Давным-давно, еще до кризиса 17 августа, в некотором царстве, в некотором государстве в одной большой деревне жила-была маленькая девочка.

Как эту девочку звали, никто в той деревне не знал. У нее, конечно, было какое-то христианское имя, поскольку запись о крещении в местной церкви имелась, но только никто этого имени не помнил, а все ее звали Красная Попочка. А звали так девочку потому, что ее очень часто пороли, и поэтому ее попка все время была красной.

Чаще всего Попочку порола маменька. Обнаружив за дочкой какой-нибудь проступок, она укладывала ее к себе на колени попкой кверху, задирала платьице на спину, спускала трусишки до колен и – бац! бац! бац! – по голому задику тем, что под руку попалось. Когда туфлей, когда щеткой, когда эмалированным ковшиком, а когда и просто своей мозолистой рукой. Налупит так, что обе половиночки точно две спелых клубничины станут, на пол спустит и идет свои взрослые дела дальше делать. Ну а Попочка поорет, поорет, потрет пылающую попку ладошками, натянет трусики обратно, да и тоже чем-нибудь интересным займется.

Нередко и папенька драл маленькую дочку. Днем-то он работал на местной фабричке, где им помыкали все, кому не лень было. А уж вечером, дома, показывал, какой он важный и крутой мэн. Известное дело, чтоб самому свою крутизну почувствовать и другим ее показать, лучше способа нет как ребенка выпороть: и эффектно, и никакого риска, и работа приятная. К тому же можно всем объяснять, какую это ребенку пользу приносит, и прослыть заботливым родителем.

Потому, пообедав и немного соснув, папенька подзывал дочь, приказывал ей снять трусики и лечь на кроватку, а потом долго и с аппетитом хлестал ее по голой попке своим брючным ремнем. Девочка, понятное дело, громко орала, плакала взахлеб и обещала, что больше никогда не будет, хотя и не понимала, за что ее так наказывают. В результате все соседи и прохожие могли убедиться, что ее папенька крут до чрезвычайности.

Когда родители порют, это как бы естественно. Однако Попочку и посторонние нередко пороли. Так уж как-то принято было в той деревне: ежели другие дети шалили, то им суд и расправу родители чинили, а Красную Попочку кто поймал, тот и драл. Другой раз она и в шалости-то не участвовала, а драли все равно ее. Попочка горько плакала и иногда слезно молилась Пречистой Деве, Заступнице Страждущих, а вообще-то помалкивала: попробуй она папеньке или маменьке пожаловаться, так непременно еще раз будет порота.

Бывало даже, что некоторые бездетные жители деревни приходили к попочкиному папеньке и просили одолжить им девочку для домашней порки, чтоб, значит, полноценную семейную обстановку создать на время. Папенька обычно одалживал – добрый был человек.

Однако больнее всех Красную Попочку порола бабушка. Эта злобная старушенция одиноко жила на хуторе, довольно далеко от деревни. Попочкина маменька очень уважала свекровь и то и дело гоняла к ней дочку с разными поручениями: то снеси ей муки да яиц, то принеси от нее ниток, то еще чего-нибудь. А чаще всего маменька посылала Попочку к бабуле на порку, потому что самой некогда или лень было. У бабули же на такое доброе дело всегда и времени, и сил, и желания хватало.

Бабушка всегда секла внучку розгами, и у нее это до того здорово получалось, что девочка не только во время порки света белого не видела, но и после нее еще долго вертелась волчком и, выпучив глаза, визжала так, что при подходящем ветре даже в деревне слышно было.

В один погожий летний денек Красная Попочка опять была замечена в чем-то таком, за что маленьких детей совершенно необходимо либо очень больно сечь, либо, на худой конец, пороть, но тоже очень больно. Маменька в тот день плохо себя чувствовала, поэтому послала ее воспитываться к бабушке.

«Да вот», – сказала маменька, – «снеси-ка ей пирог, а то что ж старушка все задаром трудится. Чай ты уж не маленькая, покуда тебя как следует выпорешь, из сил выбьешься».

Вздохнула Красная Попочка, но детская судьба – слушаться да терпеть. Взяла она корзиночку с пирогом и пошла к бабуле на порку.

Не успела Попочка из деревни выйти, как повстречалась ей бабка Кэтрин. Кэтрин тащила от известного всей округе предпринимателя Антуана три пол-литровки самогона и пребывала в сильном раздражении, потому что никак не могла сосчитать, обжулил ее Антошка при расчете или не обжулил. Хитрый Антошка всегда назначал некруглую цену, чтоб считать труднее было, да еще при этом вкручивал всем шарики насчет издержек производства, накладных расходов и функции Кобба-Дугласа. Деревенские хлопали глазами, и другой раз вовсе сдачу взять забывали.

