Не так давно одна из знакомых свела ее с дядей Мишей — мужчиной невысокого роста, лет пятидесяти, одетым в обычную джинсовую куртку. “Он на Севере работает, — сказала подруга, — если попросишь, то и тебя может на работу взять. За месяц такие бабки сшибешь…” — и она закатила глаза от количества воображаемых “бабок”.

Просить не пришлось. Дядя Миша не скрывал, что является “гонцом” от рабочих, осваивающих богатства северной природы. “Денег там полно, — сказал он, — а вот женщин нет. Если с умом, за месяц на квартиру заработать можно”. Сначала Люде дика была сама мысль о том, что ей придется заняться проституцией, но потом, немного поразмыслив, она решила, что другого выхода у нее нет. Работы в небольшом городке для одинокой 26-летней женщины, закончившей ПТУ, имеющей трехлетнюю дочку, не было… И она согласилась.

Руководил “операцией” дядя Миша — купил билеты, обязал Людмилу взять справку из кожвендиспансера об отсутствии каких-либо заболеваний. За срочность анализов (только за срочность, а не за нужный результат!) тоже заплатил он. И вот, когда все было готово, дядя Миша и Люда сели в проходящий поезд и направились на Северный Урал. В вагоне было тесно и, несмотря на то, что стоял уже сентябрь, душно. “Мне плацкартный вагон всегда подводную лодку напоминает, — сказал дядя Миша. — Ничего, через сутки в другой поезд пересядем, там лучше будет”. Действительно, после пересадки путники оказались в купе, подул прохладный ветерок и Люда подремывала на нижней полке, стараясь заглушить неприятное чувство в душе, наполненной неясным страхом и отвращением к тому, чем придется заниматься.

Она повернулась и открыла глаза.

— Мучаешься? — произнес дядя Миша.

— Да нет…

— Ты сильно не переживай по поводу того, что вот, мол, за деньги… Такую радость мужикам доставишь, тáк они тебе благодарны будут… Все они там не от хорошей жизни собрались. Кто-то освободился, кто без семьи остался, у кого-то жить негде — все там и оказались. Зарабатывают помногу, а деньги тратить некуда, только на водку. Вот мы и привозим им подруг. И мужикам приятно, и женщинам выгода. Тысячи женщин на свете этим занимаются, а другие миллионы живут с мужиками только для того, чтобы быть при мужике, чтобы сохранить семью, чтобы детей легче прокормить было. Что это такое, по-твоему? Та, которая на этом деньги зарабатывает — в тысячу раз умнее. И с деньгами, и свободная, и, может быть, найдет себе подходящего…

— Ладно, дядя Миша, — с досадой ответила Люда, — спать не мешайте. — И опять закрыла глаза. Убеждать женщину в подобных вещах не нужно. Она сама примет правильное для себя решение.

Минула ночь и утром поезд, покачиваясь на стрелках, прибыл на небольшой полустанок. В небе дотаивали последние облака, день обещал быть жарким. Солнце еще не успело подняться над темно-зеленой зубчатой стеной леса, окружившего полустанок со всех сторон, и поэтому мрачная холодная тень лежала на двух-трех станционных постройках и нескольких путевых казармах, в которых жили железнодорожники. Впрочем, в одну сторону лес как бы распахивался, открывая небольшой поселок. Великолепная тишина стояла здесь, немного нарушаемая только бубнением тепловоза еще не отправившегося поезда, да доносящимся из поселка лаем собак. Впрочем, к Тишине Люда была привычна. В ее родном городке она была почти такой же, как здесь. Вот только вместо леса там кругом была продуваемая насквозь ветрами степь.

— Я пошел с машиной договариваться, — сказал дядя Миша. — А ты тут посиди пока.

Люда оглянулась. Лавочек на перроне не было и она осталась стоять возле трех сумок на перроне – двух своих и одной дяди Мишиной, бросая нетерпеливые взгляды на гравийную дорожку, ведущую куда-то от путей.

