Стася
О чем мечтает женщина... Посвящается всем мужьям, слышащим от своих жен после секса: «Ты был великолепен, милый!!!»
Ужин был готов, и Настя могла не бегать от плиты к столу, а спокойно сесть и поесть вместе с мужем. Андрей был весь в телевизоре. Матч «Зенит – Спартак». Это было безнадежно. Он не замечал, что он ест, что у нее новая прическа, и что в доме стоит тишина – дети у бабушки. Настя совсем забыла про этот дурацкий матч и теперь обиженно наблюдала за тем, как ее муж, не видя ничего кроме сумасшедших мужиков, гоняющих мяч по раскисшему от дождя полю, отрешенно запихивает в рот приготовленный ею ужин. Если эти красные проиграют, на хороший секс вообще можно будет не рассчитывать: пол ночи муж проведет в разговорах и обсуждениях в фанатском чате, как раз к утру и вернется! Настя забрала посуду и свалила все в раковину. Перерыв. Андрей метнулся к холодильнику и, выхватив еще несколько бутылок пива, снова прилип к стулу задницей, а глазами – к экрану. Пока все было ничего, то есть ничья. Настя уже надеялась на спокойное окончание матча, но тут «Спартаку» все же забили, причем сразу два гола, с перерывом в несколько минут. Настя обреченно вздохнула и начала мыть посуду. Когда она уже заканчивала, раздался еще один стон и вопли мужа – еще один гол «Спартаку». Матч закончился, и Настя, увидев злое, красное и потное лицо Андрея, четко поняла – ее надежды на хороший секс этой ночью можно похоронить и никогда не выкапывать. Андрей грузно протопал к компу, бросив ей:
– Опять засудили, сволочи, я ненадолго, только пар спустить с ребятами!
Настя кивнула вслед его спине и убрала посуду в шкаф. Покурила и, распрощавшись внутренне с мечтами, пошла в душ. Легла в постель и, почитав минут десять, решила, что лучше уж спать, чем бессмысленно водить глазами по строчкам.
Она вертелась и пыталась заснуть уже минут сорок, но возбуждение не проходило. Тогда Настя легла на живот и принялась утешать себя старым испытанным способом: два пальца во влагалище, один на клитор. Но даже это не помогло полностью: она только расслабилась, и чуть утихла обида. Уже засыпая, Настя вспомнила, что забыла закрыть форточку, но вставать и потом снова пытаться заснуть было бы последней каплей за сегодняшний вечер, и без того полный разочарования!
Настя проснулась оттого, что Андрюшка лез под одеяло. Он просунул руку под нее и принялся ласкать грудь Насти, шепча ей в ухо:
– Теплая, какая теплая! Белый пушистый зайчик.
Настя потянулась и даже успела ласково поцеловать его в макушку, но тут холодные пятки мужа дотронулись до ее ног. Настя вздрогнула и про себя подумала: «Вот же козел! Сидит по ночам за компом, а потом грей его». Вечернее настроение и возбуждение уже ушли, и Настя попыталась отвернуться. Но Андрей был настойчив и все шептал ей, дуя в ухо:
– Ну малыш, ну давай, утешь меня, пусти погреться.
Настя коротко вздохнула и раздвинула ноги, пропуская мужа. «Блин. Вот ведь зануда! Причем классический, из анекдота – проще дать, чем объяснить, почему не дашь. – Настя закрыла глаза и расслабилась. – Надо и себе любимой удовольствие доставить, а то ведь будет потом канючить: «ты кончила? Тебе было хорошо? Что было не так, зая?» – Вообще не уснешь!» Чтобы уж наверняка завестись и кончить, Настя стала воображать свою любимую историю…
…на вершине скалы, на небольшой ровной площадке стоит высокий человек и безмолвно смотрит вниз. Накидка развивается под резкими порывами ветра, он опирается на одинокий камень и держит в руках длинную трость...
