Я оказался жильцом этого панельного дома на окраине только потому, что квартиры там сдавались самые дешевые. Хозяева заверили, что зимой будет тепло, но честно предупредили насчет плохой звукоизоляции. Соседкой оказалась довольно приятная дама лет сорока – весьма подвижная, несмотря на внушительные формы и очень приятная в общении. Мы познакомились и она сразу же пригласила меня в гости, а если что-нибудь понадобится, не стесняться и смело заходить. Мне тогда было 25 лет – законченное высшее образование и довольно интересная работа по специальности, занимающая много времени.

В первую ночь, утомленный перевозкой вещей, я лег спать рано. Часов в 11 вечера меня разбудил прерывистый девичий крик за стенкой. Кричала, вне всякого сомнения, не соседка. Голос принадлежал молодой девушке и вряд ли он был связан с наслаждением. Во всяком случае, я подумал тогда, что так кричат только от боли. Утром в мою квартиру постучали. Это была соседка Нина Ивановна: «Заходите, попьем чайку, вы же, небось, и вещи не разобрали».

На кухне хозяйничала девчонка лет семнадцати – в косынке и пестрой футболке. Увидев нас, она опустила глаза и принялась нарезать батон. Нина Ивановна не только не познакомила нас, но и войдя на кухню, не обращала на девчонку никакого внимания. Малышка накрыла нам стол и стала в нерешительности в углу, опустив голову и руки по швам. Так она простояла всю трапезу.

Нина Ивановна ласковым голосом вела со мной дружескую беседу. Затем повернулась к девушке и отрывисто скомандовала:

– Быстро попей чаю и собирайся на занятия. – И обращаясь ко мне добавила: – Это племянница моя, студентка.

Вечером я уже сам внимательно прислушивался к крикам за стенкой. На этот раз они начались часов в девять. Между всхлипами отчетливо слышалось сдавленное «простите». Утром на чай меня уже не приглашали, но выйдя в магазин, я встретил во дворе ту же таинственную племянницу. Мы познакомились и я задал ей наиболее интересующий меня вопрос:

– Извините, это не вы кричали вчера вечером?

Алена покраснела и убежала. Вернувшись домой, я услышал еще в коридоре плач и сердитый голос соседки:

– Если я посылаю тебя в магазин, это не значит, что ты можешь безнаказанно приставать к мужчинам. Быстро снимай трусы, я выбью у тебя эти б...ие наклонности. Второй такой, как твоя сестра, нам в семье не надо.

В первую минуту мне стало не по себе. Меньше всего хотелось стать причиной страдания другого человека, к тому же если этот человек – симпатичная девушка. Я постучал. Мне не ответили. Затем просунул руку – дверь оказалась незапертой. Я прошел по коридору к двери в гостиную. Картину, которую я там увидел, не забуду до конца своей жизни. Посреди комнаты на огромном кожаном кресле сидела Нина Ивановна, а у нее на коленях лежала Алена. Трусики были стянуты до колен, Футