Я проснулся в это утро с предвкушением чего-то значительного. Горько-плохого и сладостно-хорошего одновременно. Даже без предупреждения со стороны Джилл, моей мучительницы, я знал, что она попытается превратить этот праздник в день несчастий. И в своем предвкушении я не был разочарован.

Перед завтраком она придиралась ко мне минут двадцать. Везде в доме успела собраться пыль, вещи разложены не так, как она хотела, а я люблю только дрыхнуть и совершенно не забочусь о своей хозяйке. Когда повар позвал меня на завтрак — а завтраком мне служили остатки от завтрака Джилл, — то мои голые ягодицы были уже исполосованы ее тонким хлыстиком. Я знал, что она сегодня в настроении — а значит, меня опять должны были дрессировать, чтобы я все делал быстро, исполнительно и наилучшим образом, подчиняясь ее приказам.

После того, как завтрак, который она соизволила мне подарить, был проглочен, Джилл погнала меня хлыстиком работать в сад. Грядки с ее любимыми цветами надо было взрыхлить и полить — это упражнение, говорила она, добавляет мне эстетического чувства, а эстетика очень нужна такому юному мальчику, как я. Я все время порывался ответить, что в свои шестнадцать лет не такой уж я и мальчик, но рот мне раскрыть не позволяли. Джилл была так великодушна, что я сгибался и разгибался, как машина, поминутно оглядываясь на его качающийся возле моей попы кончик хлыста. Я обливался потом, когда завершил работу в цветнике. Мы пошли в дом, где мне разрешили принять душ. Когда я плескался под душем, Джилл вошла ко мне и спросила с дьявольской улыбочкой:

— Не нужно ли мальчику потереть спинку или попку?

Она была так привлекательна, что я двинулся к ней. Я думал, что она решила наконец-то разрешить мне приблизиться к ней. Но хлыстик обжег меня дважды и снова загнал под струю.

Джилл подождала, пока я вымоюсь, а потом приказала мне идти с ней в ванную и помыть ее. В то время, как мои руки намыливали ее обнаженное тело, я буквально лопался от возбуждения — ведь хозяйка не подпускала меня к себе уже несколько дней и ночей подряд, только связывала и оставляла валяться на полу возле своей постели. Когда я кончил мыть ее, она встала, подобрала свой хлыстик и хлестнула меня им несколько раз, не объясняя, за что. Я выбежал из ванной, дождался за дверью, пока она вытрется и оденется — и смиренно проводил ее обратно на кухню.

— Иди помогай готовить праздничный обед, — приказала хозяйка.

Сказать честно, я испытываю неприязнь к кухонным обязанностям, потому что повар в доме Джилл — не господин и не раб, а просто так, посторонний рабочий, поэтому он совершенно не понимает моей любви к Джилл, не представляет моего положения и считает меня каким-то идиотом, который дает себя сечь и принуждать. Но на этот раз работы в помощь ему было очень много. Ведь вечером намечался банкет, так что повар помешивал супы в огромных чанах и жарил на вертелах целого ягненка и полдюжины цыплят.

Сначала мне велели собрать перья от цыплят. Я начал ползать по полу и сгребать все горсточкой. Потом я таскал с большой плиты кастрюли с горячей водой и пар шел мне в лицо. За все это мне достались от повара одобрительные кивки. Но потом пришла Джилл, переодетая в высокие сапоги и короткую кожаную юбку. Это было слишком ослепительно для меня — я стал заглядываться на нее, мешкать. Хозяйка заметила это поспешила подогнать меня хлыстиком — вначале слегка, только полизывая кончиком мою кожу, а потом так больно, что я завизжал.

К полудню я просто вымотался от работы и от нескольких десятков стежков, которые разрисовали полосками мои ягодицы. Джилл смотрела и гордилась тем, что я все время был возбужден и посматривал на нее с вожделением. Я уже понял, что она не собиралась разрешить мне удовлетвориться до вечера. Но даже обжигающая боль от хлыста казалась мне меньшей, чем это желание. Я хотел ее отчаянно. Смотря, как Джилл ходит вокруг кухни в своих длинных сапогах и подглядывая, не задерется ли ее юбка, я готов был броситься к ее ногам.

