Fedya

КОРОЛЕВА И ПРИНЦЕССА

    Да, трудно искать в Америке первую квалифицированную работу. Тем более когда страна только начала выходить из кризиса. Тем более до внедрения в нашу жизнь интернета. 
    Каждый понедельник начинается с того, что нужно стремглав бежать в Отдел Трудоустройства, чтоб захватить там компьютер (ах да, дешевых домашних принтеров тоже еще не изобрели). Там, вооружившись заготовленными за выходные вырезками из газет, печатать (на хорошей бумаге, которую ты принес с собой) свои резюме, обязательно сопроводив их персональными письмами в компанию. Слава Богу, уже изобрели вордпроцессор с функциями «cut» и «paste», так что, заготовив набор фраз, я могу очень быстро составлять письмо о том, как счастлив я буду работать именно в их (вшивой) компании. Теперь заклеивать все это в конверты, печатать на них адреса, бросать в почтовый ящик, и ждать, с томленьем упованья – звонка... Если же ответ приходит по почте, то это плохой знак: «Мы польщены вашим вниманием, однако в данный момент...» Да, так мы и жили до появления интернета. Сейчас все проще: ты им мыло, они тебе мыло. 
    Неделя проходит за неделей, количество отосланных резюме перевалило за вторую сотню, количество интервью – за десяток, а работы все нет. Денежки однако кончаются, мой обычно здоровый и крепкий сон по ночам прерывают тяжелые думы. Задумчиво открываю очередной конверт: «Наша организация имеет честь предложить Вам работу на должности инженера с зарплатой...» 
    Ура! Ради таких моментов стоит жить. Что может сравниться с чувством радости, когда внезапно получаешь то, чего долго добивался! Те, кто получил работу с первой попытки, как на блюдечке – не знаете вы, чего лишились!
    Место, где мне в итоге дали работу, запомнилось тем, что интервьюировали меня там шесть часов. Ни до, ни после мне пережить такого долгого интервью не приходилось. Учитывая мою тогдашнюю неуверенность с английском, это настолько напрягло меня, что после интервью я был выжат, как лимон, и дня два приходил в себя. Особенно меня жучил начальник отдела: седой, всклокоченный американец по имени Винс. Несмотря на то, что я был в их области подкован, он, в итоге, всё-таки заставил меня плавать на каком-то вопросе. Но было в этом кошмаре и одно светлое место: последней меня интервьюировала очень симпатичная женщина, стройная, с длинными каштановыми волосами, забранными в конский хвост, и большими блестящими карими глазами. В самом конце она вдруг сказала на русском языке: «А Вы знаете, я тоже с Украины, из Львова». Я не знал: в ее речи я не уловил акцента, да и имя – Регина – ничего такого не подсказывало. 
    И вот уже я на работе: большая государственная контора, ангар, разгороженный на «кубиклы», точно как рисуют в комиксах про Дилберта. Работать я буду непосредственно под руководством Регины. Я, разумеется, решил, что именно ей я обязан получением работы, и меня переполняла благодарность. Только через много месяцев я случайно узнал, что настоял на моем приеме на работу, как ни странно, Винс, а Регина была ни за, ни против. 
    Приближалось Рождество. Я работал рядом с Региной уже несколько месяцев, и она нравилась мне все больше и больше. Да, не только как коллега, но и как женщина: то, что она была отличным инженером, придавало ей еще больше шарма в моих глазах. К тому же, она меня многому учила, и вообще была единственной опорой в чужеродной атмосфере конторы, населенной непонятными мне янки. Имя «Регина», что означает «королева», ей очень шло: она была стройна, с очень белой кожей, держалась необычайно прямо, и в самой посадке ее головы на длинной изящной шее было что-то от шляхтичей. Единственным, что мешало моим чувствам развиваться, была разница в возрасте: Регина была старше меня на семь лет. Не так уж много, однако тогда это была добрая четверть моего собственного возраста. Кроме того, у нее была дочка, приближавшаяся к пятнадцатилетию, еще от советского студенческого брака (подобное всегда удивляет американцев: у них люди с высшим образованием детей заводят годам к тридцати, если не сорока). В общем, все это, а также то, что она была моей начальницей, должно было внушить мне скорее некоторый пиетет к Регине, нежели романтический интерес. Однако вероятно, чувства ученика к учительнице бывают не менее сильны, 
чем учителя к ученицам.
