Утро добрым не бывает!

С полминуты София Борисовна пыталась вытолкать изо рта языком комок сухой промокательной бумаги, пока не поняла, что этот комок и есть, собственно, язык. Почему-то болел левый глаз. Голова была пустая и в ней гулко билась единственная мысль. Текила.

Текила вчера была явно лишней. Нет, посидели-то они хорошо. Но и повод был, сразу скажем, неординарный! В гости из Штатов приехал Леня! Уезжали они восемь лет назад еще в старое время через Вену. Ленина мама Белла Лазаревна вывезла всю родню: и русского мужа, и детей – студента Леню и семилетнюю Юлечку, и прицеп из свекрови и золовки с семьей. Как тогда шутил Владимир Николаевич – Ленин папа: «Еврейка жена – это не роскошь, а средство передвижения». Уезжали они трудно, с исключением из партии, с тотальным шмоном на Брестской границе. Немудрено, что до последнего времени навещать родину ни у Лени, ни у его родителей желания не было. А ведь, не уедь тогда Леня, все могло бы быть совсем иначе. Как он тогда после танцев дрался с Иваном Михайловичем! Аж вспоминать приятно. Тогда конечно хорошенькая кучерявая Софочка визжала и упрашивала мальчиков не ссориться, в душе умирая от восторга и гордости. Впрочем, жаловаться Софе не на что и теперь. Иван Михайлович, слава богу, не последний человек в мэрии, ее пристроил экономистом в ревизионный отдел, сын Мишенька в хорошей школе учится, сейчас вот в Крыму в лагере отдыхает, квартира, машина не новая правда, но и не развалюха, дача в Пролесках шесть соток. Все как у людей. Хорошо конечно, что Иван Михайлович в Самаре, только завтра ночью приедет, он бы явно не одобрил вчерашние посиделки. А посидели хорошо-о-о-о… душевно. Стол был изумительный – это уже Аркашина мама постаралась: скатерти видно не было. Вспоминали студенческие времена, потом Аркадий играл на гитаре, потом Леня рассказывал про зарубежную жизнь. Конечно, живут они лучше – вон у Лени дом о пяти бедрумах. На комнаты они не считают, все на бедрумы. И две машины новые: его и его жены. Жена у него из наших тоже. Леня фотографии показывал. Красивая вся такая, загоревшая и стройная, зря грешат наши, что американки толстые. Хотя какая Катя американка с фамилией Шерман-то? А все же и у них жизнь не сахар. Дом и машины все в кредит – одна видимость богатства. У Софьи Борисовны-то квартира хоть и без всяких бедрумов на три комнаты, а своя, от деда с бабкой досталась; хорошая сталинка – центр города, потолки высокие. А вот так в долг жить она б и не смогла, хотя Леня говорит, что все так говорят, а потом привыкают со временем… А чем они питаются там? Вон Леня как на Софины огурчики налетел. Ну, правда она и солит их не абы как. Без уксуса по маминому рецепту. Тверденькие, как… хмм… Так он на огурцы эти – как из голодного края.

– Софонька, – говорит, – ты не представляешь, как я соскучился по нормальным огурцам. У них, у этих чертовых американосов, все генетически измененное. Ни одного продукта естественного нет!

Софья Борисовна слышала эти ужасы про трансгенные продукты по телевизору, но сама не ела, конечно. Откуда? Овощи все с дачи, телятина с рынка – Мише другое нельзя – сразу аллергия. Впрочем, и никто из наших не ел. Даже Инесска, которая все новинки сразу на себя примеряла и та заверещала:

– Ой, мааамочки! Никогда не пробовала трансгенного продукта! Леня, на что это похоже?

И тут Леня как рассказал, что всем аж страшно стало. Вот, например, берут вишню. И вводят в нее ген ну, скажем, кузнечика. Что получается? Ты вишню срываешь, а косточка из нее сама и выпрыгивает. Вроде бы ничего в этом плохого нет, наоборот удобно. А то, пока сваришь эти долбанные три ящика вишни, которые Яша из Краснодара каждый год привозит, так семь потов сойдет. Но это только на первый взгляд хорошо, потому что мы эти вишни едим, и ген этот переползает на нас! И это еще хорошо, если у нас в результате выскакивать зубы начнут, а если какие внутренние органы? Нет уж, лучше Софа будет по старинке косточки шпилькой выколупывать.

