Наступающий день не обещал ничего нового. Обычное для этого времени года прохладное утро проникло в окно спальни. Мягкий свет постепенно выхватил из темноты ровные ряды кроватей со спящими воспитанницами, стоящие рядом с кроватями стулья с аккуратно сложенными кружевными панталонами, чулками и подвязками. Высокие шнурованные ботинки скромно стояли под стульями. Свет все сильнее и сильнее вытеснял полумрак.

Рядом со скамьей стоял необычной формы стул, явно не предназначенный для обычного сидения на нем. Прикрепленные в различных местах к стулу металлические, кожаные ремни с пряжками и веревками говорили о том, что этот стул используется в особых случаях, когда провинности воспитанницы не соответствует обычному и требуют дополнительного воздействия не только болью. Но и стыдом. Вообще в арсенале мадам Венделер – старшей классной дамы пансиона для девушек «Дю Моонд», имелся большой выбор средств и способов заставить провинившуюся воспитанницу максимально прочувствовать всю неотвратимость и строгость наказания.

Пансион «Дю Моонд» был частным учебным заведением, где на протяжении всего срока обучения постоянно проживали восемнадцать молодых девушек от семнадцати до двадцати лет из обеспеченных семей. Строгие правила пансиона запрещали воспитанницам покидать пансион, и только на время коротких каникул два раза в году девушкам разрешалось жить с родственниками.

Персонал пансиона состоял из девяти строгих дам учителей, старшей классной дамы мадам Венделер, горничных и прислуги. Высокая стоимость обучения и репутация «Дю Моонд» позволяли обходиться без участия мужчин в содержании пансиона. Наряду с закрытостью пансиона имелось еще одно неоспоримое преимущество данного способа воспитания молодых девушек. Любое нарушение распорядка, отсутствия должного прилежания и успехов в усвоении знаний влекли за собой один единственный способ наказаний – розги.

Розги стояли во главе угла всей системы воспитания, наказания и даже поощрения, принятой за основу в «Дю Моонд».

Между тем утро окончательно вытеснило остатки ночи и в спальне появилась одна из горничных с колокольчиком в руках. Мелодичный звон потек, обволакивая просыпающихся воспитанниц, напоминая всем, что наступило субботнее утро – утро, заставляющее одних вспоминать все ошибки, совершенные за неделю, а других с тоской представить весь субботний день с тайной надеждой все-таки хоть чем-то умалить провинность и вымолить хоть небольшое уменьшение неотвратимого наказания.

Воспитанницы пансиона носили одинаковый наряд, состоящий из изящного корсета, ажурных шелковых чулок на подвязках и белых кружевных панталон до колен. Форменные платья воспитанниц с абсолютно глухим верхом в то же время имели сзади ниже пояса разрез, позволяющий не задирать юбки, а лишь нагнув провинившуюся откинуть полы, развязать и спустить панталоны для наказания. На фоне темных форменных платьев, черных дамских высоких ботинок и черных ажурных чулок белыми пятнами выделялись лишь воротнички да выглядывающие сзади в разрезе при ходьбе кружевные панталоны.

Стоявшая в спальне горничная внимательно наблюдала за одеванием воспитанниц. Помимо прочего, в ее обязанности входила необходимость следить за соблюдением девушками правил пансиона и при их нарушении наказывать провинившуюся за ее ошибку.

Воспитанницы должны были сами докладывать классным дамам свои ежедневные провинности, величину же наказаний назначала по субботам мадам Венделер и поэтому все оставшееся до субботы время виновная не знала, что ее ждет и могла лишь повышенным усердием и прилежанием вымолить прощение – уменьшение степени наказания.

Одеваясь воспитанницы старались не смотреть в тот угол спальни, где стояли скамьи, стул и розги, но внутренний страх неизбежного наказания возвращал их взоры туда, поскольку не было случая, чтобы за неделю хоть одна воспитанница не нарушила строгих правил пансиона и ее не ожидало решение мадам Венделер, назначавшее провинившейся конкретное число ударов розги.

По субботам занятий в пансионе не было, но это не радовало воспитанниц, поскольку именно по субботам в пансионе свистели розги, извивались иссеченные голые девичьи зады и истошными воплями заливалась спальня. Процесс определения количества наказаний и поощрений начинался сразу же после завтрака. Воспитанницы пансиона по очереди заходили в кабинет классной дамы и стоя на коленях перечисляли свои провинности и успехи за прошедшую неделю. Малейшая попытки умалить вину или преувеличить заслуги немедленно влекли за собой увеличение степени наказания.

