Эл

Современное лицо Наташи Ростовой

Туалет был пуст, и у Наташи чуть-чуть отлегло от сердца. Пока бежала по лестнице, в голове вертелись две мысли: какая сволочь закрыла на ремонт обычно используемую одиннадцатиклассниками уборную на 4-м этаже, где есть перегородки (а повезет, так можно занять единственную запирающуюся изнутри кабинку), и что делать, если этажом ниже она наткнется на толпу девчонок. Даже боязнь описаться отступала перед перспективой заголяться на людях, особенно перед нахальными 7-8-классниками, которых на 3-м вечно пруд пруди. Но вроде обошлось. Теперь побыстрее, пока никто не приперся.

Открытые, как в чистом поле, выстроились в ряд от двери к окну четыре обшарпанных унитаза; куда ни пристройся, каждая входящая без труда разглядит твою алеющую не хуже советского флага правую ягодицу. Наташа выбрала самый дальний. «Вжик!» - скользнула вниз «молния» джинсов; рывок - и штаны вместе с колготками и трусиками уже у колен. Девушка опустилась на корточки и подумала, что ей все-таки везет. В грязную потрескавшуюся эмаль с шумом ударила теплая струя. И в этот самый момент...

Скрипнула наружная дверь, послышались быстрые девичьи шаги. Наташу словно ударило током; она подскочила, едва не намочив штаны и белье, но тут же спохватилась и присела снова: если уж застукали, то лучше не дергаться и не привлекать лишнего внимания к своей персоне. А в уборную уже вошла Рита, девушка-загадка, предмет сильного интереса и скрытого восхищения Наташи.

Сказать по правде, в собственной привлекательности Наташа ничуть не сомневалась: высокая, спортивная, она не первый год ловила на себе похотливые взгляды парней. Но Рита была уникальна. Чуть пониже Наташи, стройная до хрупкости блондинка с длинными вьющимися локонами и лицом средневековой принцессы, она казалась слишком нежной для эпохи «Пепси», «Сникерсов» и «унисекса». Наташа училась с ней в одном классе уже полтора года, но так и не составила для себя о ней определенного мнения. Бесспорный лидер в учебе, потрясно танцует на вечеринках (даже рок-н-ролл! Где только научилась?) и в то же время много читает (вот занудство!). Родичи, по слухам, у нее интеллигентные, чуть ли не бывшие дворяне. А с кем тусуется - не известно: ни в ночных клубах, ни в компании, ни с мальчиком ее ни разу не видели. Может, все друзья остались в той школе? И ведь как появилась здесь, почти все пацаны своих девчонок побросали, табунами за ней ходили, отшила даже самых крутых! «Девственницу поневоле» Наташу это слегка подбадривало: если уж у такой, как Ритка, парня нет, то и мне не зазорно...

-Ты чего прыгаешь-то, я не кусаюсь, - сказала Рита.

Наташа, закончив свое дело, привстала, торопливо натянула джинсы и тихонечко пробурчала:

-Так, ничего...

-Меня мать с утра оладьями перекормила, думаю, надо сходить. А тут еще менстры эти никак не кончатся.

«Ни фига себе», - подумала, оправляя свитер, Наташа. В туалете, конечно, и не то услышишь, но такое от Риты!

-Ладно, - Рита вдруг заглянула ей прямо в лицо и совершенно обычным тоном спросила:

-Слушай, а за что тебе всыпали?

Наташа покраснела до корней волос. Заметила-таки!

-Ты видела? - вопросом ответила она, отведя глаза.

-Я еще на первом уроке догадалась. Со второго ряда трудно не увидеть. Как за парту села, сморщилась, и задницей двинуть лишний раз боишься. Потом, ты и в прошлую среду так сидела, и раньше. Я замечала. А сейчас как дернулась. Думала я пялиться буду? А то я не знаю какая задница после порки бывает!

- Много ты знаешь, блин! - огрызнулась Наташа.