Один раз она так отвлекла меня, что я уронил деревянную чашку с каким-то фаршем. Почти ничего не вывалилось, не просыпалось, но повар сердито закричал на меня:

— Тебя что, надо отлупить, чтобы ты был осторожнее?

Джилл, которая стояла рядом, подмигнула мне, подошла поближе и ткнула мне между ногами своим хлыстом.

— Его перевешивает, — засмеялась она, — вот он и падает. Надо для равновесия вставить что-нибудь сзади.

Я беспомощно заплакал, когда она взяла большую морковь с лиственным стеблем и затолкала мне между ягодиц.

— Держи это на месте, — приказала Джил, — или действительно заслужишь хорошее наказание.

Теперь я бегал и ползал, исполняя свои обязанности, с морковью сзади. Из-за праздника, который намечался на вечер, днем не было никакого ленча, а значит и передышки в моем несчастье.

По мере того как день проходил в тяжелом труде, Джилл казалась все более и более невнимательной к моим обязанностям. А между тем я выполнял все так старательно и исполнительно, что надеялся: повар должен заметить мое прилежание и сообщить об этом госпоже. Но увы — повар был слишком занят. Между тем Джилл еще только один раз прошла мимо меня, потрогала торчащую морковь и предупредила, что жестоко накажет меня, как только приготовления завершатся. Это ужаснуло меня. Хотя я и страшно устал, но не хотел, чтобы моя работа закончилась. Джилл обещала какую-то страшную жестокость, а я всегда боюсь неизвестного...

Наконец делать стало нечего — все было вымыто и выметено. Мне не разрешались идти на банкет, конечно, но госпожа могла заняться мной еще до его начала. А после банкета меня ожидал сытный ужин из недоеденных блюд — и время спать.

Впрочем, сперва Джилл повела меня в ванную. Прохладная вода была восхитительным средством для моей исхлестанной кожи, а к тому же я снова возбудился, намыливая тело Джилл.

— Удали морковь из своего прохода, — сказала наконец она. но она заставила меня есть этому, который был несчастное задание, но

После ванны она наконец притронулась ко мне рукой. Точнее, она взялась рукой за мой член, но оргазм испытать не дала, а вместо этого несколько раз хлестнула хлыстиком по бедрам. Я стал корчиться и забыл про свое возбуждение. Когда все это произошло, она приблизила ко мне лицо и приказала ползти из ванной на руках и коленках в ее комнату. Туда, где она могла «по-настоящему» наказать меня.

Я полз перед нею, царапая о жесткий каменный пол колени, а ее хлыстик не ждал:

— Держи голову пониже! — командовала она. — Прогибайся дугой, показывай мне ягодицы!

Я не мог идти на четвереньках очень быстро, хотя и перебирал ногами, как сумасшедший. Она хлестала меня по спине и попе через каждые пять-шесть своих шагов.

Когда мы пришли в ее комнату, я был полностью измотан. Я чувствовал, что не могу так больше.

— Ложись на спину, — приказала она. Я подчинился: холодный каменный пол был подобен льду для моей исхлестанной спины.

— Подними ноги, схвати их своими руками и потяни к груди, — скомандовала Джилл, и я быстро выполнил это ее желание. Теперь я лежал перед в позе какой-то проститутки. Я чувствовал себя ужасно униженным. Мое лицо было красным, но я знал — нет ничего такого, что я не сделал бы для этой красавицы с темными волосами, на десять лет старше меня, которая умела мучить меня так хорошо.

Она села рядом с мной и поцеловала-лизнула мое лицо.

— Ты любишь это? — спросила хозяйка. — Это соответствующая для тебя поза? Поза маленького непослушного раба, подобного тебе?

Я застонал от стыда, но она только хихикнула и коснулась своей грудью моего плеча. Я вздрогнул, как от тока, хотя грудь была закрыта короткой блузкой.

— Вот так и лежи, — прошептала она. — Ты же любишь так лежать. По тебе же видно, что ты очень любишь... Причем все больше и больше...

И правда, я снова возбуждался.

Но это была Джилл, а не ангел — она не знала милосердия. Ее рука снова сжала кожаную ручку хлыста. Тонкий свист раздался в области моих ног — меня ужалило по бедрам. Она хлестала обратную сторону моих ног. Удары жалили без пощады. Я кричал изо всех сил.