По громкоговорящей связи объявили отправление поезда, засвистел тепловоз, зашипели сжатым воздухом тормоза вагонов и поезд, позвякивая автосцепками, тронулся. С веселым перестуком он отправился дальше, к великой реке Оби. Солнце поднималось все выше и выше и накатанные рельсы на нескольких станционных путях блестели все ярче, так что глазам уже становилось больно на них смотреть.

Из-за здания вокзала наконец-то появился дядя Миша. Наверняка он уже успел договориться если не с машиной, то с ее шофером.

— Поехали! – на ходу бросил он Людмиле и, подхватив две здоровые сумки, быстрым шагом направился к вокзалу. Люда с третьей сумкой еле поспевала за ним.

На привокзальной площади стояло несколько грузовых машин стандартного защитного цвета, в который обычно окрашивают военную технику. Чуть поодаль находился мощный приземистый гусеничный вездеход, ближе к вокзалу размещались пара-тройка лесовозов и огромная машина с оранжевым пассажирским фургоном – этакий северный автобус. Около него толпилось несколько мужиков в зеленых бушлатах и сапогах. Дядя Миша направился к нему и Люда из-за его плеча разглядывала балагуривших мужчин с таким любопытством, будто никогда раньше вообще мужчин не видела. Оно и понятно – ведь именно эти “клиенты” ждали ее где-то в тайге, а сейчас ей предстояло ехать с ними на таком вот жутком “автобусе”… Но дядя Миша прошел мимо них и подошел к стоящему позади “автобуса” порожнему лесовозу. Его водитель, молодой парень в грязной синей спецовке, возился около передка машины, где внутри широченного бампера виднелись витки толстого стального троса.

— Вот и мы, — сказал дядя Миша водителю.

— Ага, — отозвался тот и мельком взглянул на Люду. “Интересно, — подумала она почему-то, знает он, зачем я туда еду или нет?..”

Дядя Миша открыл дверцу и поставил сумки в кабину.

— Залезай! – пригласил он Люду широким взмахом руки.

Люда встала обеими ногами на подножку, с опаской заглянула вовнутрь и осторожно влезла в кабину, усевшись на широкое кожаное сиденье. Дядя Миша, подождав несколько мгновений, пока шофер закончит возню с лебедкой, влез вслед за Людой и захлопнул дверцу.

В машине пахло чем-то необычным, смесью бензина, масла, перегретым металлом и резиной…

Шофер сел на свое место, повернул ключ. После короткого “вступления” стартера запел свою “песню” мотор. Машина тронулась.

— На двадцать пятом километре у анкерной опоры направо в лес, — громко, чтобы было слышно из-за шума мотора, сказал дядя Миша водителю.

— Сапоги дорогу знают! – заверил тот и сильнее нажал на газ, выруливая на засыпанную гравием дорогу.

Люде не приходилось раньше ездить на грузовых машинах и по сравнению с автобусом это было несколько необычно. Слишком уж сильно трясло и подбрасывало машину на разбитой дороге, по обеим сторонам которой неприступной стеной тянулась тайга. Встречные машины попадались нечасто, но каждая встреча казалась Люде последней. Дорога была узкой и вначале машины шли, не снижая скорости, прямо в лоб друг другу, но в самый последний момент, когда столкновение уже казалось неминуемым, шоферы принимали вправо, при этом машина так наклонялась в сторону, что было непонятно, каким образом она вообще умудряется остаться на дороге. Встречный лесовоз с длиннющими стволами сосен (хлыстами, как сказал дядя Миша) проносился слева, ревя двигателем и чиркая по их машине гравием, летящим из-под колес. После этого несколько секунд шофер вел машину вслепую, поскольку в густом облаке пыли от встречного лесовоза ничего разглядеть было нельзя.

— Как тебя зовут-то? – вдруг спросил шофер укачавшуюся и перепуганную Люду.

— Людмила.