    Получилось же все очень просто, спонтанно и почти банально. Мы сидели вместе у ее компьютера вечером в пятницу, интегрируя ее и мою части работы. Остальные кубиклы уже опустели, янки расползлись по своим субурбанам готовиться к выходным, однако нам нужно было заканчивать наш проект (да, и в Америке нужно спешить с «выполнением плана к Новому Году»). Работа двигалась в этот день удивительно удачно, обошлось без обычных в такого рода вещах нестыковок. Регина продолжала кликать мышью, нанося последние штрихи, а мое внимание переключилось на ее коленки, обтянутые полупрозрачными чулками и соблазнительно выглядывающие из под сбившейся юбки. В следующий момент я почти непроизвольно положил руку на ее колено и стал слегка поглаживать, постепенно поднимаясь к бедру. В момент, когда я прикоснулся к нейлону чулка и почувствовал тепло ее коленки, чувство было такое сильное, будто по моим пальцам пробежал электрический ток. Каковы могут быть реакция Регины и последствия для моей работы – я просто не мог думать в этот момент. В следующее мгновение мы с Региной уже слились в жарком поцелуе. Почти не говоря друг другу ничего, только обмениваясь ласками, мы быстро покинули офис и через полчаса были уже в гостиничном номере, где провели очень бурную ночь. 
    Мои отношения с Региной развивались вполне успешно. Правда, она несколько стеснялась любовника моложе ее, так что в офисе и в общих компаниях мы вели себя несколько отстраненно. Зато в постели он была – огонь. Не хотела она представлять меня как бой-френда и своей дочери Римме, так что для нее я был просто другом дома, хотя бывал у них часто: мы ходили вместе в кино, ездили на вылазки и тому подобное. Римма в свои пятнадцать лет была уже вполне сложившейся девушкой, причем очень красивой: такая же белокожая и стройная, как мать, но с несколько более округлыми формами. Ее черные волосы не были прямыми, как у Регины, а спускались на плечи крутыми волнами. Отец Риммочки потерялся где-то в глубинах регининой биографии, по крайней мере, я о нем никогда ничего не слышал. Как и многие родители в иммиграции, Регина уделяла исключительно много времени образованию дочери, таскала ее по всяким кружкам, давала читать «развивающие» книги от Гумилева до Кафки, и Риммочка в результате производила впечатление девочки прилежной и домашней. 
    Я был удивлен, когда Регина вдруг рассказала мне о своих проблемах с дочерью. Оказывается, Риммочка познакомилась на интернете с мальчиком и у них возникла «безумная любовь». Это сейчас подобные истории банальны, а тогда это было в новинку. Но проблема, как оказалось, заключалась в том, что мальчик жил на другом конце страны. Летом они договорились встретиться, а пока что, не удовлетворяясь электронной почтой, стали переговариваться по междугороднему телефону. В общем, Регина в конце месяца внезапно получила телефонный счет на четыреста долларов. Да, уж! Ни я, ни она сама никак не ожидали от Риммочки такой безответственности, однако Регина «серьезно поговорила» с ней и думала, что тем дело закончится. Не тут то было. На следующий месяц Регина опять получила огромный телефонный счет...

    Мы с Региной завтракали после ночи, проведенной вместе у меня в квартире, когда она завела этот разговор: 
    – Слушай, Федя, опять у меня проблема с Риммой. Ты помнишь, что в прошлом месяце было? 
    – Ну да, накрутила кучу денег на телефоне, – ответил я, разливая нам кофе.
    – Да, это было уже второй раз. Я тогда сказала, что вообще ей запрещаю говорить по междугороднему телефону, пока она за прошлое не расплатиться. Она сказала «да». 
    – Ну, и что?