Тропа узкой, извилистой лентой начинается у подножия и, проделав долгий, печальный путь, выходит к камню. Ни животных, ни растений. Последние хилые, но настырные деревца остались далеко внизу...
Мужчина внимательно смотрит на тропу, оглядывает распростертый у подножия скалы лес, поля, деревушку и отдельно стоящий замок, горы…
– Ну же, заинька, ну давай! Как у тебя тепло-о-о-о… Какая ты мягкая вся, и там тоже, – голос Андрея сбивал, к тому же он шептал ей в ухо, и его дыхание неприятно щекотало Настю.
…Он видит, как по тропе, поднимаясь к нему, движется вверх фигура. Сверху, оттуда, где он стоит, ему видны только волосы и плечи девушки, закрытые кружевной накидкой. Для нее это нелегкий путь, и последние несколько метров она поднимается, хватаясь за обломки скалы. Тяжело дыша, она ступает на ровную поверхность, делает шаг и останавливается. Легкие рыжие волосы слились с ветром, танцуют, то взмывают вверх, то плавно опадают, то закрывают лицо, и тут же уносятся прочь, оставляя лишь те, что приникли к губам и влажным щекам. Ее огромные зеленые глаза с мольбой смотрят на стоящего перед ней мужчину. Страх, смятение и надежда заставляют ее губы беспомощно улыбаться, а глаза мерцать сквозь густые ресницы. Они молчат. Она ждет, она надеется, но с каждой минутой страх наполняет ее тело вязким, холодным ознобом. Сильный ветер выдувает остатки тепла из платья и рвет накидку. В конце концов, она начинает трястись в ознобе, не отрывая глаз от его лица.
Мужчина медленно, поворачивая лишь голову, проводит взглядом по острым вершинам древних гор. Вот его взгляд доходит до дрожащей девушки... в его взгляде спокойствие и грусть... девушка замирает... одним движением трости он сбрасывает с ее плеч накидку. Переводит взгляд назад, на горы, на гладкий камень... Оцепенение покидает девушку, но дрожь сильнейшей волной проходит по всему телу...
– Вот молодец, люблю тебя, моя рыбка, – движения Андрея снова возвращают Настю из ее фантазий в постель, заставляя открыть глаза. Чуть поморщившись, она сдвигается, ложась поудобней, и снова закрывает глаза.
Девушка знает, зачем она здесь... так должно быть... но как же страшно...
Непослушные дрожащие пальцы начинают расстегивать пуговицы на платье, освобождая тело. Взгляд ее становится влажным от подступивших слез. Оставшись без прикрывающей одежды, ее кожа оказывается беззащитной перед пронзительным ветром и становится синевато-белоснежной, холодной. Уже не чувствуя ни холода, ни ледяного пронизывающего ветра, она сбрасывает с себя последнюю юбку и поднимает взгляд на мужчину. Стыд, отчаяние и унижение заливают ее тело румянцем, несмотря на холод, который она чувствует. Верхнее платье и юбки лежат вокруг ее ног, как последний бастион, защитники которого уже выкинули белый флаг. Застыв, она судорожно вздыхает, волосы взмывают вверх. Набравшись мужества, рыжеволосая обнаженная красавица медленно, отрывая от скалы ногу, и, будто проламывая последнюю преграду, делает шаг. Обнаженная, беззащитная, обняв себя руками за плечи и опустив голову, плавно подходит она к камню… опускается перед ним на колени... руки безвольно падают вдоль тела...
Она пришла! Она здесь! Она сможет! Опускает тело на камень…
– Моя девочка! Да! Вот так! Вот так! Да! – сильные толчки мужа и холодный воздух, дующий из форточки, заставили Настю поежиться и подтянуть повыше одеяло.
– Тебе хорошо, зайка моя?
«О господи, только не этот идиотский вопрос», – Настя изобразила на лице неземное блаженство, и Андрей продолжил движения.