— Вот так, — сказала она, когда завершила порку, — ты должен держать свою страсть при себе, мальчик!

Теперь я понял ее игру. Она делала что-нибудь, чтобы меня возбудить, а потом «остужала» жгучими язвительными ударами. Ее следующая хитрость была в том, чтобы соблазнить меня своим телом. Оно искушало, будьте уверены. Она стояла надо мной и ласкала свои груди, сжимая их в ладонях. Потом она приподняла юбку и погладила себя по попе. Вскоре я снова почувствовал, что мое желание невозможно скрыть. Я почти плакал. Это было непреодолимо.

Она присела около меня и стала вилять своим задом, едва прикрытым посередине узкими трусиками. Я отчаянно сжал руками свои ноги и начал толкаться в ее сторону. Но она остановила свой зад в десяти дюймах от меня, встала и снова начала орудовать хлыстом. Два или три удара попали по подошвам моих задранных ног, я завизжал и от боли забыл о сексе.

Сколько эти пытки продолжались, я не знаю. По крайней мере, Джилл тоже забыла о том, что вскоре должен начаться банкет. Я помню ее тело, которое играло со мной, задевало меня, останавливалось напротив моего языка, моих яичек... Но никогда она не садилась на меня так, чтобы я мог получить удовлетворение.

Мы забыли о времени, а между тем дом уже наполнился гостями. Я слышал какой-то шум внизу, а мы все еще игрались в комнате Джилл. После очередного удара хлыстом Джилл показалась мне особенно страстной — и я не ошибся. Она наконец-то опустилась на мои бедра, стянула трусики и начала медленно садиться...

Она сделала это! Она решила прокатиться на мне! Я не мог поверить в такое счастье, как вдруг дверь распахнулась. Я заерзал по полу.

На входе стоял неизвестный мне господин с какой-то госпожой.

С отчаянным стоном я попытался предупредить Джилл, но она была повернута к двери спиной и погружена в свое наслаждение. Неизвестный господин, одетый в белоснежную рубашку и жилет, подошел и рывком сбросил Джилл прочь с меня. Мое облегчение было огромным, но страх в сердце — невыносимым. Что еще сделает этот человек? Кто он?

— О-о-о, — застонала моя мучительница, — Мастер...

Большой человек оттолкнул Джилл к стене и дал ей несколько смачных пощечин. Как только он наносил удар по ее щекам, она кланялась, плакала и кричала, снова подставляя лицо:

— Простите, Мастер!

Но Мастер был слишком сердитым, чтобы позволить этим крикам умиротворить его.

— Негодная девка! — шипел он. — Как ты могла сделать это? Ты что, не знаешь, что рабы могут удовлетворяться только с разрешения? Я тебе разрешения не давал — как ты осмелилась?!

Джилл плакала и пала к его ногам, чтобы целовать его ботинки, но он отшвырнул ее прочь. Потом мужчина повернулся ко мне и изучил красные следы хлыста на моих ягодицах и бедрах.

— У вас была небольшая игра? — сказал он Джилл. — Хорошо, мы увидим, как ты любишь свое собственное лекарство!

Он едва щелкнул пальцами, как Джилл немедленно подползла.

— Прими ту же позицию, — приказал он ей, кивая на меня.

Я смотрел с восхищением, как Джилл легла на спину и неуклюже подняла ноги к груди.

Мастер взял ее собственный хлыстик и повертел в руках.

— Нет, это дамский хлыст, — сказал он молчаливой спутнице, — а я люблю использовать что-нибудь более основательное. — Саманта, я сниму, пожалуй, свой ремень.

Он вынул из своих брюк длинную кожаную полосу и начал прямо на моих глазах хлестать ее зад и бедра. Я не знал, страшиться мне или восторгаться видением порки моей мучительницы. Это была отличная трепка.

Ремень некоторое время хлестал ее бедра, затем ягодицы, затем снова ноги — и так далее. При первых ударах Джилл стонала и хныкала, виляла телом из стороны в сторону, но не могла облегчить боль ударов. Она могла только плакать и надеяться, что Мастер успокоится.

Но Мастер был взбешен. Внезапно он поднял ее за руку и бросил на пол попой вверх, тут же начав обрабатывать ее сверху. Джилл рыдала, буквально выходя из себя — и я, замерев в своей позе, наблюдал, как ее стройный задок танцевал под ударами. Круглые ягодицы, которые так мучили меня за несколько минут перед тем, распухли и были красными.