    – А то, что она просто это проигнорировала. Мне опять пришел счет на триста долларов. 
    – Да что она у тебя, совсем с ума сошла? И чего ей почты не хватает?
    – Говорит, что должна слушать его голос. Но не в этом дело Мало того, что она на меня плюет, но я не могу больше оплачивать эти счета! Просто не могу...
    Регина была готова заплакать, однако, совершив некоторое усилие, собралась с мыслями.
    – Я пригрозила ей в прошлый раз, что если это повториться, то я ее выпорю. И мне надо это сделать.
    – Ну да, – сказал я, откладывая в сторону нож, которым намазывал
варенье. Я и сам был шокирован безобразным поведением Риммы, и наказание не казалось мне неоправданным, даже учитывая ее недетский возраст. Как же, все-таки, можно так транжирить чужие деньги, как можно так поступать с собственной матерью? 
    – Федя, – продолжала Регина, – мне нужно, чтоб ты это сделал для меня.
    Я чуть тостом не подавился:
    – О чем ты говоришь? Как это возможно? 
    – Я никогда Римму пальцем не трогала. Я просто не смогу. Да и не справлюсь. Ты должен мне в этом помочь.
    – Но я тут причем? И вообще, она взрослая девушка почти, а я – твой бой-френд. Еще скажут что «sexual abuse».
    – Да? Ты боишься? Ты оставишь меня в такой ситуации? И к кому кроме тебя мне обратиться? 
    На этот аргумент я не нашелся, что возразить.
    На следующий день в условленное время после работы я подъехал к дверям регининого дома. Подходящий ремень я подобрал заранее и принес с собой в пластиковом пакете. 
    Главным чувством, которое я испытывал, была неловкость: что я скажу Римме, как начну? Как она прореагирует в итоге? Смогу ли я продолжать отношения с Региной? 
    Я не говорил Регине ничего о моем интересе к спанкингу, и ей никогда ничего подобного не предлагал. В этом случае я четко решил отрешится от всякого сексуального интереса к происходящему, да и неловкость полностью вытеснила подобные мысли из головы. 
    Регина открыла мне, и мы вместе поднялись в комнату ее дочери на втором этаже, под крышей. Сценарий наказания мы с Региной обговорили заранее. Римма сидела, скрестив ноги по-турецки, на кровати и слушала музыку. 
    – Здравствуйте, Федя, – сказала она, увидев меня. 
    – Римма, – начала Регина, – ты знаешь, что я опять получила телефонный счет?
    – Да, – сказала Римма, потупив взор. 
    – Ты помнишь, что я тебе обещала, если ты будешь продолжать? 
    Римма молчала. 
    – Не вижу другого выхода, как сделать именно это. Федя согласился выпороть тебя по моей просьбе. 
    Римма по прежнему ничего не говорила. 
    – Федя, давай. Я подожду вас внизу, – сказала Регина и направилась к выходу. 
    Тут только до Риммы дошла серьезность происходящего. 
    – Нет, мама, нет! – Вскрикнула она и вскочила с кровати. Однако Регина уже скрылась за дверью. Она уговорила меня специально, что не будет присутствовать при наказании, чтоб не было соблазна поддаться на мольбы дочери. 
    Я подошел к двери и запер ее на задвижку. Римма стояла напротив меня. Был конец мая, на ней были футболка с ярким рисунком и симпатичные джинсовые шортики чуть выше колен. Я достал из пакета ремень. Это был мой любимый брючный ремень – итальянский, из настоящей, хорошо выделанной лакированной кожи, очень гибкий, но довольно тяжелый. 
    – Нет! – Опять вскрикнула Римма. 
    – Нет смысла спорить. Ты заслужила наказание и сама это знаешь, – начал я заготовленное вступление. – Пожалуй на кровать. 
    – Нет, не надо... – Римма начала испуганно всхлипывать. 
    – Ты получишь двенадцать ударов. Но я начну считать только после того, как ты ляжешь. Все, что придется до того, будет сверх нормы. 
    – Не надо, пожалуйста, не надо... – бормотала она с трудом, сквозь всхлипывания. 
