Ветер был такой прохладный, что казалось – он пахнет морем. Наташка просто купалась в этом ветре. И с удовольствием ощущала, как трепещут, пытаясь улететь назад, рукава слишком широкой для нее белой футболки. А джинсы, наоборот, были очень тесными. Они плотно обнимали ее. И это тоже было приятно.

Она остановилась и подняла голову. Вверху, раскачиваясь, чуть слышно гудели верхушки сосен. Спешить было совершенно некуда. Первый день отпуска похож на первый день каникул. То же детское ощущение полной свободы и ожидание приключений. Так же, как в детстве школьную форму, Наташка безжалостно затолкала далеко в шкаф свою строгую (хотя и достаточно короткую!) черную юбку, пиджачок, белые блузки. В общем, все то, в чем обычно ходила на работу. И выкопала из недр все того же шкафа джинсы, пару футболок, старенькие босоножки. Распустила светлые волосы. Повертелась перед зеркалом. Оттуда на нее смотрела озорная курносая девчонка. Господи, и не скажешь, что 25. Ну, максимум 16 дать можно.

– Клянусь, – Наташка подняла правую руку и озорно взглянула в глаза своему отражению – до конца отпуска не красится, не делать причесок, не надевать ничего кроме джинсов и джинсовых юбок… нет на юбки они не тянут (очаровательная улыбка самой себе) ю-бо-чек! И футболок… И… не уворачиваться от приключений, а идти на встречу им. Клянусь, клянусь, клянусь!!!

В заключение Наташка показала себе язык, порылась в шкатулке и нашла таки пару фенечек, нацепила их на правую руку, на левую (как обычно) одела часы. Подумала. И сняла их. Счастливые часов не наблюдают! А в этот, первый, свободный и шальной день Наташка (Не Наталья Николаевна, а именно Наташка, Наталка, Натик!) рассчитывала быть абсолютно счастливой. Постояла еще немного перед зеркалом, теребя нижнюю губу. Серые глаза задумчиво смотрели на нее из зеркальной глубины. Происходила незаметная, тихая ворожба, о которой не догадался бы ни один посторонний.

– Ну, куда пойдем? Свет мой, зеркальце, скажи… – спрашивала Наташка у зеркального двойника. Молча спрашивала, одними глазами. Двойник был серьезен .Слишком. Даже пугающе. Он долго молчал. Наконец в голове родился ответ:

– Хочешь хорошего, веселого дня – иди на озеро. Хочешь приключения – иди в сосновую рощу. Но – не советую.

Наташка улыбнулась сама себе. Помахала рукой. Накинула на плечо плетеный ремешок сумки, и, безо всяких колебаний, отправилась в сосновую рощу.

Надо сказать, погуляла она славно. И налазилась по оврагам-буграм-буеракам, и навалялась на теплой траве, и пошепталась о чем-то своем с большой сосной, прижимаясь лбом к бугристой коре и вдыхая смолистый запах. Настроение было такое же озорное, как и утром. Только вот в животе начинало урчать от голода. Часов у Наташки не было, но, похоже, время приближалось к обеденному. Домой идти не хотелось. Ведь никакого приключения, обещанного зеркалом, так и не было. А ЕЕ зеркало никогда не ошибалось…

Именно в тот момент, когда Наташка совсем уж было решила, что домой все же пора, ей на перерез из боковой аллейки вылетела маленькая, лет пяти, девочка. В шортиках, яркой «мультяшной» футболке, в бейсболке, задорно надетой козырьком назад. Серые, так похожие на Наташкины глаза глядели весело и дерзко. Девочка озорно улыбнулась Наташке, продемонстрировав дырку от зуба, и вдруг, засмотревшись, запнулась ногой о корень… Проехала несколько метров на животе, в кровь сдирая кожу на коленях и выставленных вперед ладошках.

Наташа охнула, подбежала к девочке, подняла.

– Сейчас, маленькая… Ну, не плачь… Покажи-ка… Ой-ей-ей… Ну, да ничего… Сейчас мы… Вот так…

Бессвязно приговаривая все это Наташа одной рукой прижимала к себе маленькое, удивительно теплое дрожащие от плача тельце, а другой поспешно рылась в сумке, выискивая бинт, йод, бутылочку с кипяченой водой (привычка таскать с собой аптечку сформировалась после многочисленных походов). Когда все это, наконец, было найдено, что-то вдруг загородило свет. Девушка подняла голову. Над ней стоял молодой мужчина. Такой же рыжеватый рыжий и сероглазый, как девочка. Пышную шевелюру украшала такая же бейсболка, только размером побольше.

– Юлька! Горюшко ты мое! Опять двадцать пять!!! – и он протянул к девочке руки. «Очень красивые и сильные руки, покрытие рыжеватой, нет, скорее золотистой… гм… шестью…», – непроизвольно отметила про себя Наташа.

