КОЛДУН

ЯБЛОКИ

    В нашем поселке все уже давно попереселялись в квартиры, и никто не знал, почему мужика, снявшего у одной старушки дом, окружённый густым яблоневым садом, прозвали Колдуном. То ли оттуда однажды услышали женский крик, то ли кому-то причудилось что, но после этого дети его пугались и сочиняли про Колдуна страшные сказки. Однако нас, ребятишек, всегда пугали дядькой Максимом – так на самом деле звали Колдуна. Способствовало этому и то, что жил он на горе очень одиноко, и никто не знал, зачем он там поселился и чем занимается. А нам он казался самым настоящим дедом, из-за густой бороды.
    Когда Танюшка перешла в седьмой класс, на горе, как раз возле домика Колдуна построили спортивную школу. А летом на базе этой спортивной школы сделали пионерский лагерь. Уж больно там места красивые – сопка с нетронутым лесом, небольшое озерко.
    Сад у Колдуна был небольшой, но всех окрестных ребятишек он притягивал романтикой спеющих на чужом огороде сладостей. И самые смелые мальчишки доказывали свою смелость именно там, у яблонь самого Колдуна! Руководство лагеря грозило хулиганам самыми страшными карами, вплоть до отчисления, а дядя Максим во всеуслышанье обещал пороть маленьких бандитов. Но вот только поймать никого пока не удавалось.
    Самым отчаянным был Генка Скрипников, учившийся в одном классе с Танюшкой. Он отличался своей отчаянностью, беспардонностью и даже жестокостью. И этим обращал на себя внимание тихой, в общем-то, девочки. А то лето в лагере Танюшка просто в него влюбилась. И он к Тане благоволил – знал, что начнётся школа и будет у кого списывать домашние задания. Но тут на очередную смену пришла Светка. Светка была яркая девочка, и где было Тане – белобрысой, бледной, тихой, робкой – с ней тягаться. Танюшка страшно страдала из-за этого, очень сильно и по-настоящему. И именно поэтому старалась показать себя ему с лучшей стороны.
    Так и получилось, что Танька вызвалась идти в очередной поход в Колдовской сад с Генкой и его другом. Танюшка впервые шла на такое дело и оказалась не готова к тому, что обычный сад в непроглядной тьме станет непонятным и страшным, к тому, что надо быть внимательной, осторожной и быстрой. И, конечно же, она была совершенно не готова к тому, что Колдун появится внезапно, как из-под земли. Таня так напугалась, что не поняла даже, как быстро и незаметно убежали мальчишки. Она так и стояла около яблони, рядом с брошенными мальчишками наливными яблоками. Стояла и смотрела на бородатого Колдуна, подходящего к ней. Белая крыса, сидящая на плече Колдуна глянула на Таню своими красными глазками, и девочку обуял ужас. Ведь именно в крысу – как пугали друг друга дети – Колдун превращал попавших к нему. Страшно....
    Максим понимал, что конечно, не угонится за этой девчонкой. Тонкой, гибкой и чертовски подвижной – как и все они в этом возрасте. Решил и не гнаться.
    Таня с ужасом смотрела на приближающегося Колдуна. Вблизи он оказался не таким старым, как раньше казалось ребятне.
    – Ну, что же ты стоишь? – Вдруг спросил он спокойно. – Заходи. Яблоки все равно еще зеленые, их и рвать-то не стоило. А дома яблочное варенье есть – ты такого не пробовала.
    И, не дожидаясь ответа, повернулся и пошел к дому. Сделав пару шагов, он обернулся, и повторил:
     – Ну, что же ты стоишь? Пойдем.
    Неожиданно девчушка действительно сделала несколько шажков в его сторону, слегка прихрамывая. Максим подождал, пока она подойдет ближе, подумав, что она подвернула ногу, из-за этого и не смогла бежать... Кажется, она даже не заметила, когда он потянулся к ней и взял за руку. Мягко, но решительно. От этого прикосновения она вздрогнула. Но было поздно. Еще два шага, и мы дома. Плотно прикрыв дверь, хозяин кивнул девчонке на диван:
    – Садись. Что с ногой-то?
    Девочка послушно уселась на краешек дивана.
    – Давай ногу, посмотрю.
    Она покорно протянула ножку, которую Максим помял, подергал, и не обнаружил ни вывиха, ни даже растяжения. Значит, убежать просто не успела, а потом решила бедненькой-несчастненькой прикинуться? Ну, ладно...
    – Что же кавалеры твои тебя бросили? – Поинтересовался он зажигая, газ под чайником. – Нехорошо это, не по-товарищески.
