“Тимоти Кроуфорд, пройдите в кабину Спанкаториума №3”, — проговорил очень приятный женский голос.

Нервно и явно замешкавшись двенадцатилетний Тимми встал.

“Ну, наступило время демонстрации, деточка”, — заявила его мать.

“Эй, большой, иди!” — злорадно отозвалась Дженнифер, младшая сестричка, которой было на год меньше — как раз она-то и была причиной его нынешнего затруднительного положения.

“Хорошо, хорошо”, — хихикнул его надоедливый младший брат Николас, девяти лет. Это был второй источник его проблем.

Повернувшись направо, он увидел три мерцающих больших видеомонитора на внешней стене зала ожидания. На них постоянно шли видеофильмы, в которых страшные машины шлепали по голым задам детей. Дети, как отметил Тимми, были из его школы. В его школе, в отличие от родителей и учителей, ни один из детей не выходил счастливым из этого Ювенильного Центра Наказаний (ЮЦН).

Тимми долго колебался перед тем, как пойти к дверям, сулящим ему очень нехорошее времяпрепровождение. Его взгляд снова и снова ловил изображение на мониторах — там, в Спанкаториуме, стояло шестнадцать вращающихся кругов. Большинство медленно крутящихся столов были заняты детьми — некоторые с красными голыми задами, некоторые с белыми. Увидев свое имя над одним из столов, Тим задержал взгляд на небольшом компьютерном экране около монитора для пустого стола под №3. Экран показывал последовательность его наказания. Данные на экранчике заставили его похолодеть.

Раньше мама Тимми приговаривала его к шлепанию по голому заду на уровне примерно четырех ударов. Правда, потом приходилось стоять полчаса голым ниже талии. А теперь компьютер показал, что мальчишка должен получить двенадцать ударов тонким прутом и простоять над столом час без одежды. Очевидно, машина посчитала, что со времени его последней провинности прошло слишком мало времени, так что он заслужил более строгое наказание.

Почему? Ох, почему он подрался с Дженни, получив еще к тому же хороший тумак — более сильный, чем можно было ожидать от девчушки? Ну неужели нельзя прекратить это наказание, не начиная его? Ведь машина, которая будет управлять прутом, не может пожалеть его и остановиться!

Тимми Кроуфорд никогда не ходил с родителями в ЮЦН, чтобы посмотреть на наказание других, — нет, его самого всегда водили сюда шлепать. В этом центре, построенном недалеко от школы, уже получили свое голые попы многих его одноклассников, а реже — и одноклассниц. Те дети, которые ходили сюда только смотреть, как наказывают других, могли быть счастливы. Они и сейчас сидели вокруг, смотря на мониторы. А он, Тимми, должен стать для них частью шоу!

“Кабина №3, две минуты сорок секунд осталось”, — сказал мягкий женский голос речитативом, выводя Тимми из его оцепенения. Теперь он обратил внимание, что на “его” экране около первого пункта наказания (“полностью обнаженный”) таймер вел обратный счет, секунду за секундой. Он вспомнил, что должностное лицо говорило ему, что раздеваться надо быстро, чтобы избегнуть штрафа. Итак, у мальчика было меньше трех минут, когда он юркнул в “кабину подготовки”.

“Блин! Дерьмо!”, — пробормотал он себе под нос, быстро заходя в дверь и прикрывая ее за собой. С трепетом Тим оказался в Спанкаториуме №3. Женский голос сообщил где-то сзади: “Кабина №3, две минуты и двадцать секунд”.

Тимми чувствовал себя так, как если бы добрая сотня глаз в почти полном театре пристально смотрела на его раздевание. Между тем видеокамеры были направлены уже в зал с вертящимся столом, а не в кабину “подготовки уроков”. Более того — аудитория была более заинтересована другим монитором. В кабине №8 как раз происходило под громкие крики шлепание обнаженной четырнадцатилетней девушки из старших классов.