— А меня Сергей. Скоро в гости к тебе приеду, — сверкнул в ее сторону нахальным взглядом шофер.

Так ему уже все известно… Конечно… Люда не нашлась, что ответить и на дальнейшие попытки водителя как-то скрасить долгую дорогу разговорами все больше отмалчивалась. Мочал и сидевший с краю дядя Миша.

Стена тайги с правой стороны прервалась и вдоль дороги на ажурных опорах зашагала вышедшая из леса ЛЭП. Высоко над землей на раскинутых в стороны плечистых руках траверс несла она свои толстые провода и нитку грозозащитного троса, решительно отодвинув тайгу в сторону. Зато с другой стороны лес, как бы в отместку, приблизился к дороге почти вплотную, еще больше заслонил небо, как бы угрожая взмахами своих многочисленных корявых рук: “Вот я тебе!..” Внизу зеленел молоденький подлесок, ожидавший своей очереди сменить высоченные вековые сосны и еще не знавший, что очередь его так никогда и не наступит. Противным голосом сварливых баб завизжат бензопилы, закудахчут трактора, затрещат и застонут стволы гибнущего леса и подлесок пропадет, смятый упавшими стволами и гусеницами трелевщиков, перемешанный сучкорубами с не годными в дело сучьями. И лес в очередной раз сдастся. Металл, движимой силой нефти и электричества, снова окажется сильнее и прочнее дерева.

А деньги, движимые силой соблазнов и нужды, снова окажутся сильнее человеческой души.

…Сергей сбросил “газ” и на повороте дороги влево свернул вправо, на узкую дорожку с полосой травы посередине колеи. Теперь машина буквально лавировала между соснами. На удивление, хотя до этого было везде сухо, в лесу местами встречались довольно глубокие лужи с торчащими из них сосновыми ветками, извечными помощниками “засевших” водителей. Люде и компании повезло. Перед очередной лужей Сергей рывком разгонял машину и преодолевал водную преграду как на амфибии, только сзади возмущенно гремел рогатый лесовозный прицеп-роспуск.

Через несколько минут пути тайга распахнулась и на сравнительно небольшой поляне, отвоеванной у леса, Люда увидела несколько обычных сельских домов.

У крайнего Сергей затормозил машину.

— Приехали! – дядя Миша распахнул дверцу и выскочил наружу.

Следом за ним, разминая отяжелевшие затекшие ноги, вылезла Люда.

— Устала? – участливо спросил ее дядя Миша?

— Ага, — смущенно ответила Люда, немного удивленная тем, что действительно устала, хотя ничего и не делала.

Высадив пассажиров, лесовоз развернулся и быстро исчез в тайге. Привычным движением дядя Миша отпер калитку и шагнул во двор. Собаки там не было.

Вслед за ним вошла Люда, осмотрелась. Обычный двор обычного деревенского дома. Убранные грядки, за ними поле еще невыкопанной картошки, обшитый тесом дом, длинная скамья у крыльца. Дверь открылась и на пороге появилась хозяйка – невысокая чуть сгорбленная старуха с лицом монголоидного типа.

— Здравствуй, Мария! – поздоровался дядя Миша.

— Здравствуйте! Проходите в дом, — ответила она, прищурив на Люду свои и без того узкие глаза. Лицо ее было сплошь изрезано морщинами, но голос оказался на удивление чистым, а речь немного певучей.

— Как тебя зовут-то? – спросила старуха Люду.

— Люда, — немного “севшим” голосом ответила та.

— Ну, располагайся вон в той комнате, — хозяйка повела гостью вглубь дома. В дальней комнате из-за спущенной занавески на окне стоял полумрак. Здесь были старинная железная кровать с никелированными спинками, огромный шкаф с зеркалом и еще всякая всячина по мелочи. Стену у кровати украшал видавший виды ковер.

— Сегодня вечером к тебе Бугор приедет, — сказал вошедший в комнату дядя Миша, — а с завтрашнего дня начнешь работать.