– Папа! – всхлипнула Юлька и еще пуще залилась слезами, повисая на отце. Тот, машинально поглаживая дочку, взглянул на Наташу. Она вдруг застеснялась под его взглядом, словно и в правду 16-ти летняя девочка. И молча протянула ему в горстях свои мед. запасы. Но он только покачал головой.

– Вода и бинт – это, конечно, то, что надо… Но вот йод… Эта вредина ни за что не даст намазать! Можно ее конечно выдрать… Но ведь не на глазах всей честной публики этим заниматься!

Все это было сказано весело, но Наташа несколько оторопела. Хотя, кажется, слова о порке – все же шутка. Юлька вон ни сколько не испугалась. Так же жмется к отцу, всхлипывает.

– Попробуем… – Наташа заставила себя улыбнуться Юлькиному папе (ну, не может, не может быть, что бы такой очаровательный человек всерьез обидел своего детеныша!), – Эй, ты, ревушка-коровушка! – обратилась она уже к Юльке, – А ты знаешь, что за пузырек слез в зоопарке пони дают?! – Наташка применяла тот же нехитрый прием, что и ее бабушка когда-то давно, успокаивая саму Наташку.

Девочка, к счастью, этой сказки еще не слышала. Удивленно глянула мокрым глазом. А Наташка развивала успех:

– Так, вот у нас пузырек пустой, держи! И плачь, плачь побольше! Он смотри какой большой… Слез много войдет!

И Наташка действительно принялась собирать Юлькины слезки, ловя их пузырьком. Но слез становилось все меньше, плакать «на заказ» у Юльки ну ни как не получалось.

– Ну что ж ты! – укорила ее Наташа, убирая пузырек, – Плакать не умеешь, под ноги не смотришь, папе вон, всю рубашку кровью испачкала! Кто стирать будет? Мама?

Едва произнеся последнее слово, Наташка поняла, что сказала лишнее. Девочка совсем перестала плакать, замерла.

– Мама наша в другом городе живет, – спокойно, хотя и чуть напряженно произнес Юлькин папа.

Наташка прокляла себя за глупость, но ее уже несло:

– Да?.. Извини, Юль, не знала… Бедный папа у тебя сам стирает?

Девочка кивнула. И мокрыми глазами посмотрела на Наташу. В этих глазах загоралась надежда.

– Или няня стирала. Только она тоже ушла… А папе надо на работу, а меня девать куда? В детский сад я не пойду… – она сморщилась, как готовый чихнуть котенок и замотала головой. Наташка непроизвольно улыбнулась. – Тетя… – продолжила девочка, – а может быть, вы побудете моей няней?..

– Ну что ты, Юлька… – начал ее папа, и осекся. Тоже посмотрел на Наташу. В глазах, таких же серых, как у дочки, такая же скрываемая надежда. – В обще-то это не трудно… Только днем, часов до четырех – пяти. Выручите, я уже неделю на работу не хожу! Вот-вот уволят. А плачу я хорошо. Соглашайтесь? А то и не знаю, куда это сокровище девать!

– Ну, что ж… – Наташа секунду подумала, прислушиваясь к себе. Да нет, все хорошо. Расставаться с этой парочкой так сразу и впрямь жаль. Да и деньги, сказать честно, лишними не будут. – Я могу… Только не долго. Пока у меня отпуск. А вы за это время, – она посмотрела на Юлькиного папу, – постоянную няню найдете.

– Ура!!! – Юлька запрыгала. Ее папа только улыбнулся.

– Но начну я не со стирки вот этой самой футболки, а с приведения Вас, юная дама, в порядок… И не надо морщить Ваш очаровательный носик, морщинки будут… Да не дергайся так, я еще не мажу!.. Слушай, я не собираюсь нянчится с такой скверной, непослушной девчонкой! Давай сюда коленку, или твоему папе придется-таки уволиться с работы!..

Вечером Наташка опять застыла перед зеркалом. Из темной глубины на нее глядели широко открытые испуганно-удивленные глаза. Да… Ну и денек! Правая рука непроизвольно потерла попку (уже вовсе не болевшую, честно сказать). Черт бы побрал этого Игоря! Да что же с ней такое, в самом деле!

Нет, начиналось все нормально. Даже отлично. Юлька вовремя закапризничала, вцепилась в Наташку, не желая так сразу расставаться с новоявленной няней, и Игорь (папу малышки завали именно так) быстро уговорил Наташку (которой именно этого и хотелось) пойти посмотреть «будущее место работы» и выпить «чашечку чаю» (которая на деле выглядела весьма солидным обедом с роскошным десертом).

