Капкан для Шахини... Пересменка закончилась быстро. Снова лагерь наполнился ребячьим визгом и вездесущей малышней. Опять бесконечные очереди: в столовую, в умывальник, в баню и т.д. Прошел слух, что приехала новая группа детдомовских. Их разместили в соседнем отряде. А вечером Катерина на танцах сообщила главную новость: «Шахиня – здесь!».

Август выдался в Мещере жарким. На третий день – наполнили бассейн. Там я и познакомился с некоронованной королевой. У бассейна на нее указала Катя. — Вот она, Шахиня. Виду не показывай, что мы близко знакомы. А с ней подружись.

— Зачем? — Потом узнаешь...

Я присмотрелся, небольшого роста девушка приближалась и мое восхищение возрастало. Тугие налитые груди, которые Шахиня с достоинством несла впереди, бросались в глаза в первую очередь. Затем сладкий упругий животик, смуглая привлекательная кожа, крутые бедра, рельефный восхитительный зад, маленькая ножка и узкая щиколотка. Опустившись в воду, она поймала мой взгляд и ласково улыбнулась, обнажив жемчужные зубки. Далее последовало представление. Она демонстрировала на воде все, что умела, все стили, как умеет ловко нырять и наперегонки, и многое-многое другое. Изредка поглядывала в мою сторону и бросала отрывистые команды. Девочки вокруг нее беспрекословно слушались. Наконец устала, вылезла.

Сквозь мокрый купальник, напоминавший вторую кожу, я смутно различил маленькие соски, призывно зовущие очертания темного треугольника между ног. При этом сжигающая страсть стала такой сильной, какую не испытывал дня два. Я застыл и мной овладело сильнейшее искушение. В мгновенье ока я подхватил Катьку за руку, забыв о предосторожности, и скорей-скорей в палату. Затащил ее к себе, на дверь продел швабру, чтобы не мешали. Партнерша у меня была чудо. Все понимала с полуслова, а здесь и слов не потребовалось. Несмотря на недоуменное лицо, она скинула с себя все в таком бешеном темпе, будто собиралась установить мировой рекорд по раздеванию. Овладел моей красавицей, оставив ее молящий, молчаливый протест без внимания. Покрывал ее соски целым шквалом страстных поцелуев, отчего они тут же превращались в тугие, твердые и влажные. Стон адской похоти вырвался из моей гортани. Конвульсии сотрясали все тело, а бедра задергались. Катя пришла в себя, обвила меня руками и ногтями впилась в мою попу, приближая ее к себе. Обжигающая жидкость запульсировала в моем «малыше» и излилась по назначению. Я погрузился в наиприятнейшее состояние облегчения, удовлетворения и истомы. Сел на кровать, нащупал пачку, жадно затянулся. Задержал дым, затем выпустил его, едва раскрыв губы.

— С ума сошел. Брось курить, а войдет кто. Пошли на улицу. Вышли на свежий воздух. Приятно.

— Ты сумасшедший, Андрюша. У меня же там все сухо. Разве можно так быстро?

—Ты разве не кончила?

— Кончила, конечно. Но чего мне это стоило. А ты темпераментный.... А теперь вот что. Иди к купальне и познакомься с Шахиней, ее Динарой зовут.

Уговаривать меня не надо было. Сполоснувшисъ над раковиной, я побежал. Шахиня сидела на травке, поигрывала камешками и бросала их в воду.

— Каракош, каргылащ, матур кыз, – рассыпался я в комплиментах.

Она с удивлением подняла маленькую головку.

— Вам знаком язык великого Салавата.

— А что, в точку попал? Это немногое, что я знаю из тюркского. Какое-то время моя семья жила в Стерлитамаке. А ты давно в Москве?

Мы разговорились. Собеседник она была интересный, а как человек – странная. В ней уживалось несовместимое. Познания из многих областей, но не глубокие. Словарный запас поражал крайностями. С одной стороны сыпала длинными ветвистыми предложениями. Чередовала прямую речь, гиперболы, цитаты. А с другой – нет-нет да и проскочит матерное словцо, а то и целое блатное выражение. В Шахине боролись две силы: когда-то полученное хорошее воспитание и теперешняя среда. Последнее одерживало вверх. Ну и, наконец, венцом беседы стало сильное сексуальное влечение к этой кошке.

В тихий час, когда лагерь опустел, в укромном месте Катя устроили мне допрос и сама поделилась сокровенным.