— Это кто такой – Бугор? – заулыбалась Люда.

— Это твой хозяин на время работы, — серьезно ответил дядя Миша. – Во всем будешь слушаться его, подчиняться ему, вопросы все к нему.

Стемнело и в избушке бабы Маши, как называла себя хозяйка, зажегся свет. К этому времени Люда уже успела напариться в бане, истопленной бабой Машей, напиться травяного чая с медом и поговорить с хозяйкой “за жизнь”. Люда узнала, что баба Маша прожила здесь почти всю жизнь, что вокруг них один лесоповал, что до Люды здесь побывало уже восемь девушек. Жили они здесь около месяца каждая, некоторые даже чуть дольше, а некоторые, наоборот, торопились уехать пораньше… Когда Люда, разморенная баней и уставшая отвпечатлений прошедшего дня, уже почти уснула, сидя на лавке, послышались тяжелые шаги на крыльце, дверь отворилась и в дом, пригнувшись, шагнул здоровенный мужик в зеленом, как почти у всех в этих краях, бушлате.

— Здравствуйте! – Ты, что ли, Людмила? – недобро спросил он.

— Я… — у Люды появилось желание встать с лавки и вытянуться по стойке “смирно” перед этим мужиком, но она это желание подавила и осталась сидеть. Она уже догадалась, что это и есть Бугор. Вид у него был достаточно грозный.

— Ну, давай знакомиться, — сказал он и сел на табуретку, застонавшую под его грузным телом. – Значит, работа твоя известно в чем заключается. Условия такие – оплата по триста рублей с человека, рабочее время – с утра до вечера. Перерыв тебе на сон и все дела – десять часов и еще по часу три раза в день. Баню каждый день топить будем. Кормить тебя будем всем, чем пожелаешь. Мясо, рыба, водка – без ограничений. Курево, ежели куришь, тоже… — при этом он как-то недоверчиво взглянул на Люду. — Если кто что затеет нехорошее, передашь мне, я ему быстро мозги вправлю. Вот… Отказываться ты ни от чего не можешь, но тазиком пользоваться можно, тазик тебе Мария выдаст.

— Какой тазик? – не поняла Люда.

— Эмалированный, — захихикал Бугор. – Сплевывать в который будешь… Поняла?.. Это разрешается.

Люда невольно покраснела, но и цвет лица Бугра тоже заметно изменился.

— Резинок с собой набрала?

Люда сглотнула слюну.

— Набрала…

— Это лишнее. Здесь они тебе не понадобятся. Наши мужики их не жалуют, поэтому обойдешься без них… Справку покажи, — потребовал он.

Люда сходила в комнату и принесла справку из кожвендиспансера. Бугор взял ее в руки и, то отдаляя от глаз, то вновь приближая, стал разбирать, что там написано.

— Экспресс-реакция отрицательная, — прочитал он и вздохнул, — “экспресс”…

— А что? Что-то не так? – волнуясь спросила Люда, но Бугор не удостоил ее ответом.

— Ну, в общем, так, — подытожил он и поднялся. – Завтра утречком и начинай…

— А как я начну-то… если никого не будет?

— Ну, за это ты не беспокойся. Утром к тебе народ привалит, — заверил Бугор и вышел, плотно закрыв за собой дверь.

Бугор не обманул и на следующее утро у Люды началась работа. К дому стали подходить лесовозы, самосвалы, топливозаправщики. Мужики приезжали иногда по двое - по трое. Выстроилась очередь.

На новом месте работы всегда нужно вначале осмотреться, к нему нужно приноровиться. Постепенно у Люды прошла некоторая скованность, охватившая ее вначале, и дело пошло. О каком-то наслаждении работой речь даже и не шла. Обычный тяжелый физический труд. Преимущество его было лишь в размере оплаты.

Дня потянулись за днями, клиенты за клиентами. Начали повторяться те, кто уже был, но приезжали и новые. Рабочий день у Людмилы начинался часов в восемь утра, заканчивался в десять вечера. К этому времени баба Маша топила баню, готовила ужин.