Красная Попочка хотела обойти бабку Кэтрин стороной, но и та, опасаясь за свой драгоценный товар, метнулась в ту же сторону, так что девочка в аккурат в нее врезалась.

Одна пол-литровка у бабки из рук выскользнула и полетела на землю. Слава Богу, шлепнулась она в жирную деревенскую грязь, а то бы могла и разбиться. Кэтрин бутылку подняла, об траву обтерла, убедилась в отсутствии убытков и напустилась на Попочку.

«Ты что, дрянь такая, носишься как очумелая! Ничего кругом не видишь, на людей налетаешь!»

«Да я ж...», – начала было оправдываться Попочка, но бабка, поклав бутылки наземь, уже подхватила девчонку под живот и спустила с нее трусики. Шмяк! шмяк! шмяк! – зазвенели на всю улицу увесистые шлепки, а Попочка привычно заорала.

Довела Кэтрин попочкину попку до вишневого состояния и, удовлетворенная, отпустила девочку. Ей даже антошкин обсчет не таким уж крупным показался. А Попочка натянула трусики и пошла, утирая слезы, своей дорогой.

Вышла Красная Попочка за околицу, огляделась. До чего же хорошо-то вокруг! Дорога от самой деревни шла заливным лугом, на котором цвели всякие-всякие цветы, и такой стоял дивный запах, будто все духи мира перемешали и разом на тот луг вылили. Представляете? И Шанель, и Лореаль, и Коти, и фабрика «Новая Заря» – все сразу! Над полем деловито жужжали и сновали туда-сюда пчелы, и такая это была приятная и мирная картина, что противные старухи, которые жестоко секут маленьких девочек, казались такими же нереальными, как ведьмы из злой сказки.

Потом дорога пошла по-над речкой, и вскоре вышла к мостику. А у мостика сидел деревенский почтальон Базилио и удил рыбу. Красная Попочка с ним поздоровалась и спросила, как рыбка ловится. А Базилио – то ли с бодуна был, то ли вообще нервный – вдруг как разорется. Ты, орет, что тут шум поднимаешь, паршивка, да еще глупости спрашиваешь, чтоб рыбалку мне сглазить! Вот я тебе щас всыплю, чтоб не шлялась где не надо!

Попочка хотела объяснить, что ей как раз надо, но и слова не успела сказать, а уж Базилио выдернул из штанов ремень и ее на колени к себе кинул. Ну а дальше все по тому же алгоритму: трусики до колен, и ремнем по голой попке – бац! бац! бац!.. Хорошо, у него вдруг клевать начало – не очень долго лупил.

Поорала Попочка, поревела. Потом натянула трусики, попрощалась с дяденькой и пошла дальше, потирая на ходу пострадавшие полушария. «Интересно», – подумалось ей вдруг, – «почему они всегда трусики с меня сами стаскивают, а обратно никогда не натянут?» Однако никакого разумного ответа она не нашла и приняла этот факт за аксиому, то есть за истину, не требующую ни доказательств, ни объяснений.

Вот вошла она в лес. Тут, в лесу, было меньше солнца, но зато больше самой разной жизни – маленькой, большой и средней. Красная Попочка с удовольствием поболтала бы и с бабочками, и с ежиком, и даже с медведем, если бы он ей встретился, но надо было торопиться, а то пирог зачерствеет, и бабушка будет ее сечь еще сильнее.

Подумала об этом Красная Попочка, и так вдруг ей не захотелось нынче под бабкины розги ложиться, ну прямо хоть криком кричи. Села она на пенек и разревелась. А тут как раз Заяц мимо бежит.

«Эй, девочка», – говорит Косой, – «ты чего в такой хороший летний день плачешь?»

Объяснила ему Попочка свою ситуацию, и Заяц проникся к ней сочувствием.

«И до чего ж», – говорит, – «вы, люди, жестокие существа. За счет этого и царями всей природы стали».

«Ты, Заяц, не обобщай», – строго сказала Попочка, которой, как всем обильно поротым людишкам, расовая гордость заменяла чувство собственного достоинства, – «ты либо присоветуй чего, либо беги себе дальше по своим заячьим делам».

«Чего ж присоветовать-то?» – задумался Заяц. – «Слушай, а сходи-ка ты к Волку да попроси его, чтоб он твою бабулю того...этого... слопал, значит. И тебе польза, и ему, бобылю, над обедом не хлопотать, и нам всем спокойнее».

«Мысль интересная», – сказала Попочка, подумав, – «А где ж его найти, Волка-то?»