…волна опустошающего холода пронзает ее! Камень моментально выпивает остатки того тепла, которое еще сохранилось в теле. Ее щека плотно прижата к камню, глаза зажмурены и из-под век медленно выкатываются слезинки, они катятся по щеке, подбородку и, падая на валун, бегут вниз, будто боятся того, что должно сейчас произойти.
– Обними камень руками.
Девушка вздрагивает. Это первые слова, которые она услышала от мужчины за все время после ее ошибки!
– Ты знаешь, почему ты здесь?
...еле уловимый кивок...
– Да? – вырывается глухой звук из неподвижных губ. – Тогда приступим...
Его рука сжимает кожаную плетку. Ее хвосты свободно свисают вниз, покачиваясь на ветру. Подходит, любуется нежной белой кожей, изгибами тела... девушка вздрагивает в томительном ожидании...
– Пятьсот ударов...
– Ты решил меня ТАК наказать?? Это ЖЕСТОКО!! – ее еле слышный сначала шепот перерастает в крик, полный муки и возмущения.
Переждав последние раскаты эха, мужчина спокойно роняет:
– Тысяча.
И сразу же, вслед, так же спокойно:
– Считай, или я буду начинать каждый раз сначала…
«Ну вот, он снова дует мне в уши и скрипит руками по волосам, сколько раз просила, все без толку», – Настя накрыла своей ладонью руку мужа и передвинула ее на грудь:
– Да, милый, вот так, все просто замечательно.
…Свист ветра слился со свистом рассекаемого плетью воздуха. Звонкий, какой-то неживой звук удара о тело. На коже, и так уже бывшей белоснежной от холода, появилась полоса. Сначала она была еще белее самой кожи, а затем налилась кроваво-алым, будто светящимся изнутри цветом.
– Раз, – выдохнула она через несколько секунд, когда сведенные судорогой мышцы расслабились, отозвавшись оглушающей болью.
С каждым новым ударом она все плотнее вжималась в камень, будто надеялась, что он станет мягким и укроет ее. Но стылый гранит только царапал нежную кожу груди и соски. Она считала и считала, ее спина, прежде белоснежная и замерзшая, стала алой и горячей, из трещин струйками текла кровь, оставляя на бедрах извилистые дорожки…
Поцелуй мужа застал Настю врасплох: «С чего бы это он меняет сценарий? Сначала он всегда пытался приласкать соски и грудь. Ох, Настя, и до чего же ты стерва все-таки, мужик тут старается, прямо весь изошел, все для тебя, все в дом, а ты?» Настя улыбнулась этой мысли и снова погрузилась в фантазию.
…Неожиданно наступила тишина, ветер стих. Где-то очень далеко скатился камушек или валун – горы коварны – размеры и расстояния в них растворяются.
Движение его руки, свист и – жжение, спазм мышц! Тело выгибается, слишком поздно пытаясь уйти от жалящих кончиков терзающих плетей...
«Восемьсо-о-от семьдеся-а-ат пя-а-а-ать», – она слышала свой голос, будто он доносился до нее сквозь вату, звуки оказывались протяжными и переходили в стон. Слезы текли из зажмуренных глаз уже не каплями, а ручьями, и камень был уже давно мокрым под ее лицом. Она только считала, пытаясь сдержать крик. Но на тысячном ударе она не выдержала и низкий, какой-то уже звериный вой вырвался из ее горла. Захлебываясь и задыхаясь, она выла и выла, и не могла остановиться…
Настя застонала, и Андрей обрадовано ускорил движения.
– Нет, милый, пожалуйста, продолжай так же, как было, – Настя снова переложила его руку с груди на клитор.
…– Еще сто, – произнес, как ей показалось, холодный голос с небес.
Все время, пока он наказывал, перед ее глазами проходил тот день, когда она сделала ошибку. Как в тумане девушка снова и снова проживала это мгновение:
Был вечер. Красный закат освещал облака и заревом отражался в верхушках деревьев, на вершинах гор и скалах. Они шли вместе. Она, чуть позади, опустив голову, наслаждалась его присутствием...