Когда он входил в кабину, то обратил внимание, что в другом углу от стола отходил уже отшлепанный голый мальчик лет семи — его наказание не включало стояние голым над столом. Тимми заметил, что мальчишка, несмотря на свой юный возраст, немного возбужден. Двенадцатилетний провинившийся преступник занервничал. Он испугался, что, когда его начнут шлепать, взорам зрителей тоже предстанет какое-нибудь сооружение.

Дверь кабины позади него жужжанием заблокировалась. Пути назад не было. А дверь впереди тихо открылась, освобождая дорогу к столу с зажимами для рук и ног. “Тимоти Кроуфорд, добро пожаловать в кабину №3”, — повторил женский голос, совершенно неизменный по своему тембру, приятный и авторитарный в то же самое время. — “Пожалуйста, удалите всю одежду за исключением туфлей и носков. Положите ваши вещи в открытый шкафчик и забудьте про них”.

“Да, я слушаюсь, мэм”, — поневоле вырвалось у Тимми, хотя он чувствовал себя глупым: что толку отвечать синтезированному вычислительной техникой голосу?

Пока штаны спускались по ногам, часы тикали оставшееся Тиму время. Каждые десять секунд приятный голос проговаривал цифры. За пятнадцать секунд до порки только белые трусики защищали его скромность. Но он просто не мог их снять, ему надо было сперва успокоиться! Тимми покрылся мурашками. Голос начал обратный отсчет: “Десять, девять, восемь...” Мальчик все еще держал руки на поясе, прерывисто дыша и чувствуя, что внизу у него что-то шевелится — возможно даже от страха.

“Три, два, один, штраф по времени”, — сообщил голос, немедленно ставший решительным. Тимми почувствовал, как дрожь передается в его трусы. “Восемнадцать ударов, плюс дополнительный штраф в течение каждых десяти секунд, если вы не готовы... десять, девять, восемь...”

Огорченный Тимми понимал, что только что заработал шесть дополнительных ударов прутом, но никак не мог привести себя в порядок. Он не имел даже представления, что такое восемнадцать ударов. В школе их приговаривали к трем, четырем или пяти ударам. Интересно, компьютер знал об этом?...

“Три, два, один, штраф!” — сообщил снова страшный голос. — “Еще восемь дополнительных ударов прутом. Десять, девять, восемь...”

Это ужасающее заявление наконец подвигнуло Тимми на действие. Он резко стащил трусики и уже собрался запрыгнуть в открытую дверь, когда услышал: “Штраф! Два часа обнаженным после наказания. Пять, четыре, три...”

Перед тем, как время снова истекло, Тимми швырнул трусы в шкафчик. Как только это произошло, дверь шкафчика со свистом закрылась, щелкая. Он знал, что, поскольку у него было долгое время, которое он должен провести в ЮЦН обнаженным, его одежда должна быть послана домой родителям.

“Тимоти Кроуфорд, — продолжил ненавистный голос, — пройдите к кругу номер восемь и нагнитесь над столом”.

Тим, отчаянно не хотевший иметь больше штрафов, быстро просеменил к кругу с горящей синей цифрой “8”. Как только он нагнулся и приставил руки защелкам, синий свет погас, зажегся прожектор и манжеты с дальней стороны стола охватили его запястья. Теперь он подтянул ноги к ножкам, у которых также выдвинулись захваты. Вскоре он почувствовал, как прочно охвачены его щиколотки. Цифровой дисплей сверху начал считать для мальчика время “шоу”.

С покрасневшими щеками, Тимми быстро понял, что все смотрят на его яички и петушок, выдающийся немного вверх. Теперь микрофон позволял ему послушать отзывы аудитории, в которой особенно старалась его сестра.

“Эй, Тимми, что это за зависание?” — ядовито спросила хихикающая молодая девушка. Две других девушки отозвались с разных сторон: “Это скорее указатель...”

Он узнал эту троицу — они были из седьмого класса. Три сучки из ада. Когда мальчиков вызывали к доске, они за их спинами все время дразнили всех и всегда готовы были помучить. Теперь они собрались потешиться над мальчиком из младшего класса.