    – Ну, ладно же!..
    Я схватил Римму за руку и резко развернул к себе боком. Резким взмахом правой руки я хлестнул ее по талии, чуть выше попы, там, где кончались шортики. Она громко вскрикнула. Я отпустил ее, и она отбежала от меня в угол комнаты, прижавшись спиной к стене. 
    – Не поможет. Подойди сюда, снимай шорты и ложись. Иначе прибавлю сверх нормы. 
    Я подошел к ней, все еще испуганно жмущейся в углу, и повторил то же движение: выдернул ее за руку из угла и с силой хлестнул по талии. Удар вышел с оттяжкой и, наверное, ожег ее, как огонь. Римма вскрикнула и дернулась всем телом. После этого она больше не сопротивлялась и, направляемая мной, отправилась к кровати, где стала стягивать с себя тугие шортики. 
    – Сюда, – подтолкнул я ее, когда она закончила, и уложил ее бедрами на кромку, так, что животом она лежала на кровати, а коленями стояла на полу. Сам я сел рядом слева от нее и придерживал левой рукой за спину. В правой руке я держал сложенный вдвое ремень. – Ну, что ж, начнем, – сказал я и спустил ее белые трусики ниже попки. 
    Очень беленькая и скромная девичья попка округло выступала над ребром матраса, футболка несколько сбилась, и чуть выше попки виднелись два розовых следа от моего ремня. Странно, но я испытывал в этот момент не сексуальное возбуждение – даже такое, которое бывает при просмотре подобных сцен в порнофильмах, – а, по прежнему, скорее сосредоточенность («Как бы сделать все правильно?») и неловкость(«Господи, как это нелепо!»). 
    Наклонившись над попкой, я с силой хлестнул поперек нее. Удар сложенного вдвое ремня пришелся как раз посередине, и алые полосы практически равной величины вспыхнули на обеих половинках. «Один», – сказал я. К моему облегчению, Римма не стала вырываться или громко кричать, а только вздрогнула всем телом и всхлипнула. 
    Я продолжал с равномерным ритмом хлестать подставленную попу. Очень быстро она вся стала пунцовой и налитой, как помидор. Следы нескольких ударов – наверное, тех, которые получились сильнее остальных, – выделялись на этом фоне темно-бордовым цветом. Удивленно я отметил, что это несколько контрастирует со светлыми розовыми следами, которые оставил мой ремень на римминой талии. Несколько раз она пыталась перевернуться или прикрыть попу руками, но я говорил ей, что сейчас начну счет сначала, и она сама возвращалась в прежнее положение. 
    – Двенадцать, – сказал я с облегчением. Римма сделала попытку встать, однако я удержал ее на месте. 
    – Подожди. Обещай, что никогда больше не будешь пользоваться телефоном без маминого разрешения. 
    – О-o-обещаю... – Римма всхлипывала без слез. 
    – Обещай, что никогда не будешь без спросу пользоваться тем, что не твое, и тратить то, что не заработала. 
    – Обещаю.... Никогда...
    – Теперь иди. 
    Римма довольно медленно натянула трусики, шорты и поковыляла вниз. Я остался на месте. Пусть там Регина сама с ней разбирается. Когда я наконец спустился, Римма уже плакала настоящими крупными слезами в объятиях Регины, которая ее успокаивающе гладила. Я молча ушел. 

    Мои отношения и с Региной и с Риммой продолжались, как ни в чем не бывало. Регина сказала мне, что они с Риммой помирились в тот же день и не вспоминают о происшедшем наказании. Счета за междугородние звонки тоже прекратились. В общем – хеппи-энд. Я по прежнему бывал у Регины в доме, и Римма здоровалась со мной вполне приветливо и болтала на разные темы.
