В этот год жара нью-йоркского лета наступила необычайно рано.
Был конец рабочего дня, на улице уже начинала густеть толпа спешащих домой финансовых клерков, потеющих под своими темными пиджаками и гаслтуками. Я же глядя на них сидел у окна в рубашке с короткими рукавами (привелегия инженера) и размышлял о том, что сегодня отправлюсь распаковывать свою лодку с зимнего хранения, чтоб в субботу впервые в сезоне выйти в залив. Неожиданно (впрочем они вегда неожиданно) раздался телефонный звонок. Это была Таня (что тоже было неожиданно):
- «Здравствуй Федя, нам срочно нужно встретиться.» – сказала она без всякого вступления. Это было уже совсем неожиданно.

С Таней мы были что называется «старые друзья». Я знал ее еще в СССР, но не близко. В Нью-Йорке же мы встретились у общих знакомых года 4 назад и страшно обрадовались. У нас завязался роман – лиричный, но не очень пылкий – мы скорее относились друг к другу как приятели приятно проводящие время, чем как влюбленные. Без слов каждый понимал,что другой как говорят здесь «держит глаза открытыми», и вскоре как я так и она стали встречаться с кем-то другим более серьезно. Нельзя даже сказать, что мы «расстались», мы ходили в общие компании, иногда выбирались вместе в театр или на выставку, иногда эти вечера оканчивались в постели. Случалось последнее где-то раз в месяц, так что ничего требующего «срочно встретиться» мне на ум не приходило.

- «Сегодня я вообще-то занят. А в чем дело?» - промямлил я
- «Феденька, милый, мне нужно тебя увидеть» - что то в ее голосе мне не понравилось, она действительно была очень взволнованна.
- «Хорошо. Я подскочу к твоему оффису. В 6 тебя устраивает?»
- «Да, спасибо!»

Пока я ехал до таниного оффиса, я думал о ее личности : таких целеустремленных и способных женщин мне редко доводилось встречать. Попав в Америку без постоянной визы и с маленьким ребенком на руках она стала была восходящей звездой одной из инвестиционных компаний, владела отличным домиком в сабурбане, ее дочь, прелестное белокурое создание, училась в одной из лучших частных школ. Кроме того Таня любила вращаться в русских богемных кругах и то и дело вытаскивала меня на встречи с какой-то приезжей литературной знаменитостью (о которых я и будучи на Родине и слыхом не слыхал). При этом она держалась как очень независимая женщина: бойфрендов (в основном американцев) по долгу не держала и даже «гринкарты» добилась «нормальным мужским путем» – через университет, хотя легко могла обойти все сопряженные с этим трудности и выйти замуж. Ее можно было бы назвать «железная леди», но внешность у нее была совсем не «леди», а русская, даже крестьянская: длинные русые волосы, крупные открытые черты лица, очень белая гладкая кожа, мощная фигура. Не толстая, а именно мощная, ни капли лишнего жира, несмотря на обьемный круп и большие тугие груди. В институте она серьезно занималась легкой атлетикой да и сейчас держала себа в форме согласно самым строгим стандартам американской моды и ходила в «хелс-клуб» так же регулярно, как набожный еврей в синагогу. С этим у меня даже были сопражены неудобства в период, когда мы были вместе. Я приучил Таню понемногу к спанкингу, однако тут и встретил проблему с ее спортивностью. Разложишь ее бывало в воскресенье с целью выпороть немножко, а она говорит:

- «Только смотри чтоб все следы прошли до вторника.»
- «Почему?»
- «Во вторник у меня теннис, не могу же я, чтоб в душевой другие девочки увидели следы на моей попе.»

Можно подумать я медик, чтоб оценить, когда именно и какие следы проходят. Приходилось сдерживаться на всякий случай.

Занятый подобными воспоминаниями я подошел к входу в здание. Таня была уже внизу. Посмотрев на нее я убедилса, что с ней действительно не все в порядке. Какая-то осунувшаяся, под глазами мешки, даже волосы несколько рсстрепаны.

<Продолжение следует>

А подсказка - в названии (впрочем не все эту фразу знают). Хорошо, еще подсказка (только сейчас сообразил): имя героини - тоже аллюзия на дальнейший сюжет.