«Ну, я точно не знаю, но где-то за тем березняком. А уж там тебе любой покажет, Волк – личность известная».

Сказал все это Заяц, да и распрощался, потому как его на каком-то совещании по вопросам морковехранения ждали. А Красная Попочка стала думу думати. Ежели идти за Волком, то к бабушке она вовсе поздно придет. А вдруг Волк не согласится бабулю лопать? Ну мало ли что, может он уже обедал, а может у него как раз сегодня постный день. Тогда уж ей та-ка-я порка будет, что лучше сразу в деревенском пруду утопиться. Хотя топиться ну совсем не хочется. Но с другой стороны, если Волк согласится, то ведь на всю жизнь избавит ее от жгучих бабулиных розог.

«Стоит рискнуть», – решила Красная Попочка и пошла разыскивать Волка.

Долго ли, коротко ли она шла, но в конце концов пересекла веселый березнячок, прошла сырой овраг и вошла в довольно мрачный ельник. Тут ей Пень на пути попался, и она у него спросила дорогу к дому Волка. Пень был старый и глухой... ну прямо как пень. Но перед молоденькими Пень всегда старался выглядеть молодцом и непременно рассказывал им, как он в 1812 году, будучи бравым молодым ясенем, помогал партизанам и лично товарищу Денису Давыдову. Попочке про Дениса слушать не хотелось, тем более, что, по пневым воспоминаниям, храбрый гусар почему-то героически сражался с загадочными татаро-монгольскими белогвардейцами, предводительствуемыми гнусным наймитом японского империализма Чан Кай Ши. Попочка снова спросила у Пня про Волка. Так и не расслышав вопроса, Пень послал ее совсем в другом направлении.

Потом Попочка еще у многих дорогу спрашивала, и наконец пришла к большому дому, над дверью которого было красивыми буквами написано «Серый Волк – Зубами Щелк, д-р философии».

«Во, блин!», – подумала Красная Попочка, которой никогда не доводилось ни таких шикарных фазенд видеть, ни с докторами наук беседовать. Она даже забоялась к Волку идти, но деваться ей было некуда, потому что было уже совсем поздно. Теперь уж либо Волк бабулю... ам-ам, либо бабуля Попочку... о-ё-ёй.

Второй вариант представлялся девочке значительно менее привлекательным, поэтому она преодолела свой страх и ткнула пальчиком в кнопку звонка. Раздался звяк, но никто на него не отозвался. Попочка позвонила подольше. Все равно никакого ответа. «Неужто дома нет?» Тут ей стало очень страшно: перспектива о-ё-ёй стала такой реальной, что у Попочки прямо попочка зазудела. «Может, спит?» – с надеждой подумала девочка и на всякий случай толкнула дверь. Оказалось, что дверь не заперта, и она вошла в дом.

Войдя, Попочка очутилась в роскошной передней. Там все было так, как показывают в фильмах про разных богатых, которые только и делают, что плачут. Был там камин, и над ним висели оленьи рога, похоже, довольно свежие. Были всякие сабли, пики и кинжалы на стенке. Еще было несколько картин, изображающих молоденьких волчиц в очень фривольных позах.

Красная Попочка долго разглядывала шикарный интерьер, не замечая ни его перегруженности предметами, ни безвкусной цветовой гаммы. Вдруг роскошные часы – новодел а la барокко – на каминной полке, мелодично поурчав, громко бамкнули два раза.

«Батюшки!» – вслух воскликнула Попочка – «Неужто уже два часа?»

«Что ж мы, врать что ль будем?» – обиженно сказали Часы.

«Ой, извините пожалуйста, я не в том смысле», – сказала девочка. – «А Вы не скажете, господин Волк дома?»

«Этого мы не знаем «, – сказал механический прибор для измерения времени, – «нам хозяин не докладывается». Потом Часы вспомнили славные времена, когда им довелось стоять в служебном кабинете БН (в смысле – Большого Начальника), и сурово добавили: «Вам, гражданочка, следовало предварительно записаться на прием. Вас, понимаешь, много, а г-н Волк – один». После этого Часы надменно умолкли, изображая усердное тиканье.

Больше никто не проявил желания побеседовать с Красной Попочкой, и она, потоптавшись, робко направилась к лестнице, ведущей на второй этаж.

Попочка медленно поднималась по лестнице, уставившись себе под ноги. В голове ее невольно мелькали картинки, одна другой противнее. Вот она стоит перед бабулей, размахивающей розгой с целью проверки механических качеств... вот снимает трусики... забирается на высокую бабкину кровать... бабуля взмахивает розгой... ать!.. ать!.. ать!..