Но всем интересно конечно стало, какие они на вкус эти трансгенные продукты. Вот Леня на кухню метнулся и притащил пластиковую коробочку с самолетным завтраком. Ну что? Там половина груши была, здоровой такой, и пластмассочка с джемом. Пища как пища. Груша, правда, хоть и сладкая, но какая-то без запаха совсем, как промокашка, а джем вкусный, ароматный – земляничный. Софа так и сказала, что на ее взгляд – это обычные продукты, а Леня как начал рассказывать, что, мол, с этими грушами вообще скандал был – оказывается, в них добавляли ген кильки. Ну да, обычной кильки. Софа даже специально кильку в томате вилочкой подцепила и съела, хоть и терпеть ее не могла. Ну, выдумывает Леня, как пить дать. Груша вовсе не соленая была, и рыбой не пахла, и привкус томата у нее совершенно отсутствовал. Но Леня еще в институте был вруном страшным. Вон как-то всей группе рассказал, что соблазнил дочку замдекана, а этой дочке сорок два года было. А в другой раз мальчикам рассказал, что из кефира спирт получить можно, если его долго отстаивать. Так мальчики его чуть не побили. Кстати, кефира сейчас неплохо было бы…

Софья Борисовна с трудом поднялась и, свесив ноги с дивана, стала нащупывать на полу тапки. Левый тапок не нащупывался, а опустить голову и посмотреть было больно. Она, кряхтя и ойкая, встала и поплелась на кухню в одном розовом тапке с мордочкой шарпея. После выпитого залпом стакана холодного кефира можно было жить заново. Повеселев, Софочка открыла кран в ванну и подошла к зеркалу. Пока вода набралась, она успела сделать очищающую маску и питательную маску, а с увлажняющей маской залезла в ванну. Блаженно застонав, она вытянулась в горячей воде и прикрыла глаза, положив на них кружочки огурца.

…Она стояла голой возле столба, притянутая к оному двумя цепочками: за ошейник и за пояс.

– На колени и сосать, маленькая сука! – рявкнул кто-то над левым ухом.

Соня оглянулась и увидела за спиной мускулистого мужика в черной полумаске, с длинным кнутом в руках.

– От минета я не отказываюсь, на коленях его делать удобно, но почему Вы обзываетесь? – с достоинством ответила она.

– Молчать! – брызгая слюной, заорал мужик. – Я научу тебя повиновению!!!

Сонину спину от плеча до поясницы обжег удар.

– А-а-а-а-ай! Бандит, негодяй, отпусти меня немедленно! – завизжала Соня.

– Ага, как же, размечталась, – злобно ухмыльнувшись, ответил мужик и опять размахнулся. На это раз удар был так силен, что она пару секунд не могла вздохнуть от боли…

Мужик рванул ее за ошейниковую цепочку и она, зажмурившись, упала на спину.

Тихо…

Вроде никого нет. Соня открыла глаза и увидела над собой голубую толщу, наверное, океана или моря.

– Ма-а-а-а-ма-а-а!

Она заколотила рукой по ванне, пока не догадалась поднять голову из воды.

– Тьфу, блин, и приснится же такая гадость!

Соня высморкалась и посмотрела в зеркало.

– И маска вся смылась. Ну и фиг с ней, вечером сделаю.

Она немножко успокоилась, пока втирала в кожу масло Джонсон бэби и выдергивала лишний волосок из брови, и решила, что надо бы прилечь. Видно не выспалась, раз такая чушь снится.

Удобно свернувшись калачиком на своей половине кровати, Сонечка сомкнула глазки.

– Подойдите сюда, Софи, и наклонитесь над стулом, – произнес сухой бесстрастный голос. Сонечка дрожа, стояла перед высоким седым мужчиной с пышными усами. В руках у мужчины был длинный и толстый белый прут с загогулиной на конце.

– Ниже. Еще ниже. Обхватите руками ножки стула. Я собираюсь дать Вам шесть ударов этой тростью. Вы будете считать удары, и если ошибетесь, мы начнем все сначала.

«Какая же это трость? – почему-то подумала Соня, – трость это палка такая, которая была у мистера Скуперфильда из Незнайки на луне, а это прут какой-то». Додумать она не успела, потому что услышала короткий свист, и к ее попе как будто прижалась раскаленная металлическая полоса. В ушах зазвенело от визга. Её.

Когда она, хватая ртом воздух, умолкла, Усатый холодно заметил

– Я не слышал Вашего счета, поэтому удар Вам не засчитан. Я опять начну с первого.

Опять раздался свист, и попу обожгло, казалось, в том же месте.

– Оди-и-и-ин, – прорыдала Соня

– Хорошо. Наклонитесь ниже, – велел Усатый и опять поднял свою ужасную трость.

– Два-а-а-а-а, – завыла Сонечка.

Третий удар лег на нежную складочку между попой и ножками, и Соня с десять секунд визжала, прежде чем проорать: «Три-и-и-и-и-и».