    Девчонка вдруг вздрогнула и заплакала:
    – Да и никакие не кавалеры они мне, и пошла с ними первый раз, а они... – Она быстро рассказала всю свою нехитрую историю, не называя, впрочем, имен. «Ведь Генка… Ну, и подумаешь, что он бросил меня. Ну, и я больше не буду его любить! Вот! А вообще-то он двоечник и хулиган!» – думала про себя Танюшка. – «Но все равно, выдавать – нельзя».
    Наверное, выражение лица хозяина дома изменилось, потому, что Танюшка вдруг умолкла и повисла пауза.
    – Ну, грабительница, как ты тут оказалась, я понял. Но почему в такой ненадежной компании, а? Рассказывай все. Ты же, небось, их и спровоцировала, раз они тебя бросили, а? И кто это был? Думаю, не мешает мне пообщаться с их родителями. Да и с твоими заодно...
    Танюшка продолжала молчать, но выражение ее лица стало каким-то обреченным.
    – Дядя Максим... – протянула девчонка, – не надо, пожалуйста, к родителям! Не рассказывайте никому, а?
    – Никому не рассказывать? Хорошо... А ты потом все расскажешь сама – как я тебя вареньем угощал, и назавтра ко мне пол-поселка завалится? А что я обещал сделать с налетчиками, а?! – Рыкнул Колдун.
    – Пороть... – еле слышно прошептала Танюшка.
    – Не слышу!
    – Пороть обещали, – громче, но со слезой в голосе повторила девчушка.
    – Так. Пришли ко мне втроем. От роли заводилы – чтобы можно было наказать тебя за всех – ты отказываешься. Главных ворюг – не называешь. Кого мне пороть?
    Танька, потупившись, молчит...
    – Если я к родителям твоих дружков приду – выпорют их?
    – Наверное… – выдавливает из себя девчонка.
    – А тебя?
    – И меня-а то-оже... – захныкала Танюшка уже испуганно.
    – Ну, хорошо, – предложил суровый хозяин, – давай договариваться так: Ты мне рассказываешь, кто они и откуда, и пусть с ними родители разберутся. А с твоими родителями я встречаться не буду.
    У Танюшки аж слезы на глазах выступили. Ведь и ребят выдавать нельзя, и отвечать за всех – тоже не хочется, несправедливо ведь!
    Вдруг Колдун заговорил.
    – Ладно, я тебя понимаю. Друзей не выдают. Но то, что ты мне попалась, а они нет – это случай. А надо – по справедливости. Значит так. Сегодня пойдешь домой – поздно уже, мама с папой волнуются. Скажи – в гостях у меня была, чай пили. А завтра найдешь своих подельщиков, и расскажешь им, что я тебя накажу. Скажи – если смелые, пусть приходят. Их выдеру покрепче – а тебя пожалею. Согласятся – приходите все вместе. Нет – приходи одна. Высеку – да прощу. А дружков твоих – судьба накажет. Не придешь – жаловаться никому не буду, но вину свою будешь в себе носить всю жизнь.

ПРУТИКИ

    Ранним вечером, когда только начало смеркаться, беленькое Танюшкино платьице вновь мелькнуло у калитки Колдуна.
    – Ну, что же ты одна? – Спросил Максим строго, закрыв за гостьей дверь. – Испугались пацаны? Или решили, что за все должна отвечать ты, потому что ты все это затеяла?
    – Я не могу, не смогла... – прошептала Танюшка.
    – Чего не смогла? – Искренне не понял Максим.
    – Рассказать им. Я ничего не рассказывала, совсем-совсем ничего! И про чай тоже, честное слово! Я сказала, что я спряталась, и Вы меня не увидели, а я потом убежала...
    – Угу. Понятно. А почему не смогла?
    – Мне стыдно было... Я не могу... Вы же их... Вы же пороть будете, а я их зову... – сконфуженно лепетала Танюшка, пряча глаза.
    – Стыдно, значит. Ну–ну, – неопределенным тоном ответил хозяин, покачав головой. – А чего стыдно-то: что тебе их на порку звать надо, или что я тебя саму драть буду, а?
    Танюшка потупилась и покраснела. Она пыталась что-то ответить, но слов не удавалось подобрать – стыд застил разум. Ведь стыдно было всего – и глупого набега, и предстоящего наказания, и жутко стыдно, невозможно – рассказать все как есть пацанам. Когда-то друзья, такие близкие, теперь они стали как будто другими… Как будто Таня враз выросла, а они так и остались малышами.