Фу, гадость какая! Попочка тряхнула головкой, чтобы отогнать непрошенные видения, и в этот момент – ХВАТЬ!! – кто-то резко обхватил ее за плечи, одновременно зажимая рот. Сердечко девочки подскочило куда-то к темячку, потом рухнуло в пятки. Она затряслась от страха и зажмурилась.

«Ты что здесь делаешь, сопливка? » – спросил грубый мужской голос. Вопрос, повидимому, был риторическим, так как попочкин рот оставался зажатым, и ответить она не имела никакой возможности. Девочка решилась открыть глаза и увидела здорового молодого парня в кожаной куртке. Еще она увидела, что у стенки стоит ружье с какой-то чудной трубкой над дулом. Попочка вывернулась из под руки, освобождая свой рот, и тихонько (рыбака вспомнила) спросила, икая от страха:

«Дя... ик!.. Дяденька... ик!.. Вы охотник, да?.. ик!.. Вы чего... ик!.. на Волка охотитесь?.. ик!..»

«Дура!», – презрительно сказал парень, – «разве теперь охотники бывают? Киллер я. Заказали мне его, понятно?»

«Понятно», – грустно сказала Попочка. Замолчав, она стала обдумывать свое положение. Получалось, что к Волку она тащилась совсем напрасно, сейчас его этот киллер шлепнет, так что никакой пользы от него, Волка, уже не будет. А время-то упущено, а до бабушки еще пилить сколько. Ой, что ей теперь будет!!!

Видя, что девчонка не орет, киллер ее отпустил и стал выдергивать ремень из своих блю джинсов.

«Ну вот, опять...» – тоскливо подумала Попочка и, не дожидаясь команды, спустила трусики, задрала платьице и повернулась к киллеру попкой, еще красной от рыбацкого ремня.

«Э!» – удивился киллер, – «Ты чего заголилась-то?»

«Так Вы ж меня пороть собрались», – удивилась в свою очередь Красная Попочка.

«Во дура!» – сказал киллер – «За что ж тебя пороть-то? Я тебя ремнем к перилам привяжу, чтоб не убежала».

Обрадованная Попочка поспешно привела свой туалет в порядок, тем временем рассказывая, зачем она пришла к Волку. Потом ей вдруг стали вспоминаться разные телевизионные триллеры, и она с подозрением спросила:

«Дяденька киллер, а Вы меня зачем привязать хотите?»

«Так чтоб не смыслась. Ты ж свидетель, а свидетелей, сама знаешь, устранять надо».

«Да Вы чего!», – завопила Попочка, – «Какой же я свидетель, если я ничего такого не видела! Отпустите меня к бабуле, пожалуйста!», а про себя подумала: «Ну уж на фиг! Пусть лучше бабка сечет, все-таки не того... не устранит!»

«Я б тебя отпустил», – сказал киллер, – «но не положено. Заложить можешь».

«Да я не заложу, вот честное скаутское».

«А под пытками?»

«Под пытками заложу», – ответила Красная Попочка, потому что была очень честной девочкой.

«Вот видишь. Придется тебя устранять».

Попочка совсем уж собралась зареветь, но вдруг ей в голову пришла остроумная мысль.

«Дяденька киллер, а давайте я Вас найму бабулю устранить! Тогда я буду Вашим клиентом, а клиентов же не убивают, правда?»

«Вообще-то как когда», – сказал киллер задумчиво. – «Но заказ принять могу, у меня сейчас как раз сезонное затишье, время летних отпусков. Только деньги вперед».

Это требование оказалось для Красной Попочки совершенно неожиданным.

«А у меня денег нет», – честно призналась она.

«Так что ж я, за твои красивые глазки работать буду?», – саркастически спросил киллер, а потом добавил: «Придется устранять» и нацелился вязать Попочке руки. Но перспектива устранения казалась Попочке до того неприемлемой, что она поднырнула под киллерову руку и так рванула по лестнице вниз, что сверканье ее пяток на секунду ослепило киллера. Этой секунды Попочке хватило, чтоб выскочить из дома и добежать до большой дороги.

А тут как раз из-за угла шикарный белый Мерс-600 выворачивает, чуть-чуть она под его колеса не угодила. Мерс тормознул, встал как вкопанный, из него Волк высунулся. Симпатичный такой, толстенький, добродушный (он как раз себе новый имидж отрабатывал, к выборам в какой-то местный представительский орган готовился).

«Ах», говорит Волк, «милое дитя, куда ты так торопишься? Уж не беда ли какая приключилась?»

Красная Попочка, не долго думая, плюхнулась на правое сиденье и как заорет:

«Рвем когти, Серый! Стволы на хазе!»