Это было глупо, но сейчас в ней бурлила злость: на мать, на Риту, на всех любопытных девчонок и на себя, такую неосторожную дуру. Сегодня ее выпороли не очень строго, бывали порки и побольней, но никогда прежде ее не драли так рано утром, перед школой. Мать разбудила ее в шесть часов и, не дав ни причесаться, ни одеться, за руку поволокла в большую комнату, где уже ждали, сидя на диване, бабушка и семилетняя Надя. Отец, как всегда, ушел на кухню. Он не участвовал в наказаниях, но и не возражал против них. Дальше все пошло обычным заведенным более десяти лет порядком: мать сложила вдвое ремень, села на диван и жестко произнесла: «Тридцать!», Наташа послушно улеглась животом на ее колени, мать задрала ей сорочку почти на плечи, приспустила ей трусики и... девушка не кричала, только завывала и давилась соплями и слезами, бабушка твердила свое неизменное «ничего, Наташенька, ума-то чай прибавиться», сестренка забилась в дальний угол дивана и дрожала, как осиновый лист, потом унизительная просьба о прощении (стойка «смирно» перед матерью и бабушкой, глаза в пол), быстрое умывание (нет времени даже смочить наказанную попу или хоть посмотреть на нее в зеркало, чтобы в полной мере оценить последствия, впрочем, и так ясно...), завтрак стоя, «а теперь - марш в школу, и чтоб...», мучительная процедура сидения за партой в течении пяти уроков, после которой очень не скоро решишься что- либо прогулять.

- Больше, чем ты думаешь. - Рита смотрела на нее то ли с презрением, то ли с сочувствием. - Эх, Наташка, - сказала она совсем по-взрослому и, после паузы, будто что-то обдумав, тихо выдохнула, - ладно смотри.

Медленно, вроде бы нехотя, она приподняла до талии свою короткую клетчатую юбочку и спустила вниз прозрачные колготки вместе с широкими белыми трусами («старомодные» - машинально отметила Наташа, на ней-то был дорогой кружевной импортный треугольник, подарок от матери на 17-летие, и она переживала, что не может продемонстрировать его помешанному на «Пентхаузе» Витьке), обнажив светлую курчавую шерстку лобка, но сразу же повернулась и немного наклонилась, выставив на показ милые, весьма выпуклые, но не тяжелые ягодицы бледно-розового цвета.

Вернее, они изначально были розовыми, потому что сейчас, к удивлению Наташи, эти нежные округлости оказались исчерчены узкими красными полосками. Одни полоски шли параллельно друг другу, другие пересекали их под разными углами. Было даже четыре вертикальных, по две вдоль каждой ягодицы. Наташа была слишком ошарашена, чтобы разглядеть среди этих набухших рубцов светлые, едва заметные, следы предыдущих наказаний. Открытие было действительно не для слабонервных. Риту, мисс 11-й «А», почти круглую отличницу, мечту большинства старшеклассников 85-й школы и черт знает скольких еще ребят из окрестных дворов, недавно выпороли! И куда там звонко хлопающему ремню Наташиной мамы! Какое-то время Наташа просто созерцала этот зловещий узор, а когда снова обрела дар речи, робко поинтересовалась:

-Кто это тебя?

- Отец, - уже спокойно ответила Рита, разогнувшись и подтянув колготки. - Понимаешь, позавчера я включила «Башню», а мне же не разрешают, и «Акуну Матату» , тоже, говорят, вредные передачи. Я тихо включила, они на кухни были, но услышали. И вот... Я ведь что, только Лагутенко посмотреть хотела, они же его не запрещают, у меня даже CD есть... Слушай, я уже сильно хочу.