То болтая, то безмолвно, они гуляли уже больше пяти часов. Ее ноги устали и слегка ныли.
– Тебя нужно подготовить к следующей встрече. Подними юбки на талию. И белье. Твои ноги должны быть обнажены, – неожиданно произнес он.
«Обнажиться? Но недалеко деревушка. Ребятня, дровосек или охотники легко могли выйти из леса. Что они подумают? Кем они сочтут меня? Но он так смотрит, невозможно не послушаться!» – вспыхнув, она сделала это.
– Пойдем, – они зашли в лес.
Слышался тихий гул реки. Влажный воздух заполнял все пространство. Кора деревьев от обилия влаги почернела и была мягкой и податливой...
Сразу же их окружили рои жужжащих насекомых. Уже через минуту она почувствовала укол, потом другой. Мириады мелкого лесного гнуса вились вокруг. Но она не смела ни отпустить юбки, чтобы прикрыть ноги, ни махнуть рукой и отогнать терзающих ее насекомых. Они шли по лесу, и каждый следующий шаг давался тяжелее: хотелось сорваться с места и кинуться прочь. Крик тонкой струйкой заполнял горло. Зудящие точки от уколов покрыли бедра, стопы, обнаженное набухшее кровью лоно. Тут они вышли на небольшую поляну.
– Вон туда, – он указал вниз на небольшую рощицу, – ты придешь через неделю. Одежду оставишь там, где мы вошли в лес.
– Мне понятно, – она с трудом удержалась, чтобы не заскулить от нестерпимого желания вцепиться ногтями в свою кожу и скрести ее, наслаждаясь этой болью и облегчением.
– Опусти юбки...
Настя снова застонала и прижалась покрепче к Андрею. «Какой он все же забавный, жаль только, что учишь-учишь – и все бесполезно, точно руки из задницы растут, ну вот, опять ущипнул».
…когда она вернулась домой, то увидела, что ноги распухли. Кроме этого ее доводил до слез постоянный зуд от укусов этих мелких летающих тварей – ноги безумно чесались. Большую часть недели она провела в ароматизированной ванне, распаривая и смазывая тело мазями. И чем ближе была назначенная ночь, тем сильнее охватывал ее ужас. Одна мысль о возвращении, о спуске в рощу, в которой было еще больше гнуса, о путешествии туда обнаженной, сковывала горло.
Накануне ночью она так и не сомкнула глаз: ее терзали страх, отчаянье, стыд. День прошел в тумане, и когда наступило время встречи, она не смогла двинуться, шелохнуться.
Она сидела без движения в кресле у окна, и только слезы текли из глаз...
Промучавшись и проплакав всю ночь, она с холодным отчаянием вышла из дому по дороге в рощу. Нетерпение и надежда гнали ее с такой силой, что она побежала. Вбежав в рощу, она неслась, не разбирая тропинки, и кусты ежевики рвали подол ее платья и царапали ноги. Вихрем пролетела она тот путь, который должна была пройти ночью. На поляне она увидела на одном из деревьев приколотый ножом лист бумаги. Она медленно, без сил опустилась на землю. Он был здесь этой ночью и ждал ее! Собравшись с силами, она поднялась и подошла к листу. Читая, она слышала как наяву его спокойный, чуть глуховатый голос:
Я на тебя очень сержусь.
Ты разочаровала меня.
Я считал, что имею дело с женщиной, а ты просто тряпка!
У тебя есть только один единственный шанс исправить свою ошибку: через семь дней ты придешь на вершину Старой скалы, ты поднимешься туда одна на закате.
Она перечитала текст еще раз. Оглушающая тишина навалилась на нее. Она вспомнила, сколько раз в деревне возле их замка хоронили упавших с этой Старой скалы людей, и озноб от предчувствия чего-то ужасного передернул ей плечи.
