КЭРРИ


    Кэрри подняла жалюзи и сквозь москитную сетку жадно вдохнула принесенное муссоном дуновение прерии… Слегка подпорченное, правда, навязчиво вклинивавшимся ароматом столь уважаемых дедушкой Стивеном натуралистических удобрений.
    Но тем не менее, если закрыть глаза, легко удавалось ощутить чарующий дух чапыжника, вообразить неистовый бег не укрощенной еще кобылицы; наполняющий восхитительным нетерпением, словно пение бесконечно опускающейся розги, посвист ветра в ушах и дробный ритм сливающихся в гармоничное созвучие ударов копыт – ее самой и преследователя; и летящая за плечами грива… и сладостно-томительное ожидание момента, когда ловко пущенное лассо захлестнет и повалит… и наступившую тишину перечеркнет неумолимый гортанный отклик взметнувшегося хлыста… чтобы горячей волной отозваться в ее обожженном его страстным прикосновением крупе…
    Четвертую неделю… на ранчо у дедушки… без партнера… без порки и без секса… Теперь Кэрри уже не уверена была, что бы она предпочла, доведись ей выбрать лишь одно. Привычные представления ломались. А ведь предупреждали умные люди, что ломка будет… Но кто ж знал, что так скоро?!
    Тема подстерегала в каждом углу… куда так хотелось отправиться с виноватым видом. И в каждом элементе обстановки немудреного дедовского обихода, будь то брошенные в давно пустующих денниках полуистлевшие вожжи или купленный в ближайшем супермаркете модерновый ершик для мытья бутылок из-под виски, с такой заманчиво длинной гибкой ручкой…
    Кэрри тряхнула головой и отошла к бару, чтобы смешать коктейль – текила с бренди будет самое то… А интересно все-таки, тот ершик… у него еще петелечка на конце ручки…
    Отбросив соломинку, Кэрри судорожно глотнула прямо из высокого бокала… Где-то она слышала, что селф – моветон, и переступить чрез подсознательно усвоенные представления о высоком не могла. Но этот ершик…
    И вот та брошенная возле кресла-качалки москитобойка…
    Это невыносимо! Кэрри в изнеможении подняла исстрадавшийся взор к потолку, с которого свешивалась плеть (ПЛЕТЬ!!!) разросшегося до беспредела плюща. А ведь, наверно, его стебель прочен и эластичен…
    Зеленая ветвь с редкими листьями чуть покачивалась над головой девушки, словно намекая на что-то… Кэрри опустила бокал на барную стойку и, воровато оглянувшись (хотя знала, что дедушка Стивен отдыхает), потянулась к искушавшему ее растению… только потрогать и представить…
    – И-и-и!!! – слабое взвизгивание девушки оборвалось в ту же секунду, когда хищно метнувшаяся вдруг навстречу ее вскинутым рукам и накрепко обвившая запястья лиана дернула с невероятной силой и рывком бросила обмякшее от неожиданности и ужаса тело Кэрри лицом в диванную подушку.
    Обвитая и в правду оказавшимся и эластичным, и прочным стеблем по рукам и свешивающимся на ковер ногам, Кэрри оцепенела в неловкой позе, потрясенно ощущая, как сама собой задирается на поясницу юбка и тесноватые трусики нетерпеливо дергаются, стремясь соскочить с поднятой кверху, благодаря оказавшемуся под животом диванному валику, попе.
    Знакомый скрип выдвигающегося буфетного ящика заставил девушку очнуться и приподнять голову. Из наполовину приоткрытого ящика выскочила большая деревянная ложка, которой дедушка Стивен обычно помешивал свое любимое варенье, и, подлетев к распластанной на диване Кэрри, закачалась перед ее носом. Горделиво продемонстрировав себя, ложка взмыла вверх и через мгновение опустилась на уже освобожденную от всего попу девушки с оглушительным: «Чпок!», сопровождающимся громким: «Ах!», невольно вырвавшимся у не успевшей приготовиться Кэрри.
    «Брежу!» – подумала она обреченно, прислушиваясь к ощущениям на неуклонно теплеющей попе. – «Но не без приятности…»
    Ложка деловито продолжала выдавать свои: «Чпок!», а из ящика меж тем выбралась длинная вилка для барбекю и неторопливо заскользила по направлению к Кэрри и дивану.
    – Вилки… Ой!… не надо! – выкрикнула Кэрри испуганно между двумя приземлениями ложки.
    Вилка поклонилась обиженно и убралась обратно в ящик.
    «Не Дс… Ой!… однако!» – заключила девушка, почти уже приноровившаяся к ритму танцующей на ее попе ложки.
    А перед носом Кэрри возникла всползшая на диван москитобойка.
    «Шлеп!» – издавала она, прикладываясь к уже обработанным ложкой местам. – «Шлеп – шлеп - шлеп!»
    – Ай! – подпевала Кэрри, угадывая за неравномерными прыжками москитобойки незамысловатую мелодию латинос. – Ай… Ой-ей-ей…
    Пнутая изнутри, распахнулась дверца шкафчика, и на свет с достоинством выплыл великолепный ершик, укоризненно покачивая своей петелечкой.
    Москитобойка почтительно уступила вновь прибывшему место воздействия. И неотразимый ершик неторопливо закружил над ним, примериваясь и так, и этак…
    Резкое «Вжик!» оказалось неожиданным, как и вспыхнувшая вслед за ним по диагонали огненная полоса, почти сразу утратившая локализацию, растекаясь и охватывая бесподобным жаром все доступное пространство…
    – А-а-а! – вскрикнула Кэрри восторженно и тут же осеклась; не разбудить бы дедушку – придет и всех разгонит.
    Неутомимый ершик трудился, пока не погнулась навороченная ручка.
    – Разогнись… миленький, – тяжело дыша, попросила его Кэрри, но ершик уже был сломлен окончательно.
    Зато с крючка над раковиной отцепилась разделочная доска…
    «А есть еще выбивалка для ковров… и бельевой шнур… и… да мало ли в хозяйстве пригодных вещей?!» – радовалась девушка, подскакивая под мощными хлопками совка для мусора…

    Первым, что сделала Кэрри, когда вновь смогла сесть за руль, была поездка в супермаркет за новым ершиком. Любовно погладив прохладную ручку с петелечкой, она подумала счастливо и освобожденно: «И ведь никто не скажет, что моветон!»