С этими словами она забралась на второй от окна унитаз, снова задрала юбку, припустила трусы и присела. Поняв, что сейчас будет, Наташа отступила в угол. Нет, не из-за запаха, просто сама она стеснялась испражняться при ком-то (какала в основном дома или в совершенно закрытых кабинках, а если их не было, держалась до последнего) и ненавидела смотреть, как это делают другие. Мысль о том, чтобы отдаться парню, напротив, вгоняла ее в краску не больше, чем Людку, Маринку или других девчонок из класса, вечно трепавшихся в таких вот местах о позах, оргазмах и презервативах. А Рита уже извлекла из трусиков использованный гигиенический пакет и с каким-то детским беззлобным смешком ловко швырнула его в мусорное ведро у ног Наташи (та опять невольно отпрянула).

- Так за что тебя порют? Расскажи, - попросила она, слегка поднатужилась и пукнула.

В Наташе сцепились в драке два противоречивых чувства. С одной стороны, это так трудно таскать в себе (подумывала уже написать в какую-нибудь газету, но так и не решилась), а Рита уж точно не выдаст и не поднимет на смех, раз у нее та же проблема. С другой - как вообще относиться к красивой девчонке, которая уселась перед тобой на унитаз, тужится, пердит и при этом улыбается и болтает с тобой, будто так и надо! Наташа хотела, но не могла отвести глаза, удерживал именно этот невинный взгляд. Казалось, отвернись - и смертельно обидишь эту девушку, и пропадет едва теплящееся ощущение, что ты все-таки нашла настоящую подругу.

- За разное, - попробовала ответить Наташа. - Когда совру, или получу двойку, или поругаюсь, или поздно приду домой... Телевизор тоже, но не так, как у тебя, - только всякие ночные программы. На дискотеки в ночные клубы не пускают.

- И меня, - не прекращая разговора, Рита вывалила в унитаз темный комок, за ним медленно вылез и повис под ее попкой другой, похожий на очень жирного бурого червя (Наташе снова вспомнился пудель; кто бы мог представить, что ее таинственная одноклассница напомнит ей собаку!), - правда мне туда уже не хочется.

- Не хочется? - от удивления Наташа забыла о пуделе. - Да ты что, блин, ты же классно танцуешь!

- А для кого мне там танцевать? Соблазнять богатых барыг? С хип-хоповыми дебилами тусоваться, от их олигофрена ДеЦЛа тащиться?

Это был удар ниже пояса: Рита упомянула Наташиного кумира. Правда, из-за того, что тусоваться вечером мать строжайше ей запретила, Наташе почти негде было показать свои музыкальные пристрастия; но суть дела от этого не менялась.

- А я люблю хип-хоп! - с вызовом сказала она.

- Я тоже увлекалась, - без тени обиды отреагировала Рита (из кармана рюкзачка она достала чистый гигиенический пакетик и бумажную салфетку; первый распечатала и поместила в трусы, а вторым стала деловито подтираться), - и рэпом и «унисексом» вашим, и на тусовки бегала. В 12, 13, 14 лет они со мной намучились! Мне слово - я десять, и сама знаешь каких (привстала, натянула белье и, поддерживая юбку, поправила на себе колготки). Выбили из меня это все, и знаешь, основательно - сейчас совсем к этому не тянет (спрыгнув на пол, дернула за проволоку сливного бачка; в унитаз обрушился мощный поток). Тебя обычно кто порет - мать или отец?

- Мать, - кумир отошел на задний план, возвратился утренний кошмар, - отец не порет, он вообще уходит, с меня же трусы снимают... Мать каждый раз снимает... так херово...

К 17 годам могла бы уже и сама научиться снимать, - съехидничала Рита.

- Да ты что, ненормальная?! - взорвалась Наташа. - Я о чем говорю-то: мне 17, а она меня порет по голой жопе!

- А мне что, 8? Меня и в пять лет пороли, и в восемь, и в четырнадцать, и сейчас, и всегда по голой. И мать, и отец, а если сильно провинюсь, то всегда отец. И не только ремнем, как тебя, но еще и розгами.

- Чем? - глаза Наташи, казалось, сейчас выскочат из глазниц.

