СУББОТА

    В этот день я просыпаюсь первым. Меня даже не тянет поваляться подольше, и я легко встаю, поцеловав тебя в висок, пока ты сворачиваешься клубочком в опустевшей постели. Жужжит кофемолка, и по квартире разносится запах свежесмолотого кофе. Если уж и это тебя не разбудит – тогда я не знаю...
    На подносе две дымящиеся чашки и два высоких стакана с соком. А ты еще спишь! Я не Станиславский, но – «не верю»! Ну, ладно-ладно... понимаю. Тебе-то это утро сулит далеко не только кофе в постель. «Доброе утро, солнце мое. Пора вставать». Поставив поднос на столик, я целую тебя, глубоко проникая в мягкие губы. Ты приподнимаешься – и в твоих движениях совершенно не заметно заспанности, что еще раз подтверждает мои предположения. Пока мы поочередно прихлебываем то холодный сок, то горячий кофе я треплю тебя за ухом: «Вставайте, графиня, Вас ждут великие дела».
    – Дааа... знаю-знаю, какие такие «дела» меня сейчас дождутся – с вечера замоченные? – Лукаво усмехаясь, тянешь ты.
    – Так ведь суббота, мадам.
    – И кто только эту субботу выдумал! – Возмущаешься ты.
    – Кто, кто – предки выдумали, им и кланяйся. Святой день.
    – Это у кого это он святой? – ты искусно тянешь время.
    – Как это у кого?!! А субботник откуда?
    Но шутки смехом, а я все-таки вытягиваю тебя из постели.
    – Только, чур – в душ вместе! – Кто бы спорил... Рыба, она рыба и есть.
    Ага, а вот провоцировать меня не надо! Время еще не пришло.
    В душ вместе – а вылезать порознь. Пока ты тщательно вытираешься, я приношу из спальни на кухню вазу с торчащими из нее прутиками.
    Ты входишь на кухню. Обнаженная, скромно потупившись. На середине кухни – классическая деревянная скамья, и рядом с ней ваза с розгами. Вздыхаешь.
    – Я готова.
    – Как видишь, я тоже.
    – Только, пожалуйста, не очень... я ведь хорошая девочка, – уговариваешь ты меня, опускаясь на колени.
    – Хорошая, точно. А всю неделю как себя вела?
    – Замечательно! – Возмущенно вскидываешься ты. – Просто как паинька! Как пчёлк-труженик! Да меня, если хочешь знать, вообще пороть не за что!
    Я добросовестно (еще бы!) вспоминаю. Вроде, правда – грехов на тебе как-то не числится...
    – Ну, не за что – вот и замечательно. Сейчас только напомним, как ведет себя хорошая девочка – чтоб еще на недельку хватило. Как ты думаешь, сколько?
    – Нууу... десяточка, наверное, хватит, – задумчиво-просительно произносишь ты.
    – Десяточек... – теперь моя очередь задуматься. – Как-то очень кругло. Юбилейно даже, я бы сказал. Давай дюжину?
    – Ага... – выдыхаешь ты. – Ну, давай.
    Протянув руку, благо ваза недалеко, ты достаешь три прута и протягиваешь мне.
    – Высеки меня, пожалуйста, чтобы я не забывала, как надо себя вести, и всегда-всегда была хорошей девочкой.
    В этот момент, когда тягостные переговоры уже закончены, голос у тебя становится облегченно-звонкий, почти счастливый. Приняв из твоих протянутых ко мне ладоней розги, я помогаю тебе подняться с колен.
    Напутственный поцелуй...
    – Ну, ложись.
    – О-о-а-х! – От первого удара ты охаешь, как будто окунувшись в холодную воду.
    – Больно!! – Это уже третий. Перед вторым ты успеваешь сосредоточиться и перенести его молча.
    – Ну да? – Ехидничаю я. – Только начали, а уже больно?
    – Ааай.
    Пока я перехожу на другую сторону скамьи, ты успеваешь быстро-быстро произнести, как заклинание: "я буду хорошая, (всхлип) я буду слушаться".
    – Это хорошо.
    – Ой!!!
    – Это просто замечательно!
    – Аааай.
    – А вот это – чтобы ты не забыла своих обещаний.
    – Фффффффф..... – шипишь ты, восхитительно дергая ножками. – Забуудешь тут, как же!!!
    – Так на неделю же вперед...
    – Ааау. Ууааау! – И попа крутится. – Ыыыыыы...
    – Ну вот и все, а ты боялась. Даже платье не помялось.
    – Агаааа... – подвываешь ты, – еще было бы, чему мяться...
    М-да. Мятый костюм Евы – это было бы нечто. Хотя выглаживать тебя мне все равно придется. Парадокс?
    Поднимаю свою бедненькую высеченную девочку, сцеловываю слезинки.
    – Ну, вот. А теперь посмакуй. В углу. – Мягко подталкиваю я тебя к месту твоего временного проживания. – А через пять минут – оладьи. С яблоками!
    – Даа... – хнычешь ты из угла, – выдрал, а теперь оладьями подлизываться будешь?
    – Во-первых, мне очень интересно, как это можно «подлизываться оладьями»? А во-вторых... Разговорчики в строю! Точнее – в углу.
    Нет, честное слово, этот колорит добавляет оладьям и вкус и аромат. Ссыпаю со сковородки в тарелку первую порцию, и иду за халатом. Накидываю его на тебя и торжественно вывожу из угла: «Кушать подано, садитесь жрать, пожалуйста».
    Ты аккуратно усаживаешься на деревянный стул. Я улыбаюсь.
    – Ах, ты!.. Всыпал ни в чем не виноватой девушке, да еще издеваешься!!!
    – Не издеваюсь. Извини, но на мягкое тебя посадить не получится – у меня вторая порция оладьев на сковородке.
    – Мммм. Вкусно...
    Пару минут мы уплетаем горячие оладьи с новой порцией свежего кофе. Оладьи тают на глазах. Плохие оладьи – нестойкие.
    Так. Щаас... Снимаю с огня сковородку, сажусь, поглаживаю колени.
    – Можешь пересаживаться на мягкое.
Ты садишься мне на колени, я залезаю под халатик, и сразу же натыкаюсь на край вспухшего рубца.
    – Бедненькая девочка...
    – Даа-а, бедненькая. Сам же отстегал, и сам же жалеет, – мурлычешь ты мне в ухо, прикусывая его мочку.
    – Тебе оладьев мало?
    – Твое счастье, что я свинятину не ем! – Возмущенно отпускаешь ты мое ухо.
    Я приподнимаю тебя, распахиваю свой халат, и усаживаю обратно – не забыв задрать полы твоего халатика. Горячая кожа твоих напоротых ягодиц касается моих бедер, и этот жар как будто перетекает в меня.
    Кажется, постель мы не убирали?