    – Вот то-то… – Максим как бы догадался о Таниных чувствах, как будто действительно был Колдуном.
    – Ну да ладно, – спокойно, но нахмурившись сказал он. – Ступай к родителям, расскажи им все, пусть сами решают, как с тобой поступить – их же дочь…
    – Нет, дядя Кол… то есть дядя Максим! Пожалуйста, не надо… Я виновата, но я не смогу, и ребятам не смогу, и родителям – тоже! Мне стыдно… Лучше накажите сами, вы же сами говорили: «Пороть буду», ну пожалуйста…
    На глазах у Танюшки заблестели слезинки, в душе теснились и страх, и надежда, и стыд одновременно.
    Хозяин дома некоторое время молча смотрел на девочку тяжелым взглядом. Потом вздохнул, и ей почудилось в его вздохе облегчение.
    – Хорошо.
    Он отвернулся и начал искать что-то в ящике стола темного дерева.
    – Пойдешь к яблоне, – начал Максим, опять поворачиваясь к Тане, – и срежешь с нее три ветки. Скажешь ей, что это не из баловства, а для дела. Скажешь, что этими прутьями тебя наказывать будут, за обиду, которую ты ей вчера сделала, чтобы дала тебе погибче…
    У Танюшки перехватило дыхание, и маковым цветом расцвели щеки, когда она услышала это… А Колдун продолжал спокойно, протягивая девочке перочинный ножик:
    – Во дворе приготовишь прутья – срежешь с веток все листья и сучки, попа, чай, у тебя своя, не казенная. – И добавил после паузы. – Снимай платье…
    Теперь девчушка побледнела, как будто вот-вот лишится чувств. Весь стыд и ужас предстоящего разом обрушились на нее. Но она лишь покорно кивнула, и ухватилась пальчиками за подол платья. К счастью, ничего не надо было ни развязывать, ни расстегивать – простенькое легкое платьишко взлетело над головой. Глаза несчастной девочки, когда она протянула руку за ножом, были полны слез и как будто уже не видели ничего вокруг.
    А Колдун внимательно глядел на свою невольную жертву. Он вдруг понял, что девчушка старше, чем казалась из-за своей тоненькой фигурки. Вот и грудки уже успели набухнуть, и светлая тень от купальника лежит на них. Не девочка, а скорее уже девушка – хотя и в простеньких девчачьих трусиках, белых, без рисунка и отделки.
    Таня выскочила из дома как ошпаренная, и тут только поняла, что толком не успела испугаться. Ладно еще порка – секли ведь и раньше, дома, конечно, папа, а сейчас это уже другое… Но теперь-то надо идти вот так, в одних трусиках через весь сад, яблоня-то та у самого забора! Кто угодно сможет увидеть, светло ведь еще. Да, а потом… потом ведь надо еще прутья приготовить, и это все тоже здесь – во дворе. Танюшка вспыхнула от стыда так, как будто вокруг уже собралась толпа, и все показывают на нее пальцами: «В одних трусиках! Прутья готовит! Сейчас пороть будут! »
    Но делать нечего. Испуганно оглядываясь и обмирая от осознания полной беспомощности, Танюшка поспешила к яблоне.
    – Яблонька, прости меня, – быстро шептала она, срезая подходящие ветки. – Я не из баловства, это хозяин твой велел, – девочка горько, прерывисто вздохнула. – Наказывать меня, за вчерашнее…
    Показалось, или на самом деле заметила какое-то движение в зарослях у забора? Срезая с ветвей листья и сучки, Танюшка повернулась бочком, чтобы хоть как-то прикрыться от возможного взгляда… Торопясь поскорее закончить, чуть не порезалась. Вот, вроде все готово. Теперь к дому, на наказание? Душу заполнили новые страхи, уже более привычные, но все равно иные, чем раньше. По коротенькой тропинке до дома, она то бежала, то замирала на несколько секунд, как наткнувшись на невидимую стену…
    А Колдун, казалось, был совершенно спокоен. Он молча смотрел, как Танюшка вошла в дом, и остановилась на середине комнаты, не зная, что ей делать дальше. Так же молча он протянул руку и принял у девочки яблоневые прутья и ножик. Внимательно осмотрел их, срезал еще несколько небольших сучков, пропущенных Таней. Посмотрел на не выжидающе.