- «Ну, что с тобой случилось?» - спросил я ее после того как мы обменялись приветствиями.
- «Даже не знаю как сказать тебе. А больше поделиться мне и не с кем. Несчастная любовь.»
- «Ну нучего, можешь мне рассказывать. Только не здесь наверно. Пойдем-ка в Центал-парк.» - я как-то даже не удивился, хотя ситуация должна была казаться странной.

Мы прогуливались по дорожкам и я внимательно слушал ее историю. Оказывается она давно уже встречается с «одним человеком», в которого была влюблена еще в молодости в Москве. Он физик-теоретик и тоже приехал пару лет назад в Америку, живет в Индиане, где работает в одном из университетов. После того как он приехал они время от времени встречались то здесь то там, а переписывались по е-мейлу каждый день. У него начались каникулы и он поехал в Россию навестить друзей-знакомых. Таня собиралась в отпуск через две недели и они договорились встретится в Париже и вдвоем поездить по Европе. И вдруг он присылает ей е-мейл, что женится на ком-то там в России и вообще обратно в Америку не собирается.

- «Ну такое письмо ... меня поразило ... как громом. Вон уже второй день не ем ничего и не спала ни минуты.» - Таня выдавливала из себя слова с трудом.
- «Серьезно?»
- «Абсолютно.» - впрочем и вид ее на это указывал.
- «Да вещь известная. Любовный психоз. Описанно во многих произведениях мировой литературы. Возьмем Бокаччо например...» - “рационализация” – мой излюбленный метод успокоения истерических натур. Часто действует, но это был не тот случай.
- «Только сейчас я поняла, что мне нужен в жизни только он,» - продолжала Таня - «И ничего больше. Где угодно: в Нью-Йорке, в Москве, хоть в тундре, но с ним я буду счастлива. А без него – нет.» - по щекам ее покатились крупные слезы.

Намереваясь утешить ее я обнял ее за плечи. Она тут же уткнулась носом мне в плечо и разрыдалась по-настоящему. С трудом я успокоил ее и мы продолжали прогулку.
- «Да, у тебя явный психоз и сейчас я буду тебя успокаивать. Лучший способ – начать строить планы как поправить положение.» - продолжал я.
- «Да как же его теперь поправишь? Раньше надо было. Он ведь хотел, а я все тянула. Как выскочила замуж в 18, разошлась в 20, так у меня о замужестве мысли как о ночном кошмаре. А ему оказалось это нужно, есть такие мужики. А мне нужен он...» - она опять начала всхлипывать.
- «На твоем месте я бы бросил все и завтра же летел в Москву. Найдешь его там, разьяснишь ему все и все станет на свои места.'
- «Нет, не могу. Работа, ребенок.»
- «Брось! Ведь паспорт у тебя действительный? Все остальное уладим. Сама же говоришь, речь идет о счатье твоей жизни.»
- «Нет, не могу, он меня не звал. И вообще я не знаю где его искать. И он написал мне такое письмо.»
- «Ну хорошо, тогда ты ему напиши. Напиши все то, что мне сейчас сказала. На него это подействует.»
- «Нет, не могу, что он обо мне подумает. И как письмо может подействовать?
ТА небось моложе. Небось красивее. Небось без ребенка...»
- «Ну вот, опять плачешь...»

Я обнял ее крепче и поцеловал. Она ответила на поцелуй, и некоторое время мы стояли слившись в обьятии. Таким манером то разговаривая то обнимаяс- то плача мы и продвигались по парку. Со стороны мы, небось, выглядели как самая влюбленная из влюбленных пар округи. Ирония ситуации пришла в голову и Тане:
- «Вот, Федя, как хорошо ты меня слушаешь. Как ты мне сразу поверил.» - сказала вдруг она.
- «А чего мне не верить? Пока у меня денег взаймы не просят я всегда верю.» - отшутился я, – «Однако мне интересно другое: почему ты к какой-нибудь подруге не пошла исповедоваться? К Лиле например? Дело-то женское.»
- «Нет. Не могу. Ни Лиле ни другим. Разве они поймут.»

«Скорее гордость не дает, - подумал я про себя – нарушит образ, который ты поддерживаешь в их глазах. Да и я, признаюсь, от тебя, Танечка, подобных экцессов не ожидал.»

Начинало смеркаться. Не знаю, успокоил я ее достаточно или нет, и похоже ни в чем не убедил, однако надо было чем-нибудь это заканчивать.

