Fedya
ГРИНВИЧ-ВИЛЛИДЖ
Мой приятель Генри получил степень
магистра английского языка в Корнельском
университете. Мы и познакомились благодаря его «профессии»: компания, где я работал, тогда оплачивала
обучение, и я записался на курсы, где он подрабатывал учителем по устранению иностранного акцента. Акцента моего он, однако, не устранил: уж такой у меня недостаток –
слон на ухо наступил; словарный запас в английском –
огромный, и язык хорошо подвешен а произношение – южнорусское, что ты не делай.
Однако с Генри мы нашли много общих интересов и подружились.
Конечно, английский язык в Америке –
не профессия (ведь как не удивляет это многих, американцы сносно объясняются на нем с младенчества) и Генри, как я слышал, открыл сувенирный магазин – типичная судьба «лингвистов», –
кажется его родители ему помогли с капиталом. При этом основное дело его жизни в том, что он работает над романом, –
впрочем, все неудавшиеся лингвисты так говорят.
Несколько лет назад я переехал в Бостон, но мы поддерживали связь. В этот раз, приехав в Нью-Йорк, я решил Генри навестить. Мы договорились встретиться в субботу утром в его магазине. Адрес –
Гринвич-Виллидж, один из самых модных и богатых городских районов Америки: на оконечности остова Манхеттен, недалеко от делового центра, однако улочки зеленые, и дома красного кирпича выглядят новыми и не заслоняют небо.
Каждая квартира в таких домах стоит никак не меньше нескольких миллионов. Сам магазин был расположен на одной из престижных торговых улочек и впечатлял современным оформлением как снаружи, так и внутри – огромная витрина во всю стену, полы на нескольких уровнях с лесенками между ними, всякие диковины, расположенные в причудливых шкафах,
блеск стекла, хрома и никеля. Квартирка Генри, прямо за магазином, была маленькая, но очень уютная и тоже в современном стиле: открытый план с раздвигающимися стенками, несимметричная авангардистская мебель. Мы выпили кофе, поболтали о том о сем.
– Ну, а теперь я покажу тебе, как я работаю. Может, увидим что-нибудь интересное. –
Мы спустились в магазин, который только что открылся; две миловидные продавщицы показывали покупательницам безделушки (безумно дорогие, как и все в Гринвич-Виллидж). Это было время между Днем Благодарения и Рождеством, самый оживленный сезон покупок, и посетителей было достаточно много,
точнее, в основном – посетительниц, типичных «дам»: отлично ухоженных, наманикюренных, в одежде, напоминающей последний показ мод. Должен заметить, что и молодые, и средних лет –
были в отличной спортивной форме: теннис, массаж и диета дают,
как правило, хорошие результаты. Показав мне свои «сокровища пещеры Али-Бабы», Генри повел меня в подсобное помещение, усадил в мягкое кожаное кресло, сам сел в такое же и, щелкнув
какой-то кнопкой, включил шесть телеэкранов,
занимавших всю стенку перед креслами.
– А сейчас начинается рыбалка. Я почему-то уверен, что сегодня кто-нибудь попадется, –
довольно сказал он.
– О чем ты?
– Подожди, может, скоро увидишь. Пока расскажи мне, как у тебя дела?
Он смешал нам по джину с тоником и опять уселся в кресло.
Мы продолжали болтать об общих знакомых,
а между тем он не отрывал глаз от экранов.
На них была внутренность магазина с разных точек зрения – «секьюрити камеры», понял я.
Многовато для такой маленькой лавочки.
– Ага! Клюет! – Вскричал вдруг Генри и указал мне на
экран.
Я увидел, как покупательница, воровато оглянувшись, берет со столика, стоящего в закутке, какую-то маленькую блестящую
штучку и засовывает себе в сумочку.
– Сейчас нужно проследить ее до выхода, –
сказал Генри и прильнул к экрану.
– Как ты ее углядел?
