решив, что тянуть нечего, спустила их с трусиками и легла на диван.

И опять дядя Миша обернулся через минуту. Медленными шагами подошел к Яночке. По пути взял ремень, да так, чтобы пряжка в полной тишине слегка звякнула о столешницу.

Яночка забыла снять очки, поэтому боялась вжаться лицом в диванное покрывало. Она видела подходящего дядю Мишу, потом почувствовала легкое, щекотное и ласковое прикосновение: он проводил ремнем по ее голой попе.

– Бедная попка, – сказал он с искренним огорчением. – Как твоя хозяйка подвела тебя на этот раз. Но все еще можно исправить. Хозяйка знает, где находится склад запрещенных стикеров с белым медведем. Если хозяйка назовет адрес, то её попка останется белой-белой, как белый медведь. А если нет, то попка будет еще долго сердиться на хозяйку и даже запретит ей сидеть на…

– Может, хватит издеваться? – прошипела Яночка, тут же осознав, что напросилась на литературную цитату.

– Разве это издевательство? – спросил удивленный дядя Миша. – Нет, издеваются по–другому….

Удар был резкий и хлесткий. Яночка готовилась к нему, сжалась, поэтому колыхнулась только ее попа. «Ой, как больно, – подумала Яночка, пока еще четко сознавая, что говорит «ой» лишь в мыслях.

– Вот так! Или вот так! Или вот так!

Дядя Миша поднимал ремень, предлагая новые и новые варианты издевательств. Беспощадная кожаная полоска с размаха знакомилась с Яночкиной попкой, то протягиваясь по левой половинке, то по правой, то пересекая их.

– Ой! – уже не подумала, а сказала Яночка, когда ремень ожог ее там, где попка переходила в ноги.

Нового удара не было. Яночка ощутила легкий шелест возле своего лица и увидела медленно качающийся ремень. С такого расстояния он выглядел страшно, как кобра, заглянувшая в глаза хомячку.

Яночка чувствовала и легкую радость, что боль прекратилась, и легкую благодарность дяде Мише, что дал передышку и, конечно же, страх. Пусть Рома Зверь пел из ноутбука про коварную девицу: «ты ставишь втихаря капканы на баранов», но Яночка помнила другой недавний хит: «все, что тебя касается, все только начинается».

– Все, издевательства прекращаются, – произнес дядя Миша, – прекращается издевательство над сотрудником органов и глупая девочка сообщает, где склад подрывных стикеров. Ну, я жду!

Яночка молчала и с необоримым страхом сама ожидала продолжения.

Продолжение – последовало. Ремень взлетал снова и снова, добавляя новые полоски на бедной Яночкиной попе. Яночка по примеру Ирочки вцепилась в подлокотник дивана и пыталась шепотом считать удары. Каждый из них дядя Миша сопровождал вопросом:

– Скажешь?! Скажешь?!

– Не скажу-у-у-у! – отвечала Яночка, быстро сбившаяся со счета, – не ска-а-ажу-у-у-у!

В такую ужасную минуту, когда с попой происходит такое, чего с ней никогда не случалось, странно чему-то радоваться. И все же Яночка радовалась этому диалогу, позволявшему ей выкрикивать героический ответ. Она понимала, что иначе бы просто орала.

Как следует намахавшись, Миша сделал передышку и сбросил пиджак.

– Может, скажешь? – сказал он зло и чуть устало.

– Ничего не скажу, холуй Иной России, партии антинародного меньшинства, – ответила Яночка. Её голос дрожал, а взгляд слегка сбился. И не только потому, что очки съехали с вспотевшего лица. В глазах стояли слезы.

Следующая минута их только прибавила. Дядя Миша, освобожденный от пиджака и оскорбленный грубым словом, добавил еще несколько мощных, хлестких и метких ударов. На этот раз он уже ничего не спрашивал, поэтому Яночка громко охала и пару раз крикнула.