К обеду всем провинившимся были определены размеры и способы наказания и уже в столовой видны были слезы на глазах, означающие что ползание на коленях в кабинете мадам Венделер и целование ее сапог не принесло кое-кому столь желаемого поощрения – уменьшения числа ударов розги.

По правилам пансиона наказания начали с провинившихся, имеющих минимальное число ударов розги, назначенных старшей классной дамой. Старшая горничная назвала имя провинившейся и та сама подошла к стоящей в углу спальни скамье, легла на нее лицом вниз, откинула в стороны полы платья и спустила до колен свои панталоны. Убирать руки и спускать панталоны во время порки запрещено. Двое горничных подошли спереди и сзади скамьи и опустились на колени, чтобы придержать наказуемую, но она и не думает вырываться, потому что знает, чем грозит хоть малейшее препятствие с ее стороны уже назначенному наказанию. Третья горничная взяла из ведерка розги, а старшая горничная еще раз назвала число ударов. Все это время провинившаяся с замиранием ждет первого удара. Раздался свист и первая красная полоса появилась на голому заду. Во время наказания провинившаяся громко считает число ударов твердым голосом, поскольку слезы во время порки розгами тоже являются провинностью и влекут за собой увеличение числа ударов или стояние на коленях после порки лицом к стене без платья со спущенными панталонами до самого ужина.

Наконец первая провинившаяся высечена. Она встала со скамьи, поцеловала розги и поблагодарила старшую классную даму за наказание. Старшая классная дама разрешила ей натянуть панталоны и встать в строй с другими воспитанницами, присутствующими во время наказания и ждущими своей очереди.

Следующая воспитанница не смогла просчитать без слез в голосе число ударов розги и по окончании порки мадам Венделер приказала ей снять платье и встать на колени лицом к стене со спущенными панталонами. Она будет стоять здесь в этой унизительной позе с иссеченным задом, не смея даже повернуть лица, и только перед ужином ей будет позволено еще раз благодарить за строгое наказание старшую классную даму.

Горничная, секущая провинившуюся розгами, делает это с особым старанием и тщательностью. Сегодня мадам Венделер была снисходительна и великодушна. Большинство провинившихся получили от пятнадцати до тридцати пяти ударов по голому заду в присутствии всех остальных, лежа на скамье, и всего три воспитанницы оставлены после порки стоять на коленях у стены до ужина. Но даже будучи столь великодушной, старшая классная дама определила троим провинившимся порку розгами на стуле.

Порка розгами на стуле составляет особый ритуал, призванный не столько особо изощрённо наказать провинившихся, сколько показать остальным, уже высеченным розгами воспитанницам пансиона, какое более жестокое наказание ожидает их в будущем за предстоящие провинности. Не трудно представить состояние девятнадцатилетней девушки, ожидающей на. протяжении двух-трех часов, пока секут розгами других, своей более болезненной участи. Её состояние ожидания своей очереди уже сопоставимо со всей жестокостью наказания.

Мадам Венделер сегодня обратилась к Элен: «К вам, мадемуазель Элен, как к зачинщице вашего отсутствия надлежит применить более строгое наказание…».

Девятнадцатилетняя Элен была одной из самых красивых воспитанниц, обучающихся в пансионате «Дю Моонд». В свои девятнадцать она была вполне сформировавшейся девушкой и все в ней говорило о том, что она станет настоящей леди. Но сейчас, стоя перед мадам Венделер и не в силах отвести глаз от розог в руке старшей горничной, Элен дрожала всем телом, как пятилетняя, девочка, которая разбила мамину вазу. Ее тонкие руки судорожно сжимались, губы были искусаны и стройные ноги мелко дрожали.

Как полновластная хозяйка пансиона мадам Венделер испытывала настоящее сладострастие во время процедуры наказания и с удовольствием сама взяла бы розги, но титул старшей классной дамы не давал такой возможности. Но сегодня она была не в силах подавить свои желания и ее губы сами произнесли: » Мадемуазель Элен, Вы будете наказаны последней!»

Подошла очередь воспитанниц, которых сегодня будут сечь на стуле. Собственно это даже не стул, а скорее станок, к которому буквально приковывается наказываемая. Снова горничная называет имя провинившейся и та, сняв с себя платье, ложится спиной на стул. Две других горничных одели ей кожаные ошейник и браслеты на ноги, завели и скрепили ремнями под стулом руки, ошейник же пристегнули с двух сторон к стулу. Затем горничные скрепили между собой ноги провинившейся , подтянули ее колени к груди и спустили панталоны до колен.