- «Слушай, у тебя разум сейчас не работатет, однако мне ситуация ясна как божий день. Ты должна ему написать, причем сегодня же. Никаких упреков, никакой критики – только о своей любви. А там видно будет. Напишешь?»
- «Не зна-аю?»
- «Напишешь. И копию мне пошлешь, я проверю. А не то приеду к тебе, и выпорю по первое число. Ты же знаешь, я могу.»
- «Знаю.»
- «Ну и ладно.»

От предложения повести ее поужинать Таня категорически отказалась, я проводил ее до ее машины и мы расстались.

<Продолжение следует>

Она действительно написала письмо тем же вечером и прислала мне копию. Хорошее любовное письмо, ничего не скажешь. Если бы мне такое кто написал я бы вполне мог влюбиться в ответ. Однако вечер следующего дня окончился точно так же как предыдущего. Таня позвонила мне и попросила встретиться.
Выглядела он не лучше предыдущего. Скорее даже хуже.

- «Он мне ничего не ответил. Нечего! Наверное и не ответит.»
- «Да подожди ты, дай человеку подумать. Может он еще и не прочитал.»
- «Нет раньше он мне каждый день сразу отвечал. Ждал моих писем.»
На ее глазах опять появились слезы.
- «Слушай, как ты в таком виде на работе была?»
- «Да так и была. Уткнулась носом в компьютер и делал вид что работаю. На самом деле каждые пять минут е-мейл проверяла. И все равно некоторые заметили, спрашивали, что со мной стряслось. Я от них только отмахивалась.»

Мы, поговорили еще некоторое время.
- «Слушай, мои методы утешения на тебя не действуют,» – сказал я – «могу предложит- старый добрый секс.»
- «Ну давай.»

Мы поехали к ней. По вредной американской системе ехать приходилось на двух машинах, ибо из таниного пригорода без машины потом не выбраться, так что у меня было достаточно времени и на рпредвкушение будующего свидания и на размышления об общей нелепости подобной ситуации. К ее дому, столь хорошо знакомому мне, мы подьехали одновременно и сразу проскользнули наверх в спальню. Мы быстро раздели друг друга и нырнули под одеяло. Я начал осторожно ласкать ее, она же продолжала говорить о своем несчастье.

- «И почему с другими такое не случается? Почему со мной?»
- «Ну это ты брось Танечка, со всеми случается. Погоди, у меня есть кое-что по данному поводу»

Я вылез из кровати, достал из своей сумки пакет с CD, и, найдя нужный диск, поставил на плайер. Нежная украинская мелодия разнеслась по комнате:

Цвіте терен,цвіте терен,
Та й цвіт опада-aє.
Хто з любов’ю не знається,
Той горя не знає.

А я, молода дівчина,
Та й горя зазнала:
Вечероньки недоїла,
Нічки недоспала.

Мы оба улыбнулись.
- «Смотри, симптомы точно как ты описывала.» - сказал я. Печальный девичий голос продолжал жаловаться.

Ой візьму я кріселечко,
Сяду край віконця,
Іще очі не дрімали,
А вже сходить сонце.

Хоч дрімайте, не дрімайте –
Не будете спати;
Десь поїхав мій миленький
Іншої шукати.

Песня закончилась и я выключил плейер.
- «А в селе у моей бабушки еще такой куплет пели» – прибавил я –
“Нехай їде, нехай їде,
Нехай не вертає
Терен цвіте, терен цвіте,
Та й цвіт опадaє.”
- «Хорошие слова, пускай едет» - сказала она. Песня явно разрядила обстановку.

Я продолжал ее ласкать, она расслабилась и отдавалась моим ласкам. Мы сплелись в обьятиях и сливались в бурных поцелуях. Однако что-то ее все же сдерживало. Вдруг она спросила:
- «Слушай, Федя, а у тебя такое как у меня было?»
- «Что, несчастная любовь?»
- «Да»
- «Было, в девятом классе. С тех пор как-то не случалось.»
- «А что ты тогда делал?»
- «Стих написал. Здорово помагает.»
- «Расскажи стих.»
- «Да он плохой.»
- «Ну расскажи.»
Я рассказал ей свой стих (действительно слабенький). Она же в ответ громко рассмеялась.

- «Ах, так!» – вскричал я с нарочитой строгостью – «Ты позволяшь себе смеяться над моими стихами! А ну подставляй попку!»

Она мгновенно приняла мой сигнал и повернулась попкой к верху, обхватив руками подушку. Ее мощная, выпуклая спортивная попка изгибалась над кроватью так, как другая бы только лежа на солидном возвышении. Я наклонился над ней стоя на кровати на коленях и с силой влепил ей первый шлепок.