“Ты бы сказал, — продолжила одна, — мы бы принесли увеличительное стекло. А то у тебя там ничего и не рассмотришь...”

Время шло слишком медленно для Тимми. Другие дети занимали свои места на поворотных кругах. Дети знакомились с машиной, их крик и всхлипывания объединялись со свистом прутьев или хлопками кожаных хлесталок, которые припасались для первоклашек. Так и шел этот странный концерт в Спанкаториуме. Дети, долго стоявшие обнаженными над столами, наконец вставали, кряхтя, потягивались и уходили домой... А Тимми все стоял, ожидая начала порки.

И все же прежде, чем он подумал, голос сказал снова: “Тимоти Кроуфорд, ваша последняя просьба о прощении. Она будет записана на пленку в воспитательных целях. У вас есть тридцать секунд”. Голос запустил свой знакомый обратный отсчет: “Тридцать, двадцать девять, двадцать восемь...”

Тимми очень хотелось заплакать от обиды на эту злую машину. Он же знает, что она не помилует его, как ни проси! Его ноги и руки задергались, но манжеты могли бы удержать автомобиль, не то что голого мальчишку. “Motherfucker!” — в отчаянии промычал Тимми, но тут же съежился от ужаса. “Штраф! — объявил голос. — Использование брани. Стандартный сеанс дополняется восемью штрафными ударами прута”.

Тимми заплакал. Он не знал, что машина способна понимать человеческую речь и наказывать за непристойные выражения! Да, еще ни один прут не упал еще на его голые ягодицы, а он уже ревел от собственного бессилия и страха. Да он никогда больше не сможет сесть!

Он не мог рассмотреть тип розги, которая была уже готова где-то сзади. Боже, ведь в этом же не было ничего необычного — почти все мальчики в его классе использовали подобные слова, особенно когда взрослых не было вокруг... А этот трахнутый глупый компьютер считает, что нельзя так выражаться, и вот теперь он должен заплатить своей попой. Дурацкий, болванский компьютер!

“Достигните желтой линии в центре”, — указал голос. Тимми лег на стол и из него поднялась приспособление типа скамейки шириной около восемнадцати дюймов. Прежде, чем он понял, что случилось, мягкие манжеты потянули его запястья и щиколотки по скользящим железным прутам. Скамейка опустилась ниже к полу и мальчик был уложен на нее. На видеомониторе было хорошо видно, как Тимоти лежал на согнутой части стола, сверкая выпяченным голым задом по направлению к любопытно наблюдающей аудитории. Аудитория включала его брата, сестру, маму, и этих трех маленьких сучек из седьмого класса.

Затем его ужас вырос. В верхнем правом углу монитора зажглась цифра 24, потом он увидел медленно опускающийся прут, который держала металлическая рука. В его испуганных глазах отражался тонкий пластиковый конец, покачивающийся над обнаженными ягодицами...

Свисть!

Боль была невероятной! Он не смог даже помочь себе криком — так захватило болью его грудь и легкие. Оправившись от шока, Тим закусил губу. Через пять секунд прут свистнул вторично и снова пересек его голые “нижние щеки”. Отчаянная боль и жжение заставили его наконец завопить, не помня себя. Мальчику уже было все равно, кто за ним наблюдает. Он беспомощно дергал прикованными руками и ногами, вилял попой, но прут снова неумолимо поднимался и опускался.

Свисть! Свисть! Свисть!

Полоски на ягодицах вспухали одна за другой. Его зад менял цвет на розово-красный. Его вскрики и взвизги перешли в постоянный рев, повторяя песни, звучавшие за другими столами.

— Он поет песню о дисциплине, — поддела сестра.

— Только мелодия очень фальшивая, — засмеялась одна из школьниц, сидевших рядом. .

Тиму было стыдно, что он ничем не мог помочь себе. В такой позе невозможно было защищаться или протестовать. У него и так было достаточно проблем — например, вдыхать полной грудью между ударами, чтобы и дальше испускать отчаянные вопли пополам со слезами.

