Произошли эти события примерно в 1985г., когда мне было 12-13 лет. Я отдыхал в летнем пионерском лагере под «Голицино» в одном из старших отрядов и поначалу смена не предвещала ничего нового и необычного. Но постепенно старшие отряды лагеря стала «захватывать игра под названием: «игра в господ». смысл которой состоял в том, что когда ты садился на любую поверхность (стул, земля, кровать и т.д.), то обязан был сказать слово «сижу». В случае невыполнения этого условия противник по игре начинал считать, подняв вверх большой палец и заканчивал счет, пока ты не подбегал к нему и не «зажимал» его большой палец.

Обычно игра продолжалась до 1000 набранных кем то очков, и учитывая расслабленность на отдыхе, кто-то кому-то проигрывал очень быстро и на весь следующий день оставался «рабом» у выигравшего.

Поначалу смены игра носила спокойный характер, партнеры по игре были, в основном, лица одного пола и желания были достаточно безобидными: сделать пяток приседаний, намазать девчонок (и наоборот) пастой ночью, достать (принести) хлеба из столовой для ночи и т.д.). Но постепенно играющие стали все больше находить себе партнера среди лиц противоположного пола, желания стали все более жесткими и вскоре игра приобрела явно выраженный с/м характер.

Толчком этому послужила наша пионервожатая Наташа, которая за курение и распитие спиртного (местного самогона из деревни) под угрозой рассказа родителям, выпорола двоих девочек из нашего отряда. Я в то время подружился с еще одной девочкой Леной, которая со слов одной из наказуемых (Юли) рассказала о произведенной экзекуции.

Наказание проходило в комнате вожатой. После долгих уговоров, мольбы и слез первой из наказуемой по требованию пионервожатой (девушки лет 25) пришлось улечься животом на кровать, поднять платье и приспустить до колен трусы. Вторая наказуемая (Юля) стояла у закрытой изнутри двери и с ужасом, как она сама рассказала, смотрела за происходящем.

Наказание обеим было установлено по 15 ударов розгой. Однако, в случае, если кто либо из наказуемых вскочит раньше времени с кровати или будет закрывать свой зад от ударов руками, дополнительно получит по 3 удара за каждый случай нарушения. Наташа включила погромче музыку. Это был хит того сезона, который «крутили и играли постоянно – песня группы «Европа», взяла заготовленный прут и со специфическим шлепком стегнула по попе наказуемой.

Та замычала в лежащую на кровати подушку и при каждом ударе протяжно стонала. По словам Юли к 7-8 удару по мере появления красных полос на заднице потуги по несчастью у нее самой пробудилось какое то неведомое ранее чувство злорадства и удовольствия, «а все тело охватила дрожь, как перед экзаменами в школе».

Наказуемая (Олеся), не выдержав равномерных и сочных ударов вожатой за 2 удара до конца отсчета вскочила с кровати и вытирая, мокрое от слез лицо, стала натягивать на свое иссеченное тело трусы. Олеся одернула платье и выкрикивая беспорядочно слова... Юля поняла, что Наташа как то странно реагирует на происходящее. Она молча смотрела на провинившуюся и по ее лицу невозможно было понять о ее намерениях. Олеся с каждой минутой стала затихать, перестала всхлипывать и начала умолять Наташу прекратить наказание. Однако та спокойными, но жесткими фразами вновь заставила пионерку принять ту же унизительную позу и через некоторое время с удвоенной энергией отсчитала Олесе оставшиеся удары с учетом ее штрафа.

Затем настала очередь Юли. О своем наказании она не стала много рассказывать, однако в конце призналась, что то чувство возбуждения, когда пороли Олесю только усилилось, когда стали потчевать березовой кашей ее саму.

С тех пор наш лагерь и забурлил. Я сам несколько раз проигрывал и выигрывал. Однако до крайностей у меня не доходило. Однако моя подружка – Лена, сама «заразившись» этой новой игрой, продемонстрировала мне то, что так надолго запало мне в память.