– Отлично, – удовлетворенно сказал Усатый. – Следующие два удара я произведу наискосок. Таким образом, каждый из них пересечет три предыдущих.

«Очень мне интересно как ты производишь свои удары, козел… тоже мне бык – производитель», – успела подумать Соня, прежде чем забить об пол ножками и прокричать «Четы-ы-ы-ыре… Пя-а-а-а-ать».

– Я хочу дать Вам отдохнуть перед последним ударом, поскольку он будет самым болезненным, – предупредил Усатый. – Это необходимо для того, чтобы Вы как следует запомнили сегодняшнее наказание и сделали надлежащие выводы из него. Я уверен, что это пойдет Вам на пользу и принесет Вам благо.

«Благодетель, блин», – обреченно подумала Соня и всхлипнула.

Благодетель размахнулся и с силой влепил последний удар прямо посередке попы.

– Ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы ше-е-е-есть, – провыла Соня и принялась отчаянно тереть попу.

Так отчаянно, что скинула на пол одеяло.

За окном было темно.

– Что же это за наваждение, – воскликнула Софья Борисовна. – Мало того, что весь день проспала, так еще и какой-то многосерийный фильм ужасов снится! Нет, это все от недостатка кислорода! Надо пойти проветриться.

Еще раз с опаской пощупав попу, она надела бежевый льняной костюмчик (никто не верит, что он меньше ста долларов стоит), мягкие мокасины и, набросив на плечи пушистый белый свитер, вышла во двор.

На улице было тихо тепло и безветренно. Софа прошла по дорожке до низенькой оградки скверика и, переступив ее, пошла прямо по зеленой влажной траве.

«Хорошо, что двор у нас тихий, – лениво рассуждала она. – Ни тебе пьяных, ни молодежи с гитарами. Хотя восемь лет назад и сами мы в ленином дворе шумели. Как он тогда мне как теленок в глаза смотрел и пел…» – О, моя дорогая, моя незабвенная леди, – промурлыкала она себе под нос, мечтательно улыбаясь.

Побродив по скверику, она дошла до скамейки и, проверив рукой ее чистоту, присела. Вверху горели звезды. Перед ее глазами свисали тонкие березовые веточки.

Почему-то без листьев.

Она всхлипнула и коснулась губами одного из прутиков.

– Ну, теперь снимай штанишки и трусики и ложись на лавку на живот, – ласково сказал кругленький уютненький дедушка.

– Я больше не буду, честное слово не буду. Никогда, никогда не бу-у-уду. Прости-и-и-и меня пожа-алуйста, – заплакала Соня.

– Конечно, прощу. Когда высеку, – ответил дедушка. – Ну, давай, давай, снимай трусики живее, а то получишь добавки.

Соня медленно стянула вниз бежевые штанишки и трусики и вытянулась на лавке на животе.

Дедушка вытянул из кармана моток бельевой веревки и, кряхтя, стал привязывать ее ноги к лавке. Руки он связал вместе внизу под лавкой.

– Вот так! – довольно сказал он. – Вот и угощение для непослушных девочек – хорошая березовая каша!

Он помахал пучком над Сониной спиной и крепко хлестнул ее поперек попы

– Уй, – пискнула Соня.

– Будешь проказничать? – вкрадчиво спросил дедушка и стегнул еще посильнее.

– Аай.

– Получи горяченьких, получи еще, будешь слушаться? Будешь безобразничать?

Приговаривая, он размерено стегал Соню по попе, ни на минутку не останавливаясь. Соня крутила попой и сквозь слезы клятвенно обещала:

– Ой, буду хорошей, ой, буду слушаться, ой, не надо, ой, больно! Вся ее попа горела огнем, а противный дед все не унимался.

– Прости меня-а! – наконец в голос заревела она, и дедуля, отбросив розгу, стал развязывать и утешать ее.

– Ну, ничего, ничего, ну поучили маленько, зато не станешь больше озорничать, – бормотал он, сматывая назад веревку. Соня, шмыгая носом, натянула на исхлестанную попу трусики и штанишки и села на лавку.

Сидеть было не больно. Дед исчез. Над головой шелестели ветки березы. Нормальные ветки с листьями. Софья Борисовна прижала пальцы к вискам. Что с ней? Она заболела. Может быть, она сходит с ума? Это какое-то психическое заболевание?

Софа представила себя в смирительной рубашке на больничной койке. Картина была так ужасна, что она расплакалась от жалости к себе. А может быть, она чем-нибудь отравилась? Что она ела? С утра кефир, вчера вечером – у Аркаши. Аркашина мама все на рынке покупает, все свеженькое…

СТОП!

Ленины самолетные трансгенные продукты! Груша с генами кильки.