- «Ой» - вскрикнула Таня.
- «Что отвыкла? Ничего, терпи.» - Я размеренно шлепал ее тугую попку.
Попка не поддавалась под моими ударами, а почти вибрировала как барабан, и звуки шлепков разносились по комнате как барабанная музыка джаза. При каждом шлепке энергия этой вибрации распространялась у меня от пальцев к плечам, охватывал грудь, заставляя сердце сладко сжиматься а низ живота вздрагивать.
- «Будешь еще над моими стихами смеяться?»
- «Не-е»
- «А вот это тебе чтоб дурацкие мысли в голову не лезли» - и я обрушил на попку новую серию шлепков. Белая кожа таниной попки покрывалась теперь краснотой, но не ярко пунцовой, а стыдливо-розовой, как румянец на щеках.
- «Ой, Феденька, хватит. Бо-ольно.»
- «Что пожалеть тебя?»
- «Пожалей»
- «Хорошо, можешь перевернуться.»

Танечка молниеносто перевернулась на спину и тут же раздвинула и поджала ноги, обхватив колени руками – наша излюбленная поза. Я и не представлял, насколько я распалился предыдущими долгими ласками и этой шлепкой – мой пенис устремился в Танечку как бронебойная ракета в бункер Саддама Хуссейна.
Она поностью отдала себя борьбе с ним, вскрикивала от удовольствия и кончила несколько раз до того как “боеголовка” взовалась у нее внутри. Несколько оглушенные этим взрывом мы откинулись на кровать переводя дыхание.

В этом же роде с необходимыми перерывами мы продолжали еще несколько часов.
Уже совсем выдохшись я лежал рядом с засыпающей Таней, размышляя, что вот не зря говорят, что доброта к билжнему вознаграждается. Если бы днем меня спросили, как я предпочту провести этот вечер: в таниной постели или распаковывая лодку - я бы выбрал лодку. Однако то, что произошло, было, как говорят американцы, «одним из лучших сексуальных ощущений моей жизни». С Таней точно лучшее, из того, что у нас было.
Однако я оделся, поцеловал Таню и поехал домой.

<Окончание следует>

Однако пятница закончилась точно так же как предыдущие два дня. Позвонила Таня и попросила встретится. Когда я приехал к ней то нашел ее точно в том же истерическом состоянии, что и прежде.

- «Что, неужели то, чем мы вчера занимались не помогло?» - спросил я. Я был искренне удивлен.
- «Нет, не очень. Я опять проснулась среди ночи и больше не могла заснуть. И опять те же мысли – что я больше не буду без него счастлива.»
- «Да вернется он. Если ты будешь добиваться этого, то вернется.»
- «Нет, он мне так и не ответил. Я сама виновата – мне стоило поманить его раньше, и он был бы мой. А я ждала, боялась... Чего?»

Мы опять поехали к ней, забрались в постель. Я начал ласкать ее, однако она была скованна и отвечала слабо.
- «Ну раз и секс на тебя не действует, остается применить шок. Клин клином вышибают.» - сказал наконец я.
- «Что побьёшь меня?»
- «Не побью, а выпорю, но по-настоящему.»
- «Да уж, у тебя от всех болезней одно лекарство.»
- «Чем богаты, тем и рады. Я же не ученый-психиатр.» - про себя я подумал, что ученый или нет, а отпахал с ней как психиатр три смены.
- «Ну и пори. И посильнее. Сама в конце концов виновата.»
- «Тогда нужно сходить за розгами.»
- «Ну сходи.»

Она растянулась на кровати, а я спустился вниз, взял на кухне нож и вышел из дому. На участке у нее розог не росло – один американский газон. Зато неподалеку был лес. Я углубился в него и вскоре встретил подходящее растение. Названия я не знаю, в ботанике слаб, однако покрытые серой корой довольно толстые прутья вполне подходили для розог. Нарезая их я размышлял о Тане. Что-то она слишком быстро согласилась на порку. Да еще розгами, а ведь всегда была чуствительна к болевому порогу. Наверно думала об этом заранее. Наверно затем меня сегодня и позвала. Почему тогда прямо не сказала? Не люблю, когда мной манипулируют.
«Ну хорошо, хотела посильнее, будет тебе посильнее.» Я нарезал десяток розг несколько длинее руки. Без сучков, но правда не прямые, как положенно, а слегка изогнутые, вроде татарской сабли. Впрочем и такими можно попасть как надо – зависит от угла.