Лена стала повелительницей над красивой, но достаточно стеснительной девочкой из нашего отряда – Машей, у которой была потрясающая коса по пояс.

Ближе к ужину Лена отвела меня к потаенному месту-шалашу на краю болота, находящегося недалеко от лагеря, и велела ждать. Ждать пришлось недолго, где то через полчаса появилась Лена с «насмерть перепуганной» Машей. Лена ее предупредила, что до 12 часов вечера она находится в ее распоряжении и если Маша не хочет исполнять ее желания в присутствии всей палаты после отбоя, она должна исполнить несколько ее желаний сейчас. Маша стала просить ее не наказывать ее слишком сурово, долго доказывала, что стала играть в эту игру случайно под общим влиянием, но Лена осталась непреклонна и предупредила, что или Маша сейчас же уходит и до отбоя к ней не будет «никаких претензий и желаний» или она начинает для начала приседать. «Я жду» – сказала Лена. И увидела как Маша покорно начала приседать 10 назначенных ей раз. Причем, приседала она по движению руки Лены, как преданная собака, выполняя приказ хозяина. В это время я сидел так тихо (действие происходило не дальше 10 метров от меня), что казалось я перестал дышать.

Следующим приказанием было закатать до горла майку, спустить до земли тренировочные и трусы, а так как на Маше лифчика не было, то в случае выполнения указания она осталась бы практически полностью обнаженной перед своей мучительницей. Маша отказалась это сделать и несмотря на предупреждение осталась неподвижно стоять около шалаша. «Встретимся вечером в палате», – не глядя на Машу тихо сказала Лена, и стремительно стала двигаться по направлению к лагерю.

И тут не выдержала уже Маша. Она бросилась в вдогонку за Леной и стала с жаром убеждать ее закончить свои мучения здесь без всеобщего обозрения и в качестве доказательства уже подтягивала вверх футболку. Лена лениво вернулась к моему укрытию, нехотя села на стоявший рядом пень и пока Маша спускала с себя тренировочные штаны и беленькие трусики, незаметно улыбнулась в мою сторону. Лена сорвала несколько растущих рядом с собой папоротников и стала обмахиваться ими вокруг себя. И тут до меня дошел смысл раздевания Маши. Вокруг было полно комаров и Маше предстояло серьезное испытание. «Готова», – спросила Лена, оглядывая плотоядно жертву. Маша стояла низко опустив пунцовое от стыда лицо, поддерживая у головы футболку и переминаясь на полностью обнаженных ногах ждала указаний.

Лена взглянула на часы, и установила срок – пять минут неподвижного стояния. Даже мне в шалаше, куда комарам и слепням было тяжело проникать было неуютно, что же говорить о Маше, тело которой, вздрагивая от укуса гнуса, было буквально облеплено им. Лена в это время подошла к растущей неподалеку крапиве, обернула основание папоротником и принесла ее к ногам Маши.

Когда закончилось отведенное для наказания время и Маша, хотев одеться, нагнулась вниз за трусами, она получила за самовольные действия крепкий удар по своим обнаженным ягодицам прутом от Лены, который непонятным образом оказался в ее руках. Нанеся еще несколько хлестких ударов по заднице, сопровождавшиеся визгом «рабыни», от которых поперек тела вспухли красные полосы, Лена заставила еще постоять Машу в таком согнутом положении и боясь обжечься крапивой, придерживая ее папоротником, достаточно внушительный куст крапивы поднесла к истерзанной ударами и укусами попке Маши и только тогда заставила ту натянуть свои трусы.

Было видно как изменилась походка Маши, которая старалась идти в таком темпе, чтобы обжигающие объятия крапивы, находящейся в трусах, были минимальны. Они удалялись. Маша, перетерпливая боль, с повеселевшим взглядом смотрела на свою мучительницу и не знала, что Лена жестоко обманет ее. Впереди у уже наказанной Маши будут и общая прелюдная вечерняя порка в палате всех рабынь и ползание под кроватями на коленях...