– А эти хрустальные фрукты всегда привлекают таких кукушек – очень симпатичные, однако цена – 40 долларов штучка –
ни с чем не сообразна и вызывает соблазн «устроить собственную распродажу», –
сказал Генри, не отрываясь от экрана. – Ага, пошла к выходу. Мимо кассы разумеется, – Генри нажал кнопку звонка и стремглав рванул к двери. Я ринулся за ним.
В магазине мы увидели, как вынырнувший из подсобки охранник загораживает даме выход из коридора, ведущего наружу из магазина, а она возмущенно что-то ему говорит. Генри тут же подскочил к ней и
преградил путь к отступлению обратно в магазин.
– Мадам, я хозяин этой лавки. Не беспокойтесь, сейчас мы разъясним это недоразумение. Пожалуйста, пройдемте ко мне в кабинет.
Озабоченно оглядываясь на остальных покупательниц, начавших бросать
в нашу сторону любопытные взгляды, женщина безропотно последовала за Генри.
Я замыкал шествие. Покупательница была очень эффектна – стройная, длинноногая,
с длинными каштановыми волосами и тонкими чертами лица. Модно и дорого одетая и накрашенная. На вид ей было лет
двадцать пять, хотя в реальности, наверное за 30, подумал я.
– Садитесь, пожалуйста, – сказал Генри, показывая ей на кресло перед экранами. –
Сейчас посмотрим, что у нас произошло.
Посетительница послушно села, и ее возмущенная реплика прервалась на полуслове, когда,
нажав на кнопку, Генри показал ей уже известную мне сцену кражи.
– Я просто забыла, я собиралась сейчас же заплатить, – сказала она уже извиняющимся тоном.
– А сейчас мы это увидим, – Генри нажал другую кнопку и
включил звук; на экране появились выходящая покупательница и охранник:
«Все в порядке, мадам? Вы ничего не забыли?». «Я уже закончила. Прощайте».
– Ну, вот, – сказал Генри, – доказательства преступления налицо. Кража –
«шоп-лифтинг».
– Как вы смеете! Вы знаете, какой у нашей семьи доход! Я просто забыла!
– А вы знаете, сколько тысяч в год теряет наш магазин из-за такой забывчивости! – вдруг заорал на посетительницу мягкий и вежливый до того Генри. – Расскажете эту историю судье!
Я оторопело смотрел на всю эту сцену. «Точно как в спанкофильских рассказах», –
подумал я.
Как бы в подтверждение моих слов Генри повернулся ко мне и подмигнул. Дело в том, что
он разделял мое увлечение флагелляцией, и в прошлом
мы ходили иногда вместе на «встречи» соответствующей направленности.
Между тем, Генри уже вытребовал у покупательницы удостоверение личности и что-то вводил в компьютер. Она потерянно сидела, глубоко вжавшись в кресло, и просила его жалобным голосом:
– Я не хочу, чтоб вмешивалась полиция. Пожалуйста! Позвольте мне заплатить Вам неустойку.
– Ага, разумеется! Вот, нашел Вас. Ваш муж – вице-президент известного инвестиционного фонда. А Вы выступали на Бродвее. В кордебалете, разумеется. Мой знакомый журналист светской хроники будет рад узнать об этой истории.
– Нет! Только не сообщайте в газеты! Это разрушит всю мою жизнь! Неужели мы не можем уладить это дело?
– Ты думаешь отделаться так просто! –
Навис Генри над прелестной правонарушительницей. – А о чем ты
думала раньше? Думала, вам, «элите», все с рук сходит. Так вот, я на вас всех плевал! Я отучу тебя от воровства. Ты не только заплатишь мне неустойку в десятикратном размере украденной вещи, но я
еще и выпорю тебя! Так мы это дело и уладим.
– Как это – «выпорю»?! – пролепетала совсем сконфуженная женщина.