Она перечла записку еще раз. «Вот как! Он назвал меня тряпкой, хорошо же, я покажу ему, кто я!»
Но вся неделя была одним непрерывным мучением, она вспоминала его голос, лицо, его смех, глаза. И снова и снова она ругала себя за свой страх, она злилась на него, потому что он хотел того, что было выше ее сил. Но потом она пугалась этой злости и раскаивалась в ней. Так прошла вся неделя. Измученная этой бурей чувств, мыслей, сменой своего настроения, весь день перед решающим вечером она тихо просидела в саду, пытаясь привести свои мысли хоть в какое-то подобие порядка и собрать в себе силы и мужество…
– Настя, как хорошо! Ты всегда такая внимательная, заботливая, нежная, – Андрей торопливо стал целовать лицо жены, пытаясь одновременно двигать членом внутри нее, ласкать грудь и гладить клитор.
«А еще я вышивать могу! Черт! Опять волосы зацепил, ну до чего же неуклюжий, – Настя осторожно смазала слюной клитор, – ведь натрет до ссадин, уродец, а я потом ходи в раскоряку.
– Да, умничка мой! Все просто замечательно сегодня, ты неподражаем.
Прокручиваемая фантазия начала приводить к долгожданному результату, и Настя почувствовала, что возбуждение постепенно нарастает и захватывает ее: «Блин!! Если бы все вовремя было, то давно бы уже кончила, так нет! Надо протрещать пол ночи в чате, а потом сексу, блин, давай, нежно и ласково! Хорошо, уже хорошо, становиться хорошо-о-о-о!» Настя задвигалась и стала поднимать и опускать бедра навстречу движениям Андрея. Возбуждение все сильнее захватывало ее, и Настя решила, что пора завершать всю историю, и в голове и в постели.
…восемьдесят девять…
…девяносто…
…осталось десять ударов...
…она стерла ногти о камень...
…и вот горы двинулись... выступили из тумана нереальности и поманили за собой...
…девять…
…далекие снежные вершины улыбались, подмигивали...
…восемь…
…пологие, древние хребты добродушно смеялись, взявшись за руки...
…семь…
…бархатный ковер деревьев перекатывал в своих ветвях теплый ветер…
…шесть…
…полнейшая тишина! ни звука! радость, спокойствие пронизывают все тело…
…пять…
…абсолютное единение…
…четыре…
…мы целое…
…три…
…они ждут…
…два…
…я должна…
…один…
...звезды, деревья, пение птиц, игривые переливы ручья, величие гор, радость...
…шаг...
…нарастающая невесомость...
…полет...
…она стояла на краю обрыва, с занесенной для шага ногой... и сильные тиски рук сжимали ее, не позволив сделать последний шаг...
…и снова она услышала его спокойный, глуховатый голос, но в этот раз в нем были любовь и нежность:
– Маленькая моя. Ты действительно настоящая женщина.
– Ты кончила? Тебе хорошо? Все было замечательно, рыбка? – Андрей целовал ее губы и гладил по щеке.
Через минуту он уже посапывал носом, уткнувшись в плечо Насти.
Настя лежала на спине и темное, пряное, сильное чувство, захватившее ее несколько минут назад медленно, как волна, накатывало и отступало. С каждым мгновением она все больше чувствовала приходящую на смену ему истому, ласковую и нежную. Она в который раз порадовалась, что родилась женщиной, эти мысли каждый раз носили другой оттенок. Сегодня ее благодарность природе звучала как насмешка: «Спасибо, я точно знаю, что женщиной быть здорово! Во-первых: не надо каждый день бриться, ну, и во-вторых, – она скосила глаза на Андрея, – у меня всегда есть время почувствовать, как же мне хорошо».
Андрей снова пробормотал:
– Тебе понравилось, рыбонька моя?
Она поцеловала Андрея, улыбнулась ему благодарно и чуть насмешливо:
– Ты был великолепен, милый!
|