После двенадцати мучительных ударов порка приостановилась. Слезы лились из глаз высеченного ручьями. Тимми подумал было, что противная машина поимела жалость, показывая некоторое милосердие, но увы, не это ждало бедного голого мальчишку. Скамейка поднялась немного вверх, прутья заскользили в противоположные стороны и прикованный понял, что его просто еще больше сгибают, немного меняя позу, — машина все-таки собралась сечь его дальше.

Сменив каждый прут на другой, длиннее и тоньше, машина снова начала нахлестывать мальчика по ягодицам. Длинные пруты не просто ложились на попу, а охватывали ее вокруг и впивались в бедра. С каждым ударом, Тим кричал и орал все отчаяннее, дергая руками и ногами против своей воли. Его мальчишеское тело пыталось вырваться, хотя голова и понимала, что это бесполезно. И от осознания бесполезности слезы лились еще горше.

После восемнадцатого стежка машина свистнула обоими прутами одновременно. Горло Тимми заревело, как никогда прежде. Он не мог поверить тому состоянию своего зада, что видел краем глаза на дисплее — ягодицы были похожи на спелый помидор. Это ведь не могло быть его задом, не правда ли? Но боль и жгучий огонь в ягодицах сообщали, что на самом деле изображение было правдивым.

Оставшиеся шесть ударов Тимми принял, дергаясь, словно умалишенный. Девочки никогда не видели у брата такое отчаянное лицо и не слышали такого звонкого визга. Ему казалось, что машина собралась превратить его зад в сырое мясо, сырое красное мясо. На самом-то деле она была запрограммирована так, чтобы прекратить порку, если покажется кровь, но Тимми этому не верил... Наконец, двадцать четыре укуса прутов были выданы. Мальчик объявил об окончании порки длинным воплем.

Немедленно железные прутья снова начали двигаться, перемещая его ноги и руки так, что мальчик вставал. Скамейка вернулась в стол, снова ставя его согнутым под углом девяносто градусов. Манжета в его левом запястье ослабла и заскользила по его руке на несколько дюймов. Манипулятор поднес туда тонкую пластиковую полоску, очень похожую на браслет — и оплел левое запястье выпоротого. Он был помечен!

Браслет должен был сообщить родителям, учителям, полиции, любому взрослому о том, что этот мальчик — нарушитель, находящийся под контролем. Машина с тихим урчанием выпустила его. Медленно, из-за острой боли в попе, Тимми встал на поворотном круге и осмотрелся по сторонам. В полном унижении он был одинок.

Следующие сто двадцать минут он провел, стоя в стеклянной кабине, тяжело дыша, рыдая, смотря на порку других детей и слушая дразнилки сестер вместе с сучками из седьмого класса.

По выходе сына мама поднялась в офис ЮЦН за “сертификацией наказания”. Должностное лицо передало ей кассету, содержащую изображение его сеанса в Спанкаториуме.

Тим был рад выйти из Ювенильного Центра Наказания. Он был рад покинуть Джекобс Авеню, не видеть больше этого ужасного места. В классе разговоры про Спанкаториум могли быть шуткой, особенно если порку получал кто-то другой. Но теперь, кривясь от боли в высеченной попе, мальчик знал, что будет вести себя только так, чтобы не оказаться тут снова.

Семейство Кроуфорд вернулось домой.

— Ну вот и хорошо, — сказала его мама, махая кассетой. — Как ты притих! Может быть, больше не обязательно отправлять тебя туда, достаточно только показать этот фильм для напоминания?

Тимми молчал.

— А когда в следующий раз придут твои друзья, мы можем показать запись и им.

— Пожалуйста, мама, не надо, — попросил Тимоти.

— Ну, тогда, — продолжала она, — покажем это дяде Биллу и тете Хелен, когда они посетят нас с детьми на следующей неделе.

Тим понял, что мама решила дополнить его тяжелое испытание стыдом в течение тех дней, что он носит этот белый пластиковый браслет. Тимми зарыдал, упал на колени и сквозь слезы заголосил:

— Никогда-аааа-ааа не бу-ууу-ду больше....