– Тебе не кажется, что он слишком на тебя давит? – в тысячный раз спрашивает Катька.

– Зато за ним – как за каменной стеной, – в тысячный раз отвечаю я.

Ну, в самом деле, не брошусь же я к Катьке на грудь, не скажу, что у меня самой скапливается на душе мутный осадок... Что днем, совместными усилиями воли и разума мне удается замести его в темные уголки сознания, но ночью... Он похож на песок в бокале глинтвейна, этот осадок, в терпком ночном воздухе. Он скрипит на зубах, царапает горло, и я вылезаю из постели и брожу по дому, бесцельно переставляя вещи с места на место. Или сижу на подоконнике, уткнувшись горячим лбом в прохладу призрачно-прозрачной тверди. Или пробираюсь сквозь липкий уют всемирной паутины... Впрочем, в последнее время – перевес на стороне последнего.

Я не искала чего-то определенного, вернее, сама не знала, чего я ищу. С равным деловитым безразличием я рассматривала страничку Клуба Сонных Сусликов, вникала в речи президента одной маленькой, но гордой страны о надоях озимых и знакомилась с кодексом Ортогональных Домохозяек.

Тот Самый Сайт был найден однажды под утро, когда я переходила с ссылки на ссылку, словно в игре зарница, или как-там-она-называется, когда носишься, как угорелый в поисках записочки, в каждой из которых указано местонахождение следующей. Я открыла пару фотографий из галереи, посмотрела, пожала плечами, посмотрела снова и вернулась к сусликам и домохозяйкам. Но следующее мое ночное бдение отбросило меня обратно. Вскоре суслики были забыты.

Картинки, рассказики, бурные обсуждения на форуме... Ах, как сладко перехватывало у меня дыхание!!! А потом, снова и снова, я клялась себе что это – в последний раз. Потому как – не для меня. Грустно вздыхала и открывала сайт в последний раз – попрощаться. И в очередной последний раз, случилось то, чего просто не могло не случиться ни по законам жанра, ни по теории вероятности... «Не спится?» – спросил Олег, положив руку мне на плечо...

– Да вот, всякую ерунду читаю, – сказала я и потянулась к спасительной мышке, закрыть это все с глаз долой.

– Ерунду? Вторую неделю подряд? Ты силу воли вырабатываешь? – усмехнулся Олег, «случайно» отодвигая мышку. Он пробежался глазами по тексту на мониторе, хмыкнул, открыл еще парочку, потом внимательно посмотрел на меня. Как мне стало неуютно! Сколько всего разумного, доброго, вечного успел мой внутренний голос прошипеть мне, за эти несколько секунд.

– А в чем, собственно, проблема? – неожиданно спросил Олег.

– Кк-ка-кая проблема? – еле выдавила из себя я...

– Ну, нравится тебе все это, – Олег кивнул экран, – ну и что? Это повод сидеть с таким видом, будто я застал тебя за скреплением договора о государственной измене? Причем, как минимум, моим почерком.

Я молчала. Смотрела в пол. Одна моя щека пылала от его острого взгляда, другая – от тусклого света монитора.

– Хочешь поиграть? Давай поиграем...

– Олег, – каждое слово давалась мне с трудом, но самым тяжелым было произнести его имя, – ты не понимаешь, то есть ты не совсем понимаешь... Я то, ну та... которая... которой... В общем, то, что они называют «верхняя».

И снова потекли секунды тишины. И снова мой внутренний голос не мог упустить торжественности момента. «Подними глаза, – твердил голос, – раз уж ты все сказала – подними глаза, – посмотри на него. И будь, что будет». Я запрокинула голову. Резким движением. Едва не вывихнув себе шею. Олег с интересом разглядывал меня. И вертел в руках наручники. Вначале я подумала, что мне показалось. Потом я снова так подумала. А потом мне захотелось проснуться.

– И все-таки – в чем проблема? – повторил он.

Силы мои закончились. Я снова опустила голову. Мне больше не было тяжело говорить, но мысли не желали становиться словами. Они разбегались, щекотали меня изнутри и гнусно хихикали на разные голоса.