— Это хорошо, что ты ей понравился. Шахиня не каждого подпускает. Дружи, разрешаю. Но, чтобы ничего серьезного, не прощу. А поступим мы так: завтра в лесу ты с ней уединишься. Ну, скажем в их шалаш. Шуры-муры, туда-сюда, поцелуетесь, разденешь, ну чего тебе объяснять. А тут и я нагряну. Скрутим, и уж я отольюсь на басурманке. Места живого не оставлю на чернявой. А ты мне поможешь? Не вороти, рожу, не вороти. Так надо, Андрюшенька. Знаешь сколько она, змеюка, крови нашей попила? То-то. Считать не пересчитать. Да на меня весь детдом молится будет, если я ей ребра пересчитаю. Помоги, родной. Ну, как тут можно не согласиться, раз весь детдом просит. Назавтра все шло по задуманному, но до поры-до-времени. Шахиня действительно пошла за мной, но не сразу и подав знак своим. По дороге, после двух-трех поцелуев, она беззастенчиво запустила мне руку в штаны. Стала методично щупать, как бы изучая мой эпицентр страсти с неподдельным любопытством. В шалаш мы влезли уже разгоряченные. Здесь ее язык так впился в мои губы, что стало тяжело дышать. Я удивился вторично: разве может человеческий язык быть таким горячим и колючим? Это очень, ну очень возбуждало. Особенно когда эта проворная часть погрузилось в то место, где у мужчин, как правило, расположен источник могучего желания. Приятно покусывая его зубками, она быстро довела меня до вершины наслаждения. Ураган чувств пронесся, и я взорвался оргазмом. Теплая жидкость заполнила маленький ротик Динары. Чуть погодя, ощущая свой долг, я принялся ласкать Шахиню. Но ей не повезло. Лохматая голова просунулась не вовремя сквозь ветки и испортила все дело.

— Аида, Динара, айда. Гяуры наших бьют за курут.

— Кишкерма, – выругалась девушка, – якши. Извини, жян, – это она мне. Обе чернявки скрылись. Я лениво потянулся, заковырял палочкой между зубов. Какое то время спустя, появилась Катюша. —Черт побери, не получилось. Наши драку затеяли, за то, что сыр в столовой не поделили. Я думала это отвлечет их от вас. Получилось наоборот. Они без своей атаманши ни одну драку не выигрывали. А с ней нашим не одолеть. Ладно, завтра попробуем на острове... Ты то как? Я то гляжу в порядке, сволочь. Небось, кончил уже, гад. И когда ты успеваешь на всех фронтах. А чем завтра привлекать станешь?

— Будь спок. Али я не весел, али не красив...Заряды найдутся, была бы цель. Вот как ты переправишься, раз на ялике мы будем? — Лодку найму, там внизу по течению...

Но реальность опять внесла свои коррективы. Завтра не получилось. После массовой драки нас остерегались отпускать на прогулку. И через день тоже и через два. Наши отряды теперь разводили по всем мероприятиям. Смена подходила к экватору, когда наш п/л в полном составе уехал на спортивную летнюю ежегодную Олимпиаду в соседний «Горизонт». Остались только мы, в качестве дежурных, и тот, кто приболел. Выдался удачный момент. Ни о каком дежурстве, понятно, не могло быть и речи. Взявшись за руки, я и Динара галопом понеслись к реке.

Во время гребли как следует рассмотрел мою спутницу. Гибкая, по-модному стильно всклоченная она была обтянута в тонкое черное платье, подчеркивающее все ее анатомические подробности. В этом наряде Динара казалось еще стройней и выше.

В лодке она молчала и только часто улыбалась чуть влажными губами и как мне показалось чуть подрагивала, может быть от возбуждения. На острове, не удаляясь от берега, я стянул платье с ее высоко стоящих грудей, а она только лениво подняла руки, позволяя мне снять его полностью. Затем я потянулся к застежкам белого лифчика, который буквально лопался, пытаясь удержать молодую бушующую плоть. Освободившись из плена, ее грудки гордо выпрыгнули и затряслись под собственной тяжестью. Обнаженный великолепный бюст манил к себе чарующей игрой белизны и загара, а розовые соски призывно подпрыгивали при каждом вздохе.

Я припал к Динаре, обвился как лиана, лаская ее всю. Розовые губки внизу налились от умелых прикосновений. Теплые бедра размякли и раздвинулись во всю ширь, словно приглашая, ознакомиться с самым сокровенным, что скрыто между ними. Подвижное тело девушки подалось вверх, прогнулось. В этот момент нас ничто не смогло бы разодрать. Как сиамские близнецы, мы представляли единое целое, и вскоре остров наполнился высоким гортанным криком блаженства, высшего наслаждения, что подарила нам Природа...

Какая же молодец, моя Катя! Она скрежетала зубами, била кулаком о землю, но сдержалась, не расстроила нашу любовь в этот час. Спустя минут 15-20 она появилась с веревками наперевес. Я откатился, а между девочками завязалась борьба. Катька душила, а Динара ухватилась за верхнюю и нижнюю челюсти и раздирала сопернице рот. Поняв, что проигрывает, моя сильно коленом ударила башкирку в левую грудь. Та охнула, опустила руки. Второй удар коленом по подбородку и нокдаун.

Не давая опомниться, Катя перевернула Шахиню на живот и опутала веревками руки. Подтащила к дереву и в позе на коленях – пристроила к стволу.

— Победа! Ну, щас я отыграюсь, паскуда. И ловко принялась ногами охаживать Динару по ребрам, а затем лбом о дерево.

— Диджал (предатель), – понеслось в мою сторону, – кагар хуккан (будь ты проклят). — Ах. ты ругаться на моего. Андрюшеньку. Hу, держись, сучара. — Андрей – мой друг, кунак, по-вашему. Ты его не тронь. С этими словами Катька обломала молодые побеги с дерева. Со злостью очистила их от листьев и похвасталась розгами перед лицом Шахини.