– Долго мне тебя воспитывать, или ты скажешь? – спросил дядя Миша.

– Скажу, – Яночка не сдерживала слезы, а ее голос был рыдающий и злой. – Скажу, что по настоящему нас будут бить сильнее. Не поясом, а пряжкой!

Дядя Миша опешил.

– Не, пряжкой нельзя, – озабоченно сказал он непонятно от чьего имени: комиссара Молодой гвардии или экзекутора Иной России, – от пряжки возможна травма. Хочешь сильнее? Подожди-ка!

Совсем успокоившаяся Ирочка и уже почти не плачущая Алиночка со страхом глядели на дядю Мишу. Сквозь слезы поглядывала и Яночка, ругавшая себя, что напросилась.

А тот достал из портфеля кабель от ноутбука. Сложил, примерил к красной-прекрасной Яночкиной попе, даже слегка погладил ее черным прохладным шнуром (Яночка сжалась). Размахнулся и врезал резким сабельным замахом.

Первое мгновение Яночка молчала. А потом… казалось, будто ей вшили в попку десяток миниатюрных бомб замедленного действия и сдетонировали одним нажатием пульта. Яночка вскрикнула и забилась на диване.

– Может, сейчас скажешь?

– Нет! – всхлипнула Яночка.

Ей пришлось вскрикнуть еще два раза, а ее попка подпрыгивала после новых, таких же глубинных и замедленных ударов. После третьего Яночка перевернулась на бок, сжалась в комочек и зажмурилась от страха. А когда открыла глаза, то сквозь пелену слез, увидела, как дядя Миша убирает кабель. Ремень уже был вдет в его брюки.

– Комиссар Яна Емельянова, вы выдержали Проверку. Поздравляю!

И дядя Миша наклонился к Яночке (та уже успела натянуть трусики и джинсы на саднящую попу) и поцеловал ее в горячую мокрую щечку. Потом так же чмокнул Ирочку и Алиночку.

А потом выключил ноутбук, сунул в портфель, достал оттуда три шоколадки столичного комбината и протянул Ирочке, Яночке и Алиночке.

– Поздравляю! Вы достойно выдержали Проверку и мы знаем, что на вас можно положиться. Хотя лично я не верю, что всем нам, и вам, и мне, предстоят такие испытания. Но вы доказали главное: комиссары Лундоги – настоящие молодогвардейцы!

От этих слов и Ирочка, и Алиночка и даже Яночка заулыбались.

Между тем Миша надел пиджак, потом еще более замечательную кожаную куртку и попрощался с комиссарами. Взглянув в окно, они увидели отъезжающую замечательную красную машину. Три девицы проводили ее взглядами, пока она не скрылась за мостом в безмолвии зимней ночи.

Ирочка, Яночка и Алиночка взглянули друг на друга, будто спрашивая: было – не было? На столе лежали шоколадки. Попа у Алиночки была горячая и чесалась, у Ирочки – побаливала, а уж про Яночку можно и не говорить.

И все равно история с Проверкой казалась сном.

– А вообще, правильно все это, – наконец сказала Яночка. – Мы же не зря называемся Молодой гвардией. Значит, мы должны не только раздавать мишек и писать письма в армию, но быть готовыми и к таким испытаниям.

– Хорошо бы выяснить, – мечтательно произнесла Ирочка, – готовы ли к ним рядовые бойцы нашей ячейки. Я уверена, мы должны устроить каждому из них индивидуальную переаттестацию. И не ограничиться одной теорией.

– Я готова лично переаттестовать Саньку Петрищева, – сказала Яночка. – Давно пора.

– А я, – подхватила Алиночка, на щеках которой остались дорожки от слез, – Ваньку Серова. Он такой хохмач и нахал. Посмотрю, как посмеется…

И три комиссара из Лундоги начали составлять список товарищей по ячейке, которых следовало переаттестовать в первую очередь.