«Место работы» оказалось довольно приличной трехкомнатной квартирой, мило и уютно обставленной, но порядком захламленной. Папа и дочь, видимо, вели свободный образ жизни, не особо утруждая себя размышлениями, куда положить ту или иную вещь. Что Наташку поразило – так это ковер в гостиной. Ну, совершенно роскошный. Темно-зеленый, как мох. И ноги в нем утопали как во мху – чуть ли не по щиколотку. После обеда, прошедшего в «теплой и непринужденной обстановке» Юлька всех уговорила поиграть в детское домино. Расположились на этом самом ковре. Наташа, успев с детсадовского возраста порядком подзабыть правила, все время путалась в этой легкой, в общем-то, игре. Юлька вообще оказалась бестолковушкой. Так что почти все время Игорь выигрывал. Было много смеха, Юлька дурачилась, Игорь – тоже. Наташка решила не отставать от них. Это было такое блаженство – валяться с Юлькой на пушистом ковре, ловить на себе теплый, но какой-то острый, прицельный взгляд Игоря, и иногда как бы случайно, как бы в игре, задевать его рукой или босой ступней. Легкие эти прикосновения пьянили, как шампанское, и казались такими же безобидными.

После пятого проигрыша Юлька начала ерзать, беспокойно поглядывая на папу, после седьмого – предложила прекратить игру. Ее явно что-то беспокоило. В глазах появился лихорадочный блеск, девочка раскраснелась… Игорь спорить не стал. Перемешал костяшки, подал дочке коробку. Та стала убирать их. Но как-то очень медленно она это делала, словно бы специально тянула время. Наконец закончила. Исподлобья посмотрела на отца. Наташа не понимала, в чем дело. На лице у девочке явно был написан испуг, и в то же время она то и дело прикусывала губы, стараясь удержать улыбку.

– Ну, иди сюда. – Игорь пересел с ковра на диван, – Сколько у тебя проигрышей?

– Семь… – Юлька медленно, мелкими шажками подошла к нему и замерла. Это явно была какая-то игра, хорошо знакомая им обоим, но совершенно пока не понятная для Наташи.

Игорь повернул девочку боком к себе (та стала совсем как тряпичная кукла), уложил животом на колени, деловито спустил шортики и вляпал по голой попке семь звонких шлепков. Юлька у него на коленях дергалась и… Ничего не понимающая, ошарашенная Наташка сначала подумала, что девочка плачет. Потом поняла, что ошиблась. Юлька смеялась. Просто взахлеб смеялась, как будто это и впрямь была обычная игра… После последнего шлепка она вырвалась от Игоря, натянула шортики и веселыми глазами посмотрела на Наташу.

– Мы на шлепки играем. Эх, жаль, я еще не разику не выиграла, а то бы я ему (хищный взгляд в сторону отца) показала! А вы сколько проиграли? Папа, а тетю Наташу ты сколько раз шлепать будешь?..

Во время этой тирады Юлька переминалась с ноги на ногу и терла попку, но выглядела совершенно весело. Вовсе не так, как должен выглядеть примерно отшлепанный ребенок.

– Тебя, дружок, это не касается. Ты сейчас пойдешь умоешься и ляжешь спать. У тебя тихий час уже давно! И не ной, а то добавлю уже серьезно!

Юлька надулась и ушла, предварительно заручившись обещанием, что, когда она проснется, ее ненаглядная «тетя Наташа» будет еще здесь…

А Наташка сидела на ковре, что называется «ни жива, ни мертва». Она боялась даже посмотреть на Игоря. И сильно подозревала, что щеки у нее сейчас такие же красные, а лицо такое же испуганное, как только что было у Юльки. Это что же, ее сейчас будут шлепать? Пять раз? По голой попе? Какой-то незнакомый мужчина?.. Что делать? Запротестовать, попытаться обратить все в шутку? Или… починиться, поддержать игру? Она представила, как эти красивые и сильные руки снимают с нее джинсы, прижимают к себе, и у нее стало горячо внизу живота… Игорь присел передней на корточки. Заглянул в глаза. Взял Наташку за руку. Сказал серьезно и ласково:

– Ты не знала наших правил… Так что – можешь отказаться.

– Незнание закона не освобождает от ответственности. – Наташа нашла в себе силы улыбнуться. – Нет, пусть все будет честно… – это уже срывающимся голосом, переходя на шепот.

– Уверена?