С утра лежала с головой в ванне. Не задыхаясь! И сколько она пробыла под водой? Наверное, долго. Без воздуха! Что это значит? Господи, у нее выросли жабры! Жабры от кильки!!!!

Но это совершенно не объясняло ее странные сны и видения. Что там было еще?

Софа похолодела. Джем. Земляничный джем. И она одна съела всю пластмассочку. Господи! Она вскочила с лавки и бросилась домой.

Набрать Ленин номер у нее получилось только с третьего раза. Потом долго не подходили к телефону, и, наконец, в трубке раздался сонный и недовольный Ленин голос

– Але…

– Леня! – заорала Софа. – Леня помоги!

– Софа? Бог мой, что случилось? – испугался Леня.

– Леня, скажи немедленно, какой ген был в твоем джеме?

– Какой ген? В каком джеме?? – ничего не понимая, спросил Леня.

– Господи, Леня. В твоем долбанном трансгенном джеме из самолета, в той дол-дол-долбанной пластмассочке! – от волнения Софа начала заикаться.

– В трансгенном джеме? То есть ты звонишь в пол-второго ночи, чтобы узнать, какой ген был в этом факаном джеме?! – Голос Лени не предвещал ничего хорошего.

– Ну да, – растеряно пробормотала Софа. – Что там было?

– Отбивная из свинины с кетчупом! – рявкнул Леня и кинул трубку.

Софа обессилено села на диван. Отбивная. Вот оно что. Господи, с кетчупом… значит, в очередном видении ее побьют до крови?? Что же делать?

Софа опять ринулась к телефону и дрожащими пальцами набрала «03».

– Помрешь тут, пока трубку снимут… Але, девушка, Але! Помогите, я отравилась!

– Рвота, понос, температура? – с профессиональным спокойствием поинтересовалась трубка.

– Нет, нет ничего. Просто я съела трансгенные продукты, и теперь…

– Проверкой продуктов не занимаемся, – перебила трубка. – Звоните в понедельник в санэпидстанцию Вашего района.

– Уроды, – прошептала Соня, послушав короткие гудки и тихо-тихо заплакала. Ей было невыносимо жалко себя. Раз внедрение в нее чужеродных генов шло такими темпами, то нормальной жизни ей осталось всего-ничего. Скоро она превратится в чудовище. Соня представила себе огромную, ее веса, отбивную с шевелящимися жабрами, и заревела в голос.

Засыпать было никак нельзя, но она несколько раз забывалась коротким нервным сном. За время сна ее отстегала крапивой по голой попе какая-то пожилая женщина, и побила штукой, очень похожей на разделочную доску с дырочками, дама в черном лифчике и черных сапогах. Последний случай особенно расстроил Соню.

«Вот уже и разделочная доска в ход пошла, – грустно подумала она. – Следующим будет молоточек для отбивания мяса». Она хотел опять заплакать, но тут в замке тихонько повернулся ключ.

Софа выскочила из комнаты. В прихожей топтался Иван Михайлович, пытаясь тихонько поставить дорожную сумку и кейс.

– Сонечка? – удивился Иван Михайлович – Ты не спишь?

Софа, рыдая, упала к нему на грудь.

– Соня! Соня! Что случилось? Что-то с Мишей? – кричал Иван Михайлович.

Всхлипывая и сморкаясь, Софа рассказала ему все с самого начала, с посиделок у Аркадия. С каждым ее словом Иван Михайлович все больше мрачнел.

– И вот скоро я стану чудовищем, отбивной с килькиными жабрами, – всхлипывая, закончила Софа.

Иван Михайлович, тяжело ступая, прошел в комнату и сел в кресло. Повисла пауза.

– Килька, говоришь? – медленно произнес он. – Килька – это похо-о-оже.

– Почему? – испуганно пискнула Софа. Если честно, она надеялась, что сейчас Ваня все объяснит, успокоит ее и скажет веско, что монстром она не станет.

– Почему? Да потому что мозгов как у кильки – сто граммов на косяк! – рявкнул Иван Михайлович! – У тебя же даже какое-никакое, но высшее образование. Соня! Ну, как можно быть такой дурой?!

Софа всхлипнула.

– Хотя… – задумчиво сказал Иван Михайлович, – идея … идея не так уж и плоха.

Он встал с кресла и грозно сказал

– Я тебе еще восемь лет назад говорил: узнаю, что якшаешься с Ленькой – пожалеешь! Говорил? А ну-ка снимай трусики!

И он стал медленно расстегивать свой ремень.

Через час Соня сладко спала, прижавшись к холодной стенке горячей настеганной попой. Никакие сновидения ее не мучили.