Минул недели две. Поток клиентов сократился, новички приезжали только с отдаленных делянок. Как-то раз под вечер, когда солнце уже село за верхушки сосен, в доме воцарился полумрак и Люда предвкушала скорое окончание трудового дня, в комнату вошел невысокий мужчина, хоть и не старый, но уже порядком тертый жизнью. Люда сидела на кровати, поджав под себя одну ногу. На ней был надет цветной домашний ситцевый халат.

Уставшая за день Люда промолчала.

— Можно к вам? – вежливо спросил вошедший и поклонился еще раз.

— Заходите, — устало сказала Люда и встала с кровати. Такие обычно просят минет, а в “традиционном” сексе они не очень… Возраст…

Мужчина топтался недалеко от двери. Был он в меру упитанным, на щеках виднелась седая щетина, у него явно не хватало нескольких зубов, но шевелюра оставалась пышной, как у молодого. Под распахнутым зеленым ватником виднелась замасленная синяя спецовка. Можно представить, когда он последний раз был в бане…

— Ну, чем займемся? – с вызовом спросила Люда, поторапливая не в меру стеснительного клиента.

— Присесть можно? – спросил мужчина и, не ожидая разрешения, опустился на табуретку. Впрочем, с тех пор, как он вошел, его взгляд не отрывался от Люды ни на мгновение.

Люда поправила прическу перед зеркалом, повернулась вправо-влево — хороша!.. Опять села на кровать. Пауза затягивалась.

— Ну, так что? — спросила она, искоса глядя на клиента.

— Да я вот смотрю, — начал он, пряча глаза, — очень уж ты на мою дочку похожа. Прямо как она…

— Ну, дальше что? — перебила Люда. Некоторые клиенты уже “достали” ее своими россказнями. Какие сентиментальные здесь мужики! А с виду и не подумаешь…

— Да вот… Дочку ты мне напоминаешь… Может, и поиграешь со мной в дочку? — спросил он, выдохнув воздух и замолчал так, как будто вдохнуть уже не мог или у него внезапно перехватило голос.

— В какую еще дочку? — Люда уже начала сердиться.

— Ну… как будто ты моя дочка, а я… тебя воспитываю…

Люда помолчала, потом спросила:

— Как еще воспитываешь?

— Ну, шлепаю там тебя… — мужик вновь замялся.

— Ну, ты меня отшлепать, что ли, хочешь?

— Ну… да…

— Ох-х… Деньги вперед! — облегченно вздохнула Люда.

Мужик заторопился, суетливо полез в нагрудный карман.

— Вот… — он положил на стоявшую рядом тумбочку три хрустящие бумажки.

— Мне раздеваться? — устало спросила Люда.

— Да… — выдохнул клиент.

Люда сняла надетый на голое тело халат и встала около кровати. Мужик вскочил, подбежал к ней, взял ее одной рукой за руку, а другой, прицелившись, нанес удар по ягодице Люды. Одним ударом он не ограничился, кроме того, по мере развития событий осмелел и начал шлепать уже в полную силу. Люде стало немного больно, но она терпела.

— А если… ремнем?.. — хрипло спросил мужик.

Люде стало интересно, но ремнем — это все-таки больно. Ремень в руках матери она помнила очень хорошо. Но… почему бы и не попробовать?

— Ладно… Только быстрее, — милостиво разрешила она.

Мужик заторопился, расстегивая ремень и вытаскивая его из брюк, потом сложил его пополам.

— Наклонись… — тем же хриплым голосом попросил он.

Люда оперлась руками о кровать и порка началась.

…Когда Люде стало больно, она выпрямилась.

— Ну все… Хватит.

— Люда… Людочка… — забормотал мужик. — Ляжь, пожалуйста, на кровать. Ну, ляжь…

Люда вздохнула, повернулась и легла на живот, устраиваясь поудобнее.

— Давай, только быстро, — сказала она.