Господи, и как нашлись силы кивнуть? И вот она уже сама чувствует себя тряпичной куклой, ноги совершено ватные, да и все тело – тоже. Сильные руки поднимают ее с ковра (и нет ничего в мире кроме них, все затопил какой-то туман, звуки, предметы, исчезли, испарились, да и были ли вообще когда-нибудь?), она чувствует, как его пальцы на миг задерживаются у застежки-молнии, и, не дождавшись сопротивления легко расстегивают ее…

Ладони охватывают бедра, медленно стягивая плотные брюки. Жар внизу становится уж совсем сильным, это наверное чувствует его рука, легшая уверенно и плотно на ее живот. Другая рука крепко нажимает на спину и Наташка слегка нагибается, чувствуя, как оттопыривается ее попка, с которой уже бесцеремонно стаскивают трусики. Пауза. Стыд и страх от ожидания шлепка смешивается с возбуждением, Наташка непроизвольно сжимает половинки. И – почти сразу – обжигающий шлепок внизу попки. Она вскрикивает, дергается, но ее только плотнее прижимают к себе и шлепают еще раз. И еще. Каждый шлепок кроме обжигающий (но в общем-то терпимой) боли приносит новую порцию жара в низ живота. Еще один… Еще… И ее отпускают. Она стоит огорошенная, ничего не понимающая, со все еще спущенными трусиками и сбившимся дыханием. Она во все глаза смотрит на Игоря. Господи, да что это с ней? С детства ненавидящая телесные наказания, сейчас она почти готова просить продолжения… Не ужели все? Но ЭТО не может кончиться так!!! Конечно, не может. Ее обнимают за плечи, гладят, как маленькую по голове, шепчут что-то успокаивающее, как она недавно шептала Юльке… Ласковые теплые ладони нежно касаются попки, легко поглаживают. Мягкие губы целуют в макушку.

И вдруг – как удар – Наташку охватывает такая нежность, такая теплая волна, что она забывает обо всем и тянется, и прижимается к этому странному человеку. И губы ее целуют его, не понимая, не ощущая куда, и она шепчет, практически не отдавая себя отчета: «Еще… Еще… Ну, пожалуйста, еще!», а руки стискивают его плечи, как единственную точку опоры в нахлынувшем опять тумане… И она чувствует, как его ладонь ласково проводит по ее попке, а затем – резкая боль… Боль? Да нет, совсем не боль! От боли не бывает, не может быть ТАК хорошо. И она сама выпячивает попку, буквально ловя следующий шлепок… И вдруг тело начинает сотрясается от бьющей с низу сладкой дрожи…

Наташка очнулась на диване. Она лежала на животе, а Игорь смазывал ей попку прохладным кремом (мера в данном случае совершенно излишняя, но чрезвычайно приятная). Это что же? Что же с ней было? Это… Вот это и есть оргазм?.. Тот самый, который она так искусно умела имитировать, и которого ни разу не смог добиться от нее ни один мужчина? И вот тут пришел стыд. Вот черт! Оргазм от того, что ее в шутку отшлепал почти незнакомый мужчина. О Боже! Что он, наверное, сейчас думает про нее?! Кошмар…

– Пришла в себя малышка? Понравилось? – голос теплый, заботливый. Ни каких плохих мыслей в нем, одна нежность. – Хочешь продолжения?

– Ой, нет. – Наташка наконец все же встала и привела себя в порядок. – Мне бы в себя прийти да мысли распутать…

– Ну, распутывай, не буду мешать… Только… – он осторожно взял ее за виски, близко заглянул в глаза, – Не исчезай малыш, ладно? Я так долго искал человечка, которому понравится… Я уже совсем отчаялся! (виноватая улыбка, и – почти скороговоркой) Юлькина мама считает меня сумасшедшим. Она говорит, что я «порчу ребенка». А я не порчу! Ну, что плохого в том, что девочка с детства научится нормально, без стыда воспринимать естественные свои наклонности! Только вот няни у нас не задерживаются… А ты… Ты можешь и не быть няней… Если не хочешь уже… Просто – приходи иногда! Я никогда не сделаю ничего, о чем бы ты хоть чуть-чуть пожалела! Только… (почти шепотом) …не исчезай!

Она тихонько кивнула. Зачем так много говорить? «Не исчезай…» Да куда она теперь денется от этих рук, глаз, губ… И… От ЭТОГО?.. «Господи, а ведь мне понравилось! Понравилось на столько, что уже хочется повторения! Да что со мной?! Ох, Игорь, Игорь… Откуда ты взялся на мою голову! Стоять бы вот так и стоять замерев… А потом…» Но он уже отпустил ее:

– А сейчас – чаю. Очень, знаешь ли, думанью способствует!

И вот теперь она стоит перед зеркалом. Стоит и смотрит себе в глаза. А в них – радость, страх, удивление, легкая паника… Десяток эмоций сразу! И как разобраться в них, как распутать это немыслимый клубок? Ее-то в детстве ни кто не учил не стесняться себя. Скорее – наоборот.

– Свет мой, зеркальце, скажи… Скажи… Ну, что же, что же, что же со мной? Что делать мне со всем этим?!

Молчит зеркало. Наташкин двойник чуть заметно пожимает плечами: «Я предупреждал»… И тоже незаметно потирает попку. Или это только кажется в темноте?