Волк, услышав знакомую терминологию, разом про имидж забыл, матюкнулся сложно-подчиненным предложением, дал по газам и такой разворот заложил – только резина засвистела. Недотепа киллер даже прицелиться не успел, стрельнул для очистки совести, да едва задний бампер царапнул.

Как за угол свернули, Попочка Волку все и рассказала – и про себя, и про бабулю, и про киллера.

«Эх ты бедолага», – пожалел ее Волк и погладил по голове своей мохнатой лапищей. Попочке так непривычно было, чтоб ее жалели да ласкали, что она к этой лапе прижалась щекой и заплакала. Потом слезы утерла и начала Волка умолять ее бабулей пообедать.

«Мне твою бабку жрать – не велика радость, конечно», задумчиво сказал Волк, «я уж давно на французскую кухню перешел. Но тебя, дурочку, жалко. А кроме того намечается тут один интересный вариантик... Короче, поехали!»

Как ни мало пригодна западноевропейская подвеска для дорог того царства-государства, но автомобиль – он и в той стороне автомобиль. Пяти минут не прошло, как подъехали они к бабушкиному домику. Остановились поодаль, разработали план кампании и приступили к его реализации.

Попочка подошла к двери, постучала.

«Кто там?» – крикнула из-за двери бабуля.

«Это я, Ваша внучка Красная Попочка, пришла на порку и пирог Вам принесла от маменьки».

«А-а-а, явилась», крикнула бабушка , «а я тут как раз розги для тебя подбираю; ты потяни за веретено, запор-то сам поднимется».

Услыхав про розги, Красная Попочка отбросила всякие сомнения, если они у нее и были. Она открыла дверь и впустила Волка, а сама вошла следом.

Разборка с бабулей не заняла у Волка и двух минут. С явным отвращением проглотив старуху, он приступил к выполнению следующего раздела диспозиции. С помощью Попочки нацепил на себя бабулин халат и чепчик и улегся в постель, сунув под подушку свою любимую берретту-M92F..

«Теперь как киллер придет», сказал Волк, «ты его в дом не пускай, только покажи с порога постель и скажи, что бабуля заболела, и ее нельзя беспокоить, поняла?»

«Поняла», сказала Попочка.

«Он, конечно, не поверит, проверять полезет. Тут я с ним и разберусь».

Все получилось как нельзя лучше. Пришел киллер, стал про Волка допытываться, а Попочка ему – ничего, мол, не знаю, вот бабуля любимая болеет, даже посечь меня не может, бедненькая. Киллер девчонку отодвинул, сказав, что с ней разговор особый будет, и вошел в дом... А обратно уж его Волк сам вытащил.

Наконец-то Волк и Красная Попочка смогли приступить к третьей, последней части своего плана. Закопали они киллера неподалеку от домика, и поставили камень, а на камне выбили надпись: «Дорогой бабушке от безутешной внучки». Даже цветочки положили, чтоб все как у людей. Ежели у кого потом и возникали про бабулю вопросы, так они их при себе держали, поскольку у Волка спрашивать не хотели. Стеснялись, наверно.

Когда, переделав все дела, Волк и Попочка вернулись домой, Волк прилег отдохнуть. Он ведь уже не такой молодой был, притомился, да и бабулей здорово объелся. Впрочем, Красная Попочка тоже чувствовала, что устала, и, не долго думая, полезла в постель к Волку, тем более, что другой в доме не было.

Попочка очень радовалась, что бабуля больше никогда не будет ее сечь. От радости ей захотелось порезвиться, и она упросила Волка опять нацепить на себя бабулин чепчик. Волк конфузился, но не мог отказать своей спасительнице, тем более, что она была очень миленькой. Потом Попочка поглядела на Волка в чепчике, и ей стало совсем весело.

«Ой, бабушка», – сказала она, – «какие у тебя большие глаза!»

«Это чтоб лучше тебя видеть, детка», – сказал Волк и как-то странно посмотрел на Попочку.

«Бабушка, а какие у тебя большие руки!»

«Это чтоб крепче тебя обнимать, детка», – засмеялся Волк и обнял Красную Попочку.

«Бабушка, а какие у тебя большие губы!»

«Это чтоб лучше тебя целовать, детка», – сказал Волк и крепко-крепко поцеловал Красную Попочку.

«Бабушка, а какой у тебя большой хвост!» – лукаво сказала Попочка, намекая на старый-престарый анекдот.

Волк засмеялся и стал стягивать с Попочки трусики. И впервые в жизни ей при этом было не страшно, а очень даже приятно, хотя немножко она все-таки волновалась.