Мочеными березовыми прутьями, - в словах Риты явно чувствовалась ирония. - А по-твоему, что ты сейчас видела на моей заднице? От них на стену полезешь!

Тут было от чего спятить, а она-то думала, что хуже ремня ничего не бывает! Дикость, крепостное право, семнадцатый век какой-то! Подчиняясь неясному порыву, Наташа взяла в свою руку ладонь Риты (они стояли рядом и глядели в окно).

- Ты чего? - Рита высвободила руку и продолжила объяснения. - За плохие оценки меня тоже порют ремнем - мать или отец, у кого есть время. Двоек-то у меня давно не бывает, а вот тройки, сама знаешь, случаются. А еще дают ремня за всякие там приколы над учителями, если в дневнике замечание за поведение или когда разозлюсь и нагрублю им. А вот если что неразрешенное по телевизору посмотрю или куда без спроса пойду, - ремнем не отделаюсь. Но сейчас меня редко так секут. А тогда - в 12, 13 лет, - ужас что было! Я еще врать пробовала, так за это, когда узнавали, отдельно наказывали на следующий день. Так наоралась, что решила: хватит, лучше сразу признаваться. А тебя, когда порют, куда кладут?

-На колени мать кладет, - скривившись, сказала Наташа.

-Нет, меня не так. На диван ложусь, под живот подушку; или еще иногда стоя, через стол перегнут - ну, знаешь, грудью на стол и руки вперед. Трусы сама снимаю, с 11 лет. Хуже всего, что вертеться нельзя и задницу руками закрывать, за это добавляют ремень. Еще можно так выдержать, а вот розги... Только и остается, что орать до хрипоты.

-А я не ору, - не без гордости вставила Наташа. - Плачу только.

- Выпори тебя розгами, и ты заорешь, - убежденно заявила Рита. - Мой отец - и тот мальчишкой орал как резанный. Сам рассказывал, его тоже родители секли, хотя времена были коммунистические. У нас в роду всех детей секли. А род у нас знаешь какой древний? Видела у меня на тетради по истории фамильный герб нарисован?

«Значит и вправду дворяне», - подумала Наташа, а вслух спросила:

- А папка твой кем работает?

- Преподаватель в частном вузе. Мать тоже преподает, но в обычной школе, типа этой.

- Учителя, а порют. Ладно, моя - парикмахер, - буркнула Наташа, потом не выдержала и выплеснула накипевшее. - Слушай, Ритка, как ты

- Иди ты знаешь куда! - вспылила Рита, но осеклась и пренебрежительно хмыкнула. - Понимала бы что...

Наташе показалось, что привычный мир переворачивается с ног на голову. Рита вовсе не сердится на своих родителей, которые секут ее розгами! Она даже защищает их! А может, она эта... как их... которым нравится боль, цепи, наручники всякие... девчонки еще рассказывали... не садисты, а наоборот...

- Послушай, - Наташа попробовала пойти ва-банк, - Ритка, тебе, случаем, не нравится, когда тебя порют?

- Я что, напрашиваюсь? - Рита снова хмыкнула. - Нравится! Это те, кого не пороли, такое могут придумать, а ты-то! Да когда ляжешь - тебя еще не ударили, а от этого свиста уже зубы стучат и мурашки по коже. Думай, что говоришь!

- Извини, - Наташа опустила глаза, совсем как утром. - Просто я не понимаю, ты об этом говоришь, как... ну, как о чем-то нормальном.

- Ну и дура же ты, Наташка! Прости, конечно. Я тоже когда-то психовала, как ты, и из дома убежать хотела. Когда мне дали первый раз розог, я даже с балкона хотела спрыгнуть, а второй - голосовать на дорогу вышла. Хорошо, никто не остановился. А потом уже я раздумала. А в девятом в одного влюбиться сподобилась: круче ваших здешних был.