    Странная вещь произошла со мной. В момент наказания Риммы я не испытывал ни малейшего удовольствия и был рад, когда все закончилось. Однако после наказания воспоминания о нем стали будоражить меня, вызывая неприличные мысли. Образ покрасневшей попки время от времени вставал перед глазами, иногда в самые неподходящие моменты. Бывая у Регины, я украдкой бросал взгляды на риммочкину попку, пытаясь представить, как выглядели и как долго продержались на ней следы ремня. Даже видя на улице одетую в шорты девочку римминого возраста, я теперь пытался представить, получает она дома ремня или нет. Все эти мысли возбуждали меня, так что наша с Региной интимная жизнь получила новый заряд энергии. 
    Прошло несколько недель. На дворе уже вовсю начиналось лето. Регина уехала на несколько дней в командировку, когда мне на работу позвонила Римма: 
    – Федя, Вы отвезете меня сегодня на рисование?
    Регина и раньше обращалась ко мне с подобными просьбами. В Америке с общественным транспортом во многих местах туго, и приходится родителям служить персональными шоферами у разъезжающих по различным «активностям» чад. В этот раз Регина забыла, наверное, предупредить меня заранее, однако я, конечно, согласился. 
    Мы с Риммой подрулили к лютеранской церкви, в подвале которой происходили их занятия, и я остановился у задней двери. Парковка однако была совершенно пуста. 
    – Похоже, сегодня нет занятий, – сказал я. 
    – Да, Федя, класс уже закрылся на лето. 
    – Кого ж черта ты меня сюда дернула? 
    – А вот… – сказала Римма, и вдруг наклонилась надо мной, привстав с пассажирского сиденья, и влепила мне долгий поцелуй прямо в губы. Я опешил и не сделал никакого движения, а она, обнимая меня за шею левой рукой, правой вытащила ключ зажигания и спрятала себе в карман. Наконец я собрался с мыслями и оттолкнул ее назад на сиденье. 
    – Ты что, рехнулась?!
    – Нет, Федя, милый. Я хочу чтоб ты меня ВЗЯЛ.
    – Совсем с ума сошла...
    – Послушай, Федя, все равно это должно случиться. У нас в классе уже почти все девочки это делают. Я хочу, чтоб это был ты.
    – Что за глупости, – сказал я, понемногу приходя в себя от неожиданности. – Почему я? А этот твой … калифорниец? 
    – Федя, неужели ты не понимаешь? Мальчишки моего возраста – они же ничего не умеют. В лучшем случае просто выйдет ерунда, а в худшем – я забеременею. А Бобби…Особенно Бобби – он такой ягненок. Мы встретимся через месяц, у него никого не было. Я хочу ему принадлежать, но чтоб все было хорошо, красиво... ты понимаешь? 
    «Не могла найти бой-френда с человеческим именем», – подумал я про себя. – «Tоже мне Бобик, Шарик…» 
    – Ну, а я тут причем? Во-первых мне, это не надо. Во-вторых...
    – Во-вторых, ты бой-френд моей мамы, – быстро закончила она за меня. – Ну, и представь, что с ней будет, если ты этого не сделаешь, и я залечу с Бобби. А кроме того... я давно о тебе мечтаю. Ты мне так нравишься. 
    Она опять повисла у меня на шее. 
    – Отстань, отдай мне ключ. – Я опять отстранил ее. 
    – А если так? – ловким движением она через голову стянула футболку. Лифчика на ней не было. 
    Чертовка, все у нее продуманно. Солнце игриво просвечивало через листья деревьев, обрамлявших пустую церковную парковку, и солнечные блики играли на римминой белой коже. Прямо перед лобовым стеклом огромный куст азалии ронял на землю ярко-розовые цветы. Тугие девичьи груди острыми конусами смотрели прямо на меня. Непроизвольно я протянул руку и коснулся соска, но тут же отдернул. 
    – Отстань же, оденься! Распущенная девчонка, мало я тебя порол!
    – Ну, и выпори, - тихо сказала она. - Но только после того, как возьмешь меня. 
    Доводы здравого смысла – «сожительство с несовершеннолетней - уголовное преступление», «она вполне может проболтаться», «как я посмотрю в глаза Регине» и тому подобное – отступили под напором волны гормонов. 
    – Хорошо, – сказал я несколько хрипло, – раз ты настаиваешь, я тебя сделаю женщиной. Все равно каких-нибудь глупостей наделаешь. Только учти, после этого выпорю, да посерьезней, чем в прошлый раз.
