Сгибаясь пополам и тихонько постанывая от режущей боли, я клятвенно обещала себе повесить на дверь ординаторской объявление: «Доктор цветов и конфет не пьет!!! И вообще, нам ручек и копирки не хватает»!! Я не люблю шоколадные конфеты. Я не люблю сладкое печенье. Я с гораздо большим удовольствием хрустела бы маринованными огурцами или антоновкой. Но сидя вечером в больнице волей-неволей будешь есть то, что под рукой. А огурцы мы все любим. До вечера они не доживают. В отличие от вечных кофе с конфетами. Профессиональные вредности... Прибавив за последние полгода пять килограммов на такой, с позволения сказать, диете, я просто вынуждена была пойти на шейпинг! И вот там-то, пытаясь хоть на секунду расслабить сведенные судорогой мышцы, я и дала себе такое обещание.

Ни от одной порки у меня не болело так, как от одного часового занятия! Кстати, с легкостью рекомендую всем желающим: если долго не тренировались, то ощущения – незабываемые. На следующий день все стало еще хуже – болели даже те мышцы, которые вроде и не действовали... Но это был единственный день на той неделе, когда мы могли увидеться, и я все-таки поехала к тебе, недвусмысленно кривясь в метро при любой попытке сесть или встать. Что думали окружающие, меня не интересовало – не до того было, знаете ли...

А приехав, убедилась, что ты злое, жесткое и бессердечное чудовище! Вместо того чтобы посочувствовать и хоть как-то помочь, ты хохотал надо мной как ненормальный! Смешно ему.

– Ни от одной порки, говоришь? – Хи-хи-хи. – Так я тебя еще по часу и не драл ни разу! – Хи-хи-хи. – Могу попробовать. – Хи-хи-хи. – И вообще, чем ты не довольна?! – Хи-хи-хи. – Ты же от меня чего хочешь? – Хи-хи-хи. – Чтоб больно было! Вот тебе и больно! – Хи-хи-хи.

Смейся, смейся... Отольются кошке мышкины слезки... Где-нибудь, когда-нибудь... Правда, с этими занятиями я рискую не дожить до этого сладостного момента... Не хочу садиться, спасибо, я потом не встану. Ты обещаешь меня потом поднять со стула, и я все-таки сажусь.

Чай пьем. Нет, упаси Боже, не с конфетами. С огурцами. Солеными. Извращенцы, что с нас взять... Болтаем о всякой ерунде... Животные, твоя последняя поездка... по тротуару... за пешеходами... ничего, со всеми бывает... дороги, потом по ассоциации о дураках и России... на самом пике моей пламенной речи, ты вдруг вскакиваешь на ноги и как Архимед орешь дурным голосом:

– Слушай, мы же совсем забыли!!!

– Что?! – судя по трагическим интонациям в твоем голосе, забыли мы не иначе как чемоданчик с ядерной кнопкой. Причем в приемной Саддама Хуссейна.

– Я же тебя выпороть обещал за все твои художества! Еще позавчера!

– О, Господи! Маньяк, зачем же так орать, смотри – даже фиалка от твоих воплей в горшок закопалась по самые тычинки! Обещал, обещал... Ты мне это уже столько раз обещал, что если начнешь все свои обещания выполнять... – здесь воображение отказывает даже мне. Грозишь ты действительно много. Раз двадцать за день.

Я умная. Но чувство меры мне иногда изменяет. Так и в этот раз. При моих словах о выполнении всех обещаний ты как-то очень странно посмотрел на меня...

– Обещания выполнять... Я, помнится, обещал помочь тебе встать...

Черт, так помочь, а не сдернуть! В мгновение ока я оказалась поперек твоих коленей... Через какое-то время ты остановился и, помахивая в воздухе явно горящей ладонью, гордо заявил:

– Ну что, часть обещаний я выполнил?

Плоды твоих трудов были, конечно, вполне ощутимы, но... мышцы отсутствующего брюшного пресса болели сильнее, а неприкрытое самодовольство в твоем голосе лишь подстегнуло мое привычное упрямство:

– Часть? Да... – здесь я постаралась вложить как можно больше разочарования, – а я думала, это так, для разогрева...

Могила меня, может, и исправит... если похоронить кверху попой... Не умею я вовремя тормозить! Не умею. О своих словах я пожалела уже в ту секунду, когда они были произнесены, и, совсем не играя, я верещала все время, что ты буквально тащил меня на кровать:

– Ой, ну не надо больше! Честное слово, я просто пошутила! Это просто на язык просилось, ну согласись, смешно же было! Не надо-о-о-о –а-а-а-а!!!

Я понимаю, все ждут подробного описания, с перечислением используемых предметов, моими ощущениями и твоими нравоучениями... Вынуждена разочаровать – не было там ничего художественного. Просто ты схватил палку – знаете, такую бамбуковую, для подвязки растений (цветовод, на мое несчастье!), – и начал... ну да, воспитывать... Ощущения, ощущения... Больно было. И с каждым ударом все больнее и больнее. От всей души сочувствую теперь английским школьницам – терпеть это почти невозможно. Никаких нравоучений ты не читал, и в комнате звучало только эхо – вначале глухой звук врезающейся палки, потом мой визг, потом свист опускающейся палки...

Нет, все не так страшно – потом мы пересчитали следы, оказалось-то всего 12, но когда ты остановился, и я ощутила это во всей красе, то я была уверена, что там вся сотня. А то и две. Не знаю, чем ты там занимался, а я, отвсхлипывавшись, пробормотала, уткнувшись в подушку:

– Все, прости, пожалуйста, я не хотела, – всхлип, – зато... можешь быть спокоен... все обещания ты выполнил... с авансом... – нет, боюсь меня не исправит даже могила, – с авансом... на полдня...

Здесь смеяться начали мы оба. И это хорошо. Выдачи последующих «авансов» я бы не пережила.

Уже вечером, усаживаясь пить очередной чай, на этот раз с лимоном, я вдруг сообразила – а мышцы больше не болят. Вообще ничего не болит... если, конечно, сидеть на мягком.

Пожалуй, не буду я вывешивать объявление на дверь ординаторской... И от конфет бывает польза...