Между тем госпожа Саманта обернулась ко мне, присела надо мной на корточки и потрепала по груди. На ней была только юбка и рубашка, так что я понял, что их банкет отличается особыми вольностями. Саманта подвинулась еще ближе и я смог дотянуться губами до ее обнаженных колен.

— Соизволишь полизать? — спросила она весело, поднимая юбку.

Занятый Самантой, я слышал сзади, как хрюкала от боли Джилл. Я не мог понять, насиловал ее Мастер, или нет.

Саманта потрепала меня по голове, дав понять, что это уже все — и встала. Я тоже поднялся с пола на ноги. Я увидел, как Мастер схватил Джилл и подтащил ко мне.

Наказанная Джилл была так красива, как я не мог и подумать. Она стояла теперь полностью обнаженной, держа руки над головой. Наши глаза на секунду встретились — я увидел, как ее лицо охватил стыд и она повернулась прочь. Я знал, что в этом ее инциденте виноват я — но мне уже было все равно.

Внезапно острая боль вернула меня к действительности — я увидела, что это госпожа Саманта хлестнула меня. Я слышал, как она и Мастер обменялись некоторыми словами на чужом языке, но я не уловил, что они сказали. А после этого Мастер поставил Джилл передо мной на колени и сказал:

— Ты хотела поиграть с этим рабом... Ну! Возьми в рот.

Мое сердце чуть не лопнуло, когда я услышал это! Наконец-то я должен получить облегчение!

Как только Джилл взяла у меня в рот, я заметил, как она унижена и как ей не хочется пресмыкаться перед тем, кто еще полчаса назад безоговорочно ей подчинялся. Но Мастер стоял за нею с ужасным орудием...

Я едва успел кончить, как он снова поднял ремень и начал сечь девушку изо всех сил. Джилл была так потрясена возобновлением порки, что бросила мой член и начала корчиться под ударами ремня, вопя и плача. Я видел лицо Джилл — оно было фантастическим. Ее темные глаза, освещенные страхом и какой-то обреченностью, ее губы, искривленные в крике...

Я больше не мог. Я закрыл глаза и расслабился — мне действительно понравилось наказание Джилл. Я поймал себя на мысли, что она уже не хозяйка, не мучительница, а такая же рабыня, как и я.

Я не помню, что было после этого. Мастер и Саманта отвели нас в другую комнату. Я был прикреплен к стене за запястья и щиколотки. Саманта растерла охлаждающую мазь по моим болезненным ягодицам и бедрам, а потом осторожно заткнула мне рот пластмассовым кляпом, застегивающимся на затылке. Джилл также была пристегнута к большому деревянному стенду, разработанному для рабов — Джилл даже меня один раз ставила к нему на всю ночь. Мастер защелкнул на ее запястьях наручники, пропустив их через отверстие на уровне двух с лишним ярдов от пола. Щиколотки тоже были связаны вместе и прикреплены так, что она стояла на вытянутых носочках. Между ягодиц Джилл был вставлен выходящий из стенда покрытый кожей деревянный фаллос. Джилл тоже давилась кляпом, вставленным в ее рот, и выглядела совершенно беспомощной. Ее красивые глаза над расширенным с помощью кляпа ртом. Она смотрела на меня с раздражением — ведь это я был корнем всех ее проблем.

Итак, мы с бывшей хозяйкой провели эту несчастную ночь в мягкой полутьме задней комнаты, подвешенные на мучение. Нам очень хотелось прилечь после трудного дня, но привязь не позволяла. В соседней спальне мы слышали страстную возню Мастера и Саманты и мучались из-за того, что не принимали участие в любовной игре.

И все же, несмотря на боль в надолго испорченных ягодицах и бедрах, я был счастлив. Фактически, я был более чем счастлив — я был в восторге. Утром Мастер узнал от повара, что Джилл вчера весь день заставляла меня заниматься кухонной работой. И приказал ей делать всю эту работу! А в наказание ей Мастер постановил, чтобы я поработал ее надзирателем. И если я не буду нещадно ее гонять, меня самого выдерут со страшной силой... Так что второй выходной мы тоже не скучали.

(Перевел с английского Вовчикъ)