    – Да! – она прижалась ко мне, щекоча своими голыми сосками.
    – Не здесь! Отдай мне ключи и надень футболку. Поедем ко мне.

    Как проходило дело у меня в первый раз описывать не буду, но, в общем, ощущение можно описать: «выполнили программу». Говорят, некоторые обожают лишать девочек невинности и даже готовы за это огромные деньги платить, но я в самом процессе не нахожу ничего привлекательного. Другое дело – когда с такой девочкой, от которой без ума, но к случаю с Риммой это было неприменимо: она мне в тот момент нравилась, только и всего.
    Когда, отвезя ее домой, я возвращался к себе, в голове моей крутились, в основном, мысли наподобие: «зачем?» и «черт меня дернул!». Однако я обещал Римме еще пару свиданий, «уроков» так сказать, и... с нами произошло чудо. Нам уже ничто не мешало, мы не связанны были никакими узами, мы просто отдались ощущению тел друг друга. Я смело экспериментировал с ней, искал с ней позы, которые ей бы понравились, чутко следил за тем, что она чувствует и ощущает, и сам получал от этого острое удовольствие. В итоге я на самом деле влюбился в Риммочку, точнее как бы перенес на нее любовь к ее матери. Я любил и восхищался Региной и находил ее красавицей, но две вещи мне подспудно мешали: то, что она была старше меня, а потому я несколько стеснялся быть ее любовником, и то, что она была «главнее меня»: опытнее, образованнее, квалифицированнее, и потому я не чувствовал себя лидером, каким привык быть в отношениях. У Риммочки было то, чего Регине не хватало: молодость и глупость. Ну, и красота, свежесть, задор. Правда, мне с ней практически не о чем было говорить, кроме секса, ведь она не только была из другого поколения, но и выросла в другой стране, однако мне хватало пока воспоминаний об интеллектуальном общении с Региной. 
    Между тем, моя медовая неделя с Риммочкой подходила к концу. Регина должна была вернуться из командировки, а еще через неделю Риммочка уезжала в Калифорнию встретиться со своим Бобби. Она, кстати, много говорила мне о нем и совсем не забывала о своей любви к нему. Она также написала ему о моем существовании и он, похоже, не высказал никаких возражений. В общем, две эти вещи – любовь к Бобби и секс и дружба со мной – совершенно не пересекались в ее сознании. Итак, приближалось наше последнее свидание. Мы уговорились после этого не продолжать интимных отношений ни в каком виде и ни под каким предлогом. 
    – Ты не забыла, что я еще должен буду тебя выпороть? – спросил я Риммочку, договариваясь о времени последней встречи.
    – Да? – она выказала явное удивление. – Я считала, что ты передумал. 
    Я действительно изменил свои первоначальные планы. Если вначале я был на Римму сердит и хотел наказать ее, как дрянную девчонку, то теперь я к ней относился тепло, и скорее хотел получить немножко «странного удовольствия» сам. Так я ей и сказал:
    – Нет, не передумал, это будет твоей платой за «обучение». За то, что ты меня «построила». 
    – И мне будет больно? 
    – Да, но я тебя пожалею. 
    – Ну хорошо, – вдруг согласилась Риммочка, – только давай, чтоб никаких следов. Вдруг мама заметит или кто-нибудь еще.
    – Бобби? Ты ему об этом не скажешь? 
    – Нет, об этом – не скажу. Подумает, что меня наказывали как маленькую девочку. Или, наоборот, подумает, что я совсем шальная. Нет. 
    – Ну ладно, не будет. 
    После того, как мы расстались, я задумался о том, как избежать следов, и тут ко мне пришла неплохая идея. Давно уже я думал купить что-нибудь специальное для спанкинга. Почему бы не сделать это сейчас и не купить мягкий флоггер. До того, если мне приходилось такими вещами заниматься, я орудовал домашними приспособлениями: рукой, брючным ремнем, прутиком, в конце концов, но от них следы какие-то оставались. От флоггера же, как я слышал, следов не должно быть.