…Нахлестав ягодицы женщины до умеренной красноты, клиент, видимо решил, что уже хватит.

Когда Люда поднялась, темное лицо мужика сияло улыбкой и он, гордо расправив плечи, заправлял ремень в брюки.

— За секс отдельно будешь платить, — сказала Люда, — те деньги я уже отработала, — но клиент покачал головой.

— Нет, спасибо. Можно, я завтра еще приду?

— Приходи, — пожала плечами Люда, набрасывая халат.

Назавтра он не пришел, но прошло несколько дней и он появился вновь.

— Хорошая ты, Люда, красивая, — говорил он, присев на табуретку. — Мне б такую дочку.

— Как это — тебе б такую? — удивилась Люда. — Ты же говорил, что я тебе ее напоминаю.

— Сочинил я все, Люда, — виновато сказал мужик. — Ты уж прости. Хочется, чтоб была, вот и сочинил.

— Сочинитель! Это хорошо, что ее у тебя нет, а то порол бы ее в свое удовольствие.

— Нет, ну как же можно… Ну, может быть, иногда… для пользы дела. А так — ни-ни!

— А что, у тебя только сыновья были? — невзначай спросила Люда.

— Не было у меня никого, — вздохнул мужик. — Много меня жизнь помотала, а вот семьи не было никогда… Ты вот откуда родом, к примеру?

— Из Колыванска, — ответила Люда и взялась за полы халата. — Ну что, начнем?

— Из Колыванска? – обомлел мужик. – Так ведь мы с тобой земляки! Я сам оттуда. Оттуда в армию ушел, а когда пришел… начало меня мотать по стране. А ты где там живешь?

— У озера, — ответила Люда. Все-таки интересно встретить здесь, у черта на куличках, земляка.

— У озера… — глаза мужика засветились, придавая его лицу совершенно новое выражение. — Кто там сейчас живет-то? Кого ты знаешь?

— Ну, вот я помню, Кандауровы жили, Сазоновы…

Люда покачала головой — на знает таких.

— Черданцевы, Басаргины… — перечислял мужик.

— Ну, я Басаргина, — гордо заявила Люда.

— Ты?.. Наталья Басаргина — тебе не родственница? — прищурился клиент.

— Родственница… — Люда сделала паузу.

— Это не которая в бараке жила на углу Степной и Гагарина?

Люда молчала.

— А кем она тебе приходится? — продолжал допытываться мужик.

Люда по-прежнему молчала.

— А тебе она кто? — вдруг спросила она.

— Да так, знакомая…

Люда медленно поднялась.

— Знакомая… А ведь и ты мне, Сергей Дмитриевич, знаком!

У мужика отвисла челюсть.

— А откуда ты меня знаешь?

— По фотографии… У мамы твоя фотография есть, только ты на ней еще молодой.

— А-а… Наверное, есть, — изумление у Сергея Дмитриевича проходило. — Смотри-ка, и ты меня узнала…

— Узнала… Узнала я тебя… папаша!

— Что? — мужик задохнулся, — какой папаша?

— Что случилось-то? — испуганная баба Маша вбежала в баню, где сидела рыдающая Люда.

— Отец это мой…

— Он, когда мама мной забеременела, на Север завербовался. А там его сразу за драку посадили… — рассказывала Люда сквозь слезы.

В баню постучали, дверь приотворилась и в нее заглянул кудлатый парень, ожидавший очереди.

— Ну чё? Перерыв, что ли?

— Иди отсюда, — прикрикнула на него вскочившая баба Маша. — Все они, Люда, подлюки, — добавила она, когда дверь закрылась.

— Все рассказывал, дочку ему хотелось… — зло проговорила Люда.

— Ага… ага… дочку… Дочка, скажи, да уже не твоя… Слушай! — вдруг осенило бабу Машу, — а с тобой-то он прошлый-то раз… Неужели?.. — она она закрыла рот краем платка, а ее глаза округлились.