    Девочка как будто очнулась, опять покраснела, но привычным движением стянула трусики до середины бедер. И опять растерялась. Когда ее порол папа, она всегда ложилась к нему на колени. А Колдун просто стоял перед ней. И она стояла перед ним, стыдливо потупившись, прикрывая ладошками то, что и можно только было ими прикрыть. Вдруг Таня подумала – а может, это нельзя? И Максим увидел, как ее руки опустились, открыв его взгляду девичий лобок с пробивающимися светлыми волосиками, еще не скрывающими нежную складку губок. Переставшие быть одеждой, сбившиеся на ногах тряпочкой трусики вдруг стали ощущаться нелепыми. Они как будто даже подчеркивали обнаженность ее тела. Танюшка помедлила еще мгновение и стянула их к полу, перешагнула и отправила трусики к платью, оставшись совершенно голенькой. Она даже испытала какое-то облегчение. Теперь оставалось только ждать.
    – Объяснять я тебе ничего не буду. – Вдруг заговорил Максим, как будто именно этого и ждал. А может и ждал, и она просто поняла его?
    – Наклонись.
    Таня, ничего не понимая, наклонилась, с удивлением глядя на Колдуна – что он еще придумал? Но он вдруг поднял свою руку, быстро положил ее на затылок девочки, пригнул ее еще ниже… И вот она оказалась согнутой, голова зажата между мужских ног, а обнаженная попа выставлена для наказания.
    – Вжжжжж, – не просвистели, а как-то именно прожужжали прутья и впились в бедную Танину задницу, как рой рассерженных пчел.
    Первым, что ощутила Таня, когда розги хлопнули по ее попе, была не боль, а облегчение. Закончилось самое мучительное – ожидание начала порки. Так было для нее всегда, когда ее наказывал папа – страшно было идти за ремнем, нести его терпеливо дожидающемуся отцу, заголять попку. Ждать, когда наказание закончится – гораздо легче. Можно хотя бы кричать, плакать, просить прощения. После второго удара девочка громко застонала, из ее глаз брызнули слезы.
    Максим порол Таню, высоко над головой поднимая пучок прутьев и как-то медленно опуская их на ягодицы девочки. Со стороны показалось бы, что сечет он совсем не больно. Но Танюшкину попу жгло очень даже основательно, она ерзала, зажатая ногами Колдуна, и уже рыдала, громко всхлипывая, и вскрикивала от боли…
    В какой-то момент ей показалось, что порка не закончится никогда, и, ужаснувшись, она начала-таки просить о прощении:
    – Дядя Максим, пожалуйста… Аааааа!!! – Удар прервал девочку, и Таня сорвалась уже на вопль… – Ой, миленький, простииите, пожалуйста…
    На этот раз Колдун дал ей закончить фразу, и только после этого вновь хлестнул по покрасневшей, исполосованной попке.
    – Ооой!!! Не надо больше! Пожалуйста! Я больше не бу-уду… – всхлипывая, молила девочка.
    Максим же, как будто внимательно слушал, то, что она говорит, и только дождавшись заканчивающих фразу подвываний, вновь поднял прутья.
    – Аа-ой!!! Не надо! Миленький! Я больше никогда-а не будуу… ууу…
    Через несколько минут боли, судорожных рывков и плача, Таня почувствовала, что сжимающие ее голову бедра Колдуна разошлись. Подавшись назад, она упала на колени.
    – Простите, пожалуйста, простите… – лепетала она, обняв ноги поровшего ее мужчины, и боясь поверить, что порка уже закончилась.
    Но действительно, все самое страшное было уже позади. Танюшка почувствовала, как сильные руки легко поднимают ее с пола. Обняв за плечи, Максим подвел рыдающую девочку к раковине, умыл, как маленькую, прижал к ее пылающей попе мокрое полотенце.
    Окончательно в себя Танюшка пришла сидя за столом, и прихлебывая какой-то удивительно душистый, не очень горячий, но почему-то обжигающий чай (Максим подлил в него пару ложек коньяку). На табуретке лежала мягкая подушка, а на девочке был толстый махровый халат. Попу еще пекло, но больно уже почти не было. Таня о чем-то очень серьезно разговаривала с Колдуном. Так серьезно, что не заметила, как задремала.
    Она проснулась, одетая так же, как и пришла. И в первый момент подумала – а не приснилось ли ей все это. Но зуд в изрядно напоротых ягодицах быстро вернул Танюшу к действительности. Она огляделась – в комнате никого не было. Девочка выскочила во двор – и наткнулась на курящего трубку Максима. Он улыбнулся.
    – Ну, как ты себя чувствуешь?
    Девочка густо покраснела, вспомнив все происшедшее.
    – Ладно, вижу, что все в порядке. А небольшая взбучка еще никому не вредила. Беги домой, пока еще не стемнело. И приходи в гости – только не тайком, договорились?