    Не откладывая дела в долгий ящик, я решил отправиться в магазин. Как раз на память мне пришел один – недалеко от моей работы на Манхеттене. Иногда, проезжая в тех местах, я обращал внимание на его вывеску: «Эротический Замок. Кожаные товары.» Я выскочил туда в обед. «Замок» находился в довольно приличном районе дорогих баров, в которых оттягиваются после трудового дня нью-йоркские труженики финансов. Он и располагался над одним из баров, на втором этаже. Поднявшись по лестнице, я вошел в довольно неплохо оформленное помещение: по стенам висели цепи с кандалами, плакаты с женщинами в кожаных костюмах с хлыстами, играла подходящая к случаю рок-музыка. Поскольку время было дневное, я был единственным посетителем, и встретила меня довольно полная девица-продавщица, одетая в кожу и со множеством колец в носу. Ассортимент однако меня несколько разочаровал: там было дикое количество высоких кожаных сапог, кожаных шоферских фуражек, кожаных трусиков и так далее, но – всего один стеллаж приспособлений для битья. Еще в этом магазине был огромный ассортимент искусственных членов: односторонние, пристегивающиеся на колено, двусторонние, резиновые, деревянные, электрифицированные и т.д. Вероятно, основной клиентурой «замка» были лесбиянки. 
    Я стал перебирать флоггеры. В русской литературе это приспособление почему-то иногда называют плеткой, однако на самом деле плетка должна быть сплетена, не так ли? – а во флоггере все концы просто болтаются отдельно. Английскую «кошку с девятью хвостами» еще можно с натяжкой назвать плеткой, ведь каждый хвост – это сплетенная веревка, но кожаный flogger? – нет уж, увольте, я буду называть его «флоггер». Устройство всех было одинаково: на деревянной или пластиковой ручке размером несколько больше ладони закреплено множество узких хвостов. Отличался товар только длинною хвостов и их материалом: кроличий мех (чистая игрушка), резиновые проводки, различные виды кожи, веревочки. Продавщица настоятельно рекомендовала мне «конский хвост» из тонких резинок, но мне он показался слишком «ненастоящим». Я почти остановился на хлысте из замши, но не мог пока решиться, когда к нам подрулил хозяин: дородный мужчина в полной форме байкера – куртке с заклепками, крагах и так далее. 
    – Я знаю, парень, что тебе надо. Вот последний экземпляр, отдаем со скидкой, – он нашел на полке хлыст из тонких ремешков, по выделке напоминающих те, из которых делают ремешки для дамских часов. 
    – Понюхай как пахнет, не то что эта твоя замша.
    Запах, действительно, мне понравился – настоящая кожа. Тонкие ремешки издавали мелодичный свист.
    – А следы от него быстро проходят? 
    – Конечно. Никаких следов на следующий день не будет. А вот – тебе наверное пригодится: полный набор для фиксации. Нейлоновый, но зато какая цена: отдам вместе с хлыстом за шестьдесят баксов.
    Набор я вообще-то покупать не планировал, но цена была действительно бросовая, так что я все это и купил. 

    На следующий день Риммочка пришла ко мне домой в последний раз. 
Я показал ей приобретенные игрушки, на которые она смотрела с любопытством и некоторой опаской. 
    – Ну, видишь, это не для маленьких девочек, скорее для совсем шальных, – сострил я. – Однако ты будешь меня слушаться как маленькая девочка, не то получишь дополнительную порцию. 
    – Да. 
    – А ну, раздевайся быстро. Одна минута. За каждую дополнительную секунду – дополнительный удар. 
    Поигрывая флоггером, я смотрел, как она торопливо раздевается. На лице ее по-прежнему были написаны любопытство и страх. Вот она уже стоит перед моей кроватью голенькая, юная и беззащитная, ее белые щечки раскраснелись от смущения. Я помог ей стать на колени на кровать, у самого края, положив голову вниз – на сложенные руки. 
    После этого я медленно разделся, не отрывая глаз от риммочкиной возвышающейся попочки, и стал сзади с флоггером. 