- Ну и? - любопытство у Наташи опять взяло верх над сомнениями. Подобный случай как-то раз произошел и с ней.

- Ну и однажды соседка меня с ним увидела на улице, а она-то его хорошо знала, не как я. Рассказала отцу. Он меня вечером до крови высек. Всю жизнь, сказал, будешь с красным задом ходить. После этого меня месяц только в школу и по делам выпускали, и чтоб ровно в такое-то время дома была. Я и плакала, и бесилась, и руки себе резала, и получала за это - все было. А он, гад, быстро другую себе нашел, рыжую какую-то.

- Блин, почти как у меня. Тоже на свидание убежала, а мать меня выдрала и говорит: «Моя дочь блядью не будет».

- Да. А потом насмотрелась я на них, на «крутых» этих, в своей школе и тут, веришь ли, все отцу простила. Поняла, не из вредности он это, просто испугался за меня очень. Это и впрямь дерьмо, с ними говорить, как с козлами! Только и знают: рэп, «телки», да чтоб побольше «всунуть-вынуть», кое-кто еще на компьютерных играх помешался, а я для них - шлюха просто, то тем хотят купить, то этим. А разборки! Что они сделали с одним мальчиком у нас во дворе, и из-за чего! С девушкой видите ли захотел познакомиться, на которую у них виды! Он и не знал, теперь вот лежит в больнице, а им хоть бы хны. Будь бы они моими детьми - каждый день бы порола их! И не так, как меня, а до бессознательного состояния.

- Ну, это ты слишком, - не согласилась Наташка. - Есть и ничего пацаны, скажем, Витька наш. Это из-за него меня.. А у нас ничего и не было, так просто пощупал. Он мне по правде и сейчас нравиться, но мамка так следит, что больно-то не погуляешь.

- Тебе нравится Витька? - лицо Риты перекосила гримаса отвращения. - Ну так скажи спасибо матери, что вовремя тебе дала. Ты бы сейчас уже или без мужа коляску катала, или схлопотала бы чего похуже. Светку Иванцову помнишь?

Да, Наташка помнила. Чем кончился «первый опыт» Светки, в школе не знали, так как летом она с семьей куда-то переехала, а школу бросила еще раньше. Также никто толком не знал, чем именно она заразилась от своего «бойфренда» (вроде все-таки не СПИД), но многие помнили ее постоянные хождения по врачам.

- Любят они меня, понимаешь? Сильно любят и бояться, что глупостей наделаю, а я ведь и впрямь чуть не сглупила. И твоя мать, наверное, также! Будто не видишь, что твориться по всей стране!

Наташа не спорила. Все в ее голове перемешалось, изменило форму. Переварить Ритины слова с ходу было непосильной задачей. И все-таки Наташа чувствовала облегчение. Не стало комплекса «ненастоящей девочки», не мучил страх вечного одиночества с грузом постыдной тайны. Рита уничтожила это, словно всемогущий экстрасенс из фантастического триллера. Наташа была ей по-настоящему благодарна, но не знала, как сказать ей об этом, чтоб не подумала, что подлизывается. Внезапно в памяти всплыла недавняя нелепая сцена.

- Знаешь, Ритка, я хотела еще спросить. Чего ты тут села... срать прямо передо мной?

- Захотелось. Говорю, переела утром. А что?

- Ничего, но, видишь ли... Я вот так не могу, чтоб на меня смотрели. Стыдно как-то.

- Почему? Все это делают.

- Да, но противно же... Гавно это и...

- Противно, когда запор, и оно не выходит. А когда от него избавишься - наоборот, в кайф! И побежала налегке, изящная, воздушная... - видя недоумение подруги, Рита пояснила. - Это не я, это Андрей так говорит. Один раз я наделала, по его словам, «слишком много для моего тела» - вот он это и сказал.

Новое имя так заинтриговало Наташу, что она проигнорировала пикантные детали этого откровения.

- А кто такой Андрей?

- Мой друг.