При таком виде наказания сдержать слезы намного труднее так, как теперь провинившуюся секут не поперек ягодиц, а по вдоль внутренней стороны бедер. Уже после третьего удара розги воспитанница не в силах сдерживать истошные вопли, а крепкие ремни не дают даже пошевелится и несчастная заходится в крике.

Наконец высечены все кроме Элен и в этот момент мадам Венделер приказала удалиться всем, кроме старшей горничной. «Прошу Вас, мадемуазель, снять ваше платье и панталоны», – сказала Мадам. Она сама скрепила руки Элен и защелкнула их под ее спиной. Затем подняла ее колени к груди, развела на сколько возможно в стороны ее ноги и закрепила. Оказавшись как бы вывернутой наружу, Элен поняла, что ее ждет не обычная порка розгами на стуле, а что-то новое и может быть жестокое. Тем временем в руках у мадам Венделер, как по волшебству, появился хлыст, который она вручила старшей горничной. Всем своим видом старшая горничная показала, что без дальнейших слов понимает желания Мадам и приняла хлыст, улыбаясь не менее сладострастно. Сама же старшая классная дама подошла к изголовью Элен и заглянула в ее полные ужаса глаза. Венделер приказала начинать.

Элен напряглась изо всех сил, ожидая первого удара хлыста, но вместо этого почувствовала, как старшая горничная медленно и нежно стала ласкать хлыстом ее ноги, постепенно приближаясь к самому интимному месту. . Растерявшись от неожиданности Элен расслабилась и заглянула в глаза мадам Венделер, надеясь там найти ответ. Но там она прочла только сильное желание чего-то нового, еще неизвестного, но вместе с тем очень притягательного. И именно в этот .момент раздался свист и хлыст старшей горничной стегнул по ногам Элен. От неожиданности она просто задохнулась в безмолвном крике и выгнулась, как дикая кошка, но кожаные ремни держали крепко. Удар! Удар! Еще и еще. Наконец громкий крик прорезал тишину спальни. Ни слова не говоря, Мадам повернулась спиной к изголовью стула, подняла до пояса подол платья, спустила свои панталоны и, согнувшись, села на лицо Элен. Благоухающая промежность мадам Венделер полностью накрыла кричащий рот, а хлыст начал ласкать те места, которые еще секунду назад беспощадно жалил.

Кожаный ошейник, пристегнутый к стулу, не давал Элен даже повернуть голову и ей ничего не оставалось, как ждать того, что будет дальше. Прогнувшись насколько возможно, Мадам дотянулась одной рукой до груди Элен и начала медленно ласкать ее. .Элен, забыв про боль, рванулась всем своим молодым телом, но крепкие ремни не давали возможности даже пошевелиться. Новые, неизведанные чувства захлестнули Элен. Новый вкус – вкус женщины обволок ее рот, а ласкающий хлыст принес тепло и влагу между иссеченных ног.

Молодая упругая грудь напряглась под руками Мадам Венделер и все тело Элен отозвалось на новое сладкой дрожью.

Закрыв глаза старшая классная дама застонала и сильнее прижалась ко рту девушки. Элен не в силах сдерживаться, рванулась навстречу этому, источающему сок, бутону. Она желала, чтобы и хлыст наконец проник к ней туда, где все ее естество ждало утоления. Все слилось воедино! Жгучая, острая боль и упоение вкусом женщины. Один язычок Элен оставался свободным и повинуясь скорее инстинкту, чем разуму, он ворвался в мадам Венделер, эту ненавистную и обожаемую женщину. Отбросив в сторону хлыст, старшая горничная упала на колени и впилась своим ртом в истерзанную вульву воспитанницы.

Мощный оргазм пронизал ласкаемое и терзаемое тела уже обессиленной Элен и мадам Венделер. Смешанный поток сладостных чувств взорвался в теле воспитанницы одновременно с ненавистью к старшей горничной: «Как она посмела прикоснуться губами к тому, что теперь без остатка будет принадлежать лишь одной! Венделер!».

«Вы свободны, мадемуазель», – произнесла через несколько минут мадам Венделер, прекрасно сознавая, что свобода Элен потеряна навсегда и, что эта девушка отныне ее рабыня. Только ее. Вся без остатка.