Я вернулся и нашел у Тани на кухне моток бельевой веревки. Этой веревкой я перехватил розги в нескольких местах, сделав из них два пучка по пять штук и вместе со всей своей добычей вернулся в спальню. Таня по-прежнему лежала на кровати голенькая, согнув ноги в коленках.
- «А ну на живот, руки вперед!» - скомандовал я сбрасывая с нее одеяло.
Она подчинилась и я подложив ей обе подушки под низ живота начал связывать ей руки. Закончив, я протянул свободный конец под изголовье кровати и привязал к раме. Ноги ее я привязал каждую по одтельности протянул концы веревок к ножкам кровати сзади. Теперь Таня с высоко приподнятой попкой и разведенными в сторонны ногами представляла из себя аккуратную пирамиду, хотя и неправильную.
- «Можно?» - спросил я, поглаживая ее по попке и между ног.
Она только кивнула.
Я раздесля, пристроился сзади и аккуратно вошел в нее. Приготовления к порке возбудили нас обеих, ощущение было пронзительно-резким. Она закончила одновременно со мной, вскрикнула и забилась в своих веревках как птичка.

Теперь, сняв напряжение, я был готов начинать. Последнее, что я сделал – включил плейер и сделал звук громче – кто их знает здешнюю звукоизоляцию. Там по прежнему стоял мой диск и веселая песня наполнившая комнату как нельзя соответствовал ситуации по содержанию:
Била мене мати
БерезОвим прутом
За те що стояла
З молодим рекрутом....

Аккомпанируя этим словам розги со свистом опустились на танину попку. Оставленные ими полоски тут же стали вспухать и наливаться красным.
Таня вскрикнула и рванулсь вверх. Такую резкую боль ей приходилось испытывать впервые.

«Вжи» – «вжи» – «вжи» - в такт то грустным то веселым звукам скрипок и цимбал розги опускались на танину попочку, покрывая ее перекрещивающимся узором рубцов. Таня кричала и рвалась все сильнее. Плачущая, с распущенными по плечам русыми волосами она теперь вполне напоминала ту самую сельскую дивчинку, которую мать била березовым прутом, а не ухоженную манхеттенскую мисс -аналитика.

«Вжи» – «вжи» – «вжи» - концы у первого пучка розог стали обламываться, и я взял второй. Мне было жалко уже порядком исхлестанную попочку, однако я твердо решил довести счет ровно до 30. «Вжи» - все.
«їди братику
До дiвчiноньки
Що тебе чека-а-ає...»
- раздалось уже в тишине, прерываемой лишь таниными всхлипами.

Я выключил плейер, разрезал танины веревки и стал энергично растирать ее запястья и щиколотки. Она лежала на животе уткнув нос в подушку и тихо плакала, отдаваясь всецело чуствам боли и обиды.
- «Принести лед?» - спросил я.
- «Нет,» - резко ответила она – «и вообще уходи.»
Я послушал ее, оделся и поехал домой.

Я ждал ее звонка в субботу и воскресенье (сам звонить я не хотел), однако она позвонила только в понедельник.
- «Все в порядке, Феденька. Он написал. Он меня любит. Признал, что вся эта затея с женитьбой на другой была глупостью. Как ты и говорил. Спасибо.» - она звучала куда бодрее.
- «Так что, зря я тебя порол?»
- «Нет, не зря. Не знаю, как бы я еще два дня прожила – я с ума сходила в прямом смысле. А это действительно помогло – как-то забылось, что больнее: любовь или поротая попка.»
- «Всегда пожалуйста.»
- «Ну уж нет. Я ведь замуж выходить собралась.»
- «И в Москву возвращаться?»
- «Если он скажет. Хотя почему бы ему не найти работу в Нью-Йорке.»
- «Ну ладно, желаю счастья.»

Когда я повесил трубку мне пришло в голову, что она мне так и не сказала за все это время как зовут ее суженного. Вот забавно, если Евгений. Тогда я точно получусь в этой истории «усатый нянь».

quote:

---

Originally posted by Захар:
А насчет аллюзии - как-то ничего на ум не идет. Глубоко зарыта?

---

Так я же сказал в конце: Таня - татьяна ларина у Пушкина. Аналогии несчастная любовь, письмо. Федя - "усатый нянь".