- Значит у тебя есть парень? - история забитой девственницы представала совсем в ином свете. - А я думала...

- Таких, каких любишь ты - ненавижу, - Рита ответила, не дав ей закончить мысль, - но Андрей - другое дело, такие сейчас почти перевелись. Он старше меня, аспирант-лингвист. Ведет занятия в университете. Умный, ласковый, интересный - эх, тебе бы такого! Хотя нет, не в твоем вкусе.

С тем же результатом Рита могла бы поведать подруге, что знакома с марсианином: в представлении бедной девушки, школьницы и университетские преподаватели существовали на разных планетах.

- Ритка, где ж ты его подцепила? Да еще при таких строгих родичах.

- Мои-то его знают, - весело рассмеялась Рита. - Он же мой репетитор по французскому. Бывает у нас три раза в неделю, в четыре часа, даже когда их нет дома.

- И они знают даже о том, что вы...

- Нет, что ты! Тогда бы меня, наверное, засекли до полусмерти. Но мы очень осторожны: он ведь видел у меня следы и жалеет меня, не хочет подставлять. Он сильно меня любит, и я его - не знаю, как жила бы без него сейчас.

- Ты говоришь, он знает, как тебя... И что он думает про твоих?

- Он считает, что они правы. Ты, говорит, умная девушка и должна понимать: родители тебе зла не желают, и порка, даже самая сильная - не самое страшное в жизни. Страшнее, говорит, если бы я еще в школе забеременела, или изнасиловали меня. С родителями он ладит, они ему доверяют, а то как бы иначе он приходил в их отсутствие?

- Боится, что забеременеешь, говоришь... А сам как тебя трахает? Всегда с презервативами?

- Не трахаемся мы с ним. Мне и самой хочется, хотя странновато, конечно, впервые, а он ни в какую. Ты говорит, психологически еще не готова. Вот закончишь школу, тогда посмотрим. Я и так и сяк пыталась его уломать...

- Так значит, секса у вас нет? - перебила ее Наташа. - А ты говорила, он следы у тебя на заднице видел... Значит, ты перед ним раздевалась?

- Раздеваюсь, и секс у нас есть, и нам вместе очень здорово, тебе так и не снилось. А трахаться - не трахаемся.

- Да какой же у вас тогда секс? - допытывалась вконец озадаченная Наташа.

Минуту Рита молчала, затем задумчиво произнесла нечто совершенно непонятное:

«Есть многое на свете, друг Горацио...» - потом замолчала опять.

Наташе хотелось провалиться сквозь пол.

Только-только до нее стало что-то доходить, и на тебе - опять запуталось. Аспирант Андрей с его странной жалостью к поротой Рите, секс без траханья, Горацио какой-то и... что она там сказала про изящную и воздушную? Вроде бы после... Ну не при нем же она срала, в самом деле!

- Ну, вот что, - в конце концов обратилась к ней Рита, - не будем пока об этом, ладно? Ты, наверное, еще психологически не готова. Потом, если захочешь, поговорим. А сегодня давай так: приходи после школы ко мне делать уроки. Мне с девочками разрешают, а тебе?

Наташа кивнула. Это было уже что-то конкретное и не закрученное.

- Адрес мой знаешь? - Теперь Рита вынула из рюкзачка маленький фиолетовый блокнотик, черкнула в нем несколько слов, вырвала листок и сунула в руку Наташе. - Тут недалеко. Придешь?

- Нет проблем, - Наташа почти сияла. - Спасибо тебе... за все это.

Они вышли из школы вместе; Наташа напевала под нос один из любимых мотивчиков. Зад почти не болел, а полузабытый утренний позор воспринимался как недоразумение годичной давности, которого лучше бы, конечно, не было, но которое уж точно не может сломать тебе жизнь.


Новинки месяца

Мы пишем

Листая старые страницы

Переводы

Классика жанра

По страницам КМ

Заметки по поводу...

Главная страница