— Да ничего в прошлый раз не было, — отмахнулась Люда. – Он просто меня ремнем захотел отстегать, и все…

— Ремнем?.. — глаза бабы Маши стали еще больше. — За что?

— Ну, как будто я его дочка… Нравится ему девчонок ремнем стегать.

— Вот идиот! А-а-ах! — выдохнула баба Маша. — Ведь мужики его уже били за это. Думали, он уж свое занятие бросил, а он опять за старое… Да таких сразу убивать надо! Их и на зонах-то не любят!

— Да нет, — поморщилась Люда, — он тихий.

— Какой тихий?! Однако, вот такие тихие девчонок-то и убивают.

— Да нет, это совсем другое… — Люда поднялась и направилась к двери. Охающая баба Маша направилась за ней.

— Всё! — объявила она кудлатому парню и еще одному сидевшему на лавочке. — Завтра к Бугру пойду! — сокрушенно добавила она.

На пороге дома появился Сергей Дмитриевич.

— Иди отсюда! – прикрикнула не него баба Маша. — Давай проваливай!

Бугор пришел на другой день вечером. Люда сидела, одетая по-дорожному, так, как она приехала сюда. В этот день она не работала.

Бугор сел на табуретку, вздохнул.

— Вишь, как оно получилось-то, — произнес он. Потом, помолчав, добавил:

— Ты пока от нас не уезжай, мы ж с тобой на месяц договаривались… — но, понимая, что окончательное решение теперь будет принимать только сама Людмила, обычной уверенности в его голосе не было.

Еще помолчав, он сказал:

— Его… отца твоего… сегодня в больницу увезли, в район. Свалился прямо на делянке и сознание потерял. — Снова выждав паузу и заглядывая в ставшее каменным лицо Люды, Бугор попросил:

— Ты б это… съездила к нему, что ли. Все-таки не чужой он тебе…

Люда встала, отвернулась к окну.

— Съезжу, — глухо проговорила она.

В больнице пахло плесенью и мочой. Отец Люды лежал в неврологическом отделении, его парализовало. Люда вошла в палату, где лежало семь человек, поздоровалась и, обведя глазами койки, увидела отца. Он лежал неподвижно, с полузакрытыми глазами, накрытый одеялом. Люда поставила к его койке табуретку, села. Сергей Дмитриевич открыл глаза и с немой мольбой посмотрел на дочь. Видно было, что он ее узнал, но говорить не мог — от болезни он потерял речь… В палату вошел врач.

— А, вы к Черных, — сказал он, увидев Люду. – Вы, простите, ему кем приходитесь?

— Дочерью, — чуть помолчав, ответила она.

— Вот и хорошо. Вы посидеть с ним сможете несколько дней? Поухаживать за ним надо бы. А то у нас, знаете, не всегда есть возможность… И еще — лекарства ему надо купить кое-какие. У вас деньги есть?

Люда криво усмехнулась.

— Есть…

Недели две ухаживала Люда за отцом, уезжая на ночь на попутных машинах к бабе Маше. Мужики, из-за которых она сюда приехала, отнеслись к этому с пониманием. Надо же – через столько лет отца найти! Не каждый день и не с каждым такое случается. К Сергею Дмитриевичу вернулась речь, но ни о чем серьезном он с Людой не заговаривал. Видно, боялся. Потом все же спросил:

— А… дети… есть у тебя?

— Есть, — ответила Люда и усмехнулась. – Есть у тебя внучка.

Сергей Дмитриевич закрыл глаза и отвернулся. Через некоторое время он, повернув голову, тихонько сказал:

— Прости меня, дочка…

— Да ладно уж, чего там… — вздохнула Люда. – Я вот думаю, может, оно и к лучшему, что так получилось. Воспитывал бы ты меня с детства, ох и порол бы… Порол бы, признайся! — повторила Люда с улыбкой.

Сергей Дмитриевич снова закрыл глаза, лицо его скривилось и было непонятно, смеется он или плачет.