– А так и выпорю – по голому заду, настоящим образом. Так, чтобы с трудом
сидела после этого. А если не хочешь – что ж, пожалуйста,
вызываем полицию. Если у тебя не было прошлых правонарушений, отделаешься «общественными работами» –
использованные шприцы в Централ-парке собирать будешь.
– Нет, прошу Вас, не надо. Это попадет в газеты, у мужа будут неприятности, он бросит меня. Пожалуйста не надо...
– Тогда, пожалуйте, сюда – для порки, Эмми, – сказал Генри подчеркнуто вежливо. И указал на дверь в свою квартирку.
– Пошли Тэд, полюбуешься, –
добавил он, обернувшись ко мне.
Симпатичная Эмми, как, оказывается, звали его покупательницу, поплелась,
еле поднимая ноги, в гостиную Генри. Солнечные лучи падали в скошенное окно в потолке, белая современная мебель и авангардистские вазы как нельзя
более гармонировали с ярким, радостным светом субботнего ура.
Генри выдвинул на середину комнаты
обитую кожей скамейку с никелированными ножками, с виду –
стандартный аксессуар гринвич-вилиджского интерьера для качания пресса.
– Раздевайся, дорогая Эмми: сейчас ты почувствуешь, как нехорошо воровать. –
Генри достал из угла и положил на скамейку стек для верховой езды – такой же белый и изящный, как и вся его обстановка.
Увидев тонкий и гибкий стек, Эмми просто видимо задрожала:
– Простите меня, пожалуйста! Позвольте мне просто заплатить Вам!
– Нет, уж! а за эти отговорки получишь дополнительно. Раздевайся немедленно догола! –
Прикрикнул на нее Генри.
Не возражая более, Эмми начала стаскивать с себя одежду. Ее стройные длинные ноги, несомненно, были достойным украшением кордебалета до того, как ее умыкнул этот ее финансист, подумал я. Грудь и попка тоже не подкачали, их выделяющиеся белизной на слегка загорелой коже округлости были налиты, как спелые фрукты.
Слегка подталкивая к скамейке, Генри уложил ее и
притянул талию, лодыжки и запястья спрятанными до поры под поверхностью ремнями. Дальнейшая сцена оправдала самые мои смелые ожидания: стек Генри раз за разом опускался со свистом на вздрагивающую тугую попку, Эмми вскрикивала при каждом ударе, металась, ее роскошная каштановая грива растрепалась и развивалась в воздухе. Труднее всего мне было осознать реальность происходящего, мне казалось, что я попал внутрь популярного комикса. Попка, между тем,
покрылась эстетичным узором перекрещивающихся розовых полос, Эмми рыдала в голос, и слезы капали на кожаную поверхность скамейки, разбиваясь мелкими бисерными брызгами. Мне стало жалко бедую девочку, впрочем Генри как раз прекратил наказание и уже отстегивал пряжки ремней.
– Ну, все, Эмми. Можешь привести себя в порядок. Ванная наверху.
Схватив свою одежду в охапку, Эмми стремглав побежала по лестнице на второй уровень квартиры. Я, с сожалением, что все уже кончилось, проводил глазами ее мелькающие полосатые ягодицы.
Через некоторое время, уже причесанная, накрашенная и выглядящая как ни в чем не бывало, Эмми выходила из магазина. Мы с Генри бросили последний взгляд на ее корму на экранах его секьюрити камер.
– Неплохой бизнес, и приятный, – сказал Генри, пряча полученный от Эмми чек в ящик.
– Ну, ты даешь, старина! – только и смог промолвить я. – Однако не распугаешь ли ты местных посетительниц таким обращением?
– Ну, что ты! Рекомендуют меня друг другу, многие по несколько раз в месяц приходят.
– ?!... Не хочешь ли ты сказать, что Эмми приходила сюда за ЭТИМ?
– Эмми – не знаю, – пожал плечами
Генри, – она здесь была впервые.