    – Небольшая разминка, – я начал поглаживать концами ее попочку, спинку и бока, время от времени ударяя слегка по натянутой коже попочки. Сначала совсем шутя, потом чуть сильнее. Риммочка явственно постанывала от удовольствия. Попочка чуть-чуть раскраснелась. Отложив флоггер и пристроившись сзади, я со вкусом вошел в Риммочу – она издала радостный вскрик и кончила почти сразу же, а потом еще раз. Когда я закончил, она обессилено растянулась на кровати, а я прилег рядом, полный «блаженства и неги».
    – Как хорошо. Почему от этого так хорошо? – шептала она.
    – Не знаю. Какая разница. Однако это было еще не наказание. Погоди.
    Мы немножко отдохнули и перешли к основному блюду: я закрепил на руках и щиколотках Риммочки ярко-розовые манжеты из нейлоновых строп, купленные у «байкера». На каждой был блестящий никелированный карабин, так что, когда я скрепил их попарно, руки и ноги Риммочки оказались связанными. Оставшимися длинными стропами из набора я притянул их к спинкам кровати. Растянутая так, она выглядела особенно соблазнительно. 
    – Пятьдесят ударов, – сказал я и, размахнувшись, нанес первый удар.
    – Один.
    – Ауч! Больно, – вскрикнула Риммочка.
    При этой порке она вела себя совсем не так, как при настоящем наказании ремнем. Тогда она всхлипывала без слез и лежала почти спокойно, а сейчас громко вскрикивала после каждого удара: «Ой!»… «Ай!»… «Ауч!»… – и рвалась в своих путах.
    Я размеренно считал удары, хлестая ее, не сдерживая руки. Попка сначала покрылась розовым цветом в центре, потом он распространился на всю ее поверхность, и, наконец, она стала пунцовой и налитой – почти как в первый раз. Никаких полос при этом на ней не было. Равномерный яркий цвет попы теперь гармонировал с цветом нейлоновых строп (не в этом ли была задумка их «дизайнера»?). 
    Как только я закончил порку и стал высвобождать Риммочку, она залилась слезами, всхлипывая и вздрагивая плечами. 
    – Что, больно было? – спросил я. 
    – Очень! – ответила она, но ту же принялась меня целовать весьма игриво.
    Прошло порядочно времени, мы насытились друг другом и начали собираться – Риммочке пора было домой. Я внимательно исследовал ее попочку и пришел к выводу, что байкер меня несколько обманул: краснота уже спала, никаких полосок, вроде бы, не осталось, однако в самой середине попочки, попадая на обе половинки, образовался отливающий разными цветами радуги синяк. Впрочем, он имел скорее «спортивный», чем садистский вид, так что Риммочка не расстроилась: «Скажу что с велосипеда упала». Вероятно, этот синяк прошел через несколько дней. 
    Итак, она чмокнула меня в щечку и ускользнула. 

    Ну, вот и конец этой странной истории. Мы с Риммочкой держали свое слово, и никто никогда не узнал о наших «уроках». Римма встретилась с Бобби, и они дружили еще несколько лет, вплоть до выпуска из школы. Я потом видел этого Бобби: симпатичный паренек, при том Риммочка им командовала и держала его на коротком поводке. Он, конечно, не подозревал, что я и был тем «взрослым другом», о котором ему Риммочка писала. С Региной мы встречались еще полгода. Мне, почему-то, абсолютно не было стыдно смотреть ей в глаза, как я поначалу опасался, однако наши отношения несколько изменились. Все чаще я обращался с ней не как с «королевой», а как с «принцессой», забывая в душе, кто передо мной, она или ее дочь. В итоге наш роман сам собою перегорел. Я по прежнему в дружеских отношениях с обеими женщинами. Мне очень любопытно узнать, стала ли Римма садомазохисткой, или наше последнее свидание было для нее лишь эпизодом, – однако не спрашиваю. Уговор есть уговор, на эти темы мы с ней не говорим. 
    Этим летом она выходит замуж, и я приглашен на свадьбу.