– Ты весь такой мужественный. Само воплощение силы. Ты...

Олег рассмеялся. Стоял, смотрел на меня и хохотал. Потом все случилось очень быстро. Гораздо быстрее, чем возможно это описать. Гораздо быстрее, чем возможно это себе представить. Гораздо быстрее, чем возможно...

Он внимательно посмотрел на наручники – на этот раз с сомнением и недоверием. Резко отбросил их, поднял меня на ноги, выдернул поясок моего халатика, и я осознала, что крепко привязана к батарее.

Олег отошел в сторону. Посмотрел на дело рук своих. Пробормотал что-то невнятное, довольно кивнул. Опять подошел ко мне. Взял меня за подбородок и глухо сказал: «Давай. Освободись».

Я немного подергалась без особой надежды. Потом это занятие захватило меня, и я изо всех сил пыталась избавиться от злосчастной тоненькой ленточки. Узел не поддался ни на йоту. А когда я вновь посмотрела на Олега, я поняла, что вечер сюрпризов еще далеко не закончен. И сюрпризов приятных ждать пока не приходится. Ремень. Только этого мне сейчас и не хватало... Олег задумчиво похлопывал себя по ладони. Щелчок получался негромкий, но убедительный.

– Что, – улыбнулся Олег, перехватив мой взгляд – страшно? Вот и славно. А сейчас больно будет. Очень больно.

Ощущение беспомощности и растерянности, приступ тошнотворного страха, ледяные иголочки в затекающих конечностях – все это поднялось во мне мутной волной, переполняя меня, захлестывая с головой. Из глаз брызнули слезы.

– Не реветь, – рявкнул Олег, – выпутываться!

Он коротко замахнулся... Я изогнулась какой-то сложной дугой, схватила зубами кончик пояса и дернула всеми силами своего отчаяния. Узел поддался неожиданно легко. Матерчатая змея разжала свои кольца и соскользнула на пол легко и бесшумно – так капля дождя скатывается с капустного листа. Тогда пришла усталость. Он мог делать со мною все, что угодно, у меня не было сил пошевелить и кончиками пальцев. Но Олег просто сел на пол рядом со мной и взял меня за руку. Он был абсолютно серьезен. Лишь на дне зрачков вспыхивали и гасли чуть заметные искорки. Насмешка? Одобрение?

– Хорошо... – сказал он наконец, – Очень хорошо. А теперь, пожалуйста, немножко поработай головой. Ну, хотя бы вполовину тех усилий, что ты затратила в борьбе с неволей...

Он усмехнулся. Погладил меня по руке. И закончил совсем неожиданно:

– Ты и вправду считаешь, что именно мне сейчас потребовалось больше хладнокровия, мужества и прочей силы воли?

И прежде, чем я поняла, что он имел в виду, вложил в мои руки наручники.

– Ну же...

Потом снова усмехнулся и добавил:

– А я думал, что ты все-таки расплачешься... А ты так здорово держалась, что мне даже просто стонать теперь стыдно будет...

– Держалась я, положим, отвратительно, – ответила я, защелкивая наручники, но если ты думаешь, что грубая лесть может тебе помочь – разреши тебя разочаровать.

– Звучит убедительно, – насмешливо заметил Олег, – если, конечно, не останется пустым звуком...

– Сейчас мы это выясним, – коротко ответила я...

– Тебе не кажется, что он на тебя слишком давит? – в тысяча первый раз вопрошает Катерина. – Скажи, он тебя хотя бы не бьет?

– Ну что ты, Катюш, – с серьезным видом отвечаю я, – как можно?! Разве только изредка, когда я этого действительно заслужила...

Катька смотрит на меня с суеверным ужасом... Олег, пошатываясь, едва сдерживая смех, выходит из комнаты. На пороге останавливается, смотрит мне в глаза, пристально, как умеет только он на всем белом свете, и, как бы случайно, проводит кончиком языка по разбитой губе.