Я – человек простой. И очень добрый. Я когда матери сказал, какую профессию выбрать хочу, она прямо за голову схватилась. Ты что, говорит, совсем ополоумел?! Ты не выдержишь, они ж, сыночек, через одного по психушкам валяются, а какие выдерживают, так их... И в слезы – мать, все-таки. Но я на своем настоял. Ребята во дворе думали, из-за Елки, пофорсить, но... Тут и не скажешь никому, засмеют ведь, только я и в самом деле хочу, чтоб снова было, как мать вспоминала. Когда ни дождей ядовитых, ни нечисти по ночам, и по парку гулять можно. Какой у нас рядом с домом парк был зашибенный, это что-то! Я хоть мелкий был, а все равно помню. И деревья, и цветы, и травку. И как фонтан бил разноцветными струйками. И отец был. Ну да, я и не скрываю, отец у меня из этих был. Исследователей. Так он первый и погиб. Не то что эти, рожи жирные, сами-то у Исследователей на побегушках были, а как все завертелось, так они и повылазили. Твари. Мы, ученые, последняя надежда человечества... К нам в школу один такой приезжал. Отбираем самых талантливых, самых талантливых... А как мою фамилию услышал, так сразу и скис. Даже на результаты тестов смотреть не стал, сразу – не подходите вы нам, молодой человек. Агрессивность у вас повышенная. Терпения не хватает. И щеками трясет. Боится, сволочь. Хотя по сравнению с отцом – способностей у меня никаких. Мать говорит, через поколение передаются. Ну, если детей завести успею – тогда и поглядим. Но я и без способностей кое-что могу. Я когда экзамены сдавал, то сразу на третий тур прошел. Нас только двое таких на всем курсе было, Алексей погиб недавно. По-глупому погиб, ночью патрулировал, крик услышал. Ему бы подмогу вызвать, а он сразу рванул. Только и успели, что по рации сообщение принять. Днем бляху его нашли.

Надоело ребят наших обмывать, если честно. Поначалу даже задор какой-то был, романтика там всякая. Отомстим, тварей выведем...

Потом тоска заела, даже морду одному набил. Он во дворе у нас философию разводить начал – отходы-де магического производства погубят человечество, Исследователи сами погибли, теперь надо ученых извести и на технику переходить. Положительной маны не осталось, драконы, которые отрицательную ману нейтрализовали, вымерли, надо другой путь цивилизации искать. Учиться сосуществовать. В симбиоз, блин, входить. Это с нечистью, значит. Я ему и выдал. По самый симбиоз, так сказать. Но это давно было, недели три назад.

А теперь просто надоело. Нечисть, она нечисть и есть, ей нас любить не за что. А вот люди... В форме идешь, смотрят волкодлаками, как будто не для них работаешь. А из нашего отделения еще ни один боевой эколог, между прочим, своей смертью не помирал. Все как положено, на посту. Леська, психолог, про нарастание напряжения говорит, про всеобщую подозрительность, про усталость... Чего говорить, не маленькие, знаем. Я почему еще ученых не люблю – они, конечно, оружие и защиту классную делают, ничего не скажешь, да только, пока один рататуй-отталкивающий пояс сделаешь, отрицательных субстанций на десять людоедов выделится.

Раньше драконы были... Необходимое экологическое звено, нейтрализаторы. Теперь мы за них. Ясен перец, драконы эти у нас только на шевронах остались, так что нам материала больше чем драконам требуется.

Материал... Это психологи так специально придумали – вроде если о людях «материал» говорить, то не так тягостно нам, исполнителям будет. А тут хоть «материал», хоть не «материал»... Ладно, когда обычный рейд, так сказать, профилактический, а вот когда выбросы идут и там не только пороть приходиться... И так тяжело, да еще и взгляды эти...

Это я все никак отойти не могу. Психушка по мне плачет, точно. Дело то неделю назад было, а все равно сидит занозой... Обычный очищающий рейд. Клиник, как у нас говорят. Тоже парк очищали. Вначале все как обычно было – загрузились, приехали на место, охрану выставили. Вытряхивайтесь, говорим, барышни. Они вылезать начали. Девчонки как на картинке – красивые, холеные, естественно, ласковые и добрые, других в клиник-бригады и не берут. Да я на них и не смотрю уже, своим делом занят. Лесенку установил, крепления проверил:

– Давайте, – говорю, – кто смелая? – хоть и знаешь, что на испуг с них больше толку, а все равно жалеешь. И тут одна подходит. Новенькая, да у них почти треть бригады новая – два взрыва на неделе было, мать их ученую. На меня не смотрит и руки протягивает. Шея тонкая, белая, и жилочка такая на ней. Я ноги-руки захватываю, а сам на жилочку смотрю. Голубую. Как она, жилочка эта, стучит. Прутья вытащил, работать начал, а жилочка из головы не выходит. Перед глазами попка ходуном ходит, полоски высвечиваются, сливаться начинают, спина такая...

Способностей у меня, может, и никаких, но когда положительный выброс идет, это даже чурбаны вроде нас чувствуют. Нет ни света, ни тепла, ни голосов всяких, как в иллюзиях показывают, а просто все вокруг правильным делается. И так от этого правильно хорошо становится... Словно ты все можешь, все тебе по плечу... Жаль, заканчивается быстро. Поэтому, обычно, после едешь и все стараешься это в себе удержать. Вспоминать начинаешь, воображать – как полоски все сливаются, как розовый цвет в красно-синий превращается, как прутья в воздухе свистят, как дергаться начинают... А здесь неделю эта жилка мерещится. И как девочка потом с лесенки сползала. Ее ноги не держат, подгибаются, голову поднять боится, а рука тонкая-тонкая...