— Вот видала. Сейчас надеру тебе жопу до мяса, будешь на своей шкуре знать, как над нашими издеваться. Потом оглядела, задумалась и перевязала Шахиню по-новому. Стянула короткими кусками щиколотки и колени, а также запястья и локти. Подтянула руки к ногам. Затем перехватила одним шпагатом талию и ляжки. Шахиня получилась спеленатой, полностью обездвиженной, к тому же зад ее оказался выпяченным и готовым к употреблению. Но Кате этого мало. За шею и плечи она приторочила жертву к дереву, а между губами завязала толстую веревку.

— Помычи мне.

Полюбовавшись работой, снова принялась за дело. Динара в это время зажмурила глаза и уткнулась головой в ствол. Картина была шикарной. Хорошенькая девушка с тугой, круглой, атласно-гладкой попкой в такой позе, желание высечь возникнет у кого угодно. А Катю в это время надо было видеть. Раскрасневшаяся, разгоряченная, она торжествовала.

Неожиданно ее руки стремительно опустились вниз, сильно хлестнув прутом по напряженной выпуклости зада. Резкий жалящий шлепок гулко разнесся, благодаря разряженному воздуху. Динара попыталась взвизгнуть, но через веревку получилось действительно подобно мычанию.

— У-у-у-м.

— – А, не правится, гадина. Вот, тебе, вот... почувствовала каково.

Второй обжигающий удар последовал за первым навстречу рывку попы вверх и мгновенно осадил ее. Потом еще и еще...

Динара оторвала голову от дерева. Ее глаза вытаращились, испуганно-удивленная гримаса исказила лицо.

— Ага, больно, сучка, больно, – радовалась детдомовка, – ну получай, морда нерусская, получай. Голова у Шахини завертелась, задергалась в такт подпрыгиваниям задницы. Взгляд перешел на молящий, но выговорить что-то членораздельное по-прежнему не могла. Она дергалась и корчилась от боли, но разве Катьку остановишь. Та секла с азартом, то быстро-быстро, то с расстановкой, дергая розгу на себя. Лицо у поротой стало темно-багровым и опять я поймал себя на мысли, что оно похоже на задницу. Там также все изгибы и просторы окрасились в ярко-красные тона. Местами проступили синие рубцы. Видно было невооруженным взглядом, что ее нежное мягкое место не приучено к розгам и ей действительно приходится туго. Единственное отличие, что слез на заднице не было, а спереди они полились ручьем. Из последних сил она рванулась из плена, но веревки удержали, и Шахиня окончательно поняла, что проиграла. Катя не унималась.

— Помнишь, как ножку тебе целовала, а как морковки мне отпускали. За все ответишь, каждой клеточкой своей, каждой щелочкой. Получай...я и бутылку найду, мы тебя еще и на рога поставим...это только цветочки, кобылка сраная... семечки. Ни один нехристь замуж не возьмет. В перестарках навечно останешься, ха-ха.

Зад у Динки полыхал. Тонкие, но глубокие полоски уже перешли на поясницу, бока, запестрели на ляжках. А Катя все не унималась, секла и секла в одном положении, как заведенная, только изредка наклоняясь за новыми розгами. Не чувствовала усталости ее спина, которая изогнулась, т.к. маленькая Шахиня, да еще в таком положении, была явно неудобной мишенью. Кожа от натянутого состояния и жестких постоянных ударов не выдержала. Посредине попы от наиболее частых попаданий рубец просек кожу насквозь. Кровь начала заливать нижнюю половинку и ноги. Запахло уголовщиной. Я вмешался.

— Ну, будет. Катя, будет. Натешилась, оставь ее.

Облапив подружку, я с трудом оттащил ее от дерева. Она выронила розгу и осела. От перевозбуждения слезы полились и у нее.

— Нет, ну ты представляешь, получилось! Пять лет ждала и вот – получилось. A теперь будь, что будет....Хотя, я совсем забыла, Наташа, выходи.

Совершенно неожиданно из-за кустов появилась подружка Катькина с фотоаппаратом. Они засуетились. Спустили путы. Катя задрала подол, стянула трусы с себя и ткнула Динару головой в свою письку. Защелкал аппарат.

— Только постарайся, чтобы моя рука не вошла. Будто она сама, без принуждения… Вот теперь, Динарочка, ты у меня на крючке. Будешь залупаться, всем покажу, какая ты ковырялка и подлиза. Съела!

С Шахиней стало плохо, нелегко расставаться с властью. Нашатырь привел ее в чувство, и мы стали собираться.

На ялик погрузились девчонки, а я поплыл рядом. Слушая, как переругиваются детдомовки, две из которых гребли, а третья полулежала на боку, я поймал себя на мысли: «А лето-то прошло.» Последнее лето детства, а много ли оно напоминало детство? Пожалуй, что нет. Передо мной разыгрались такие страсти, что иной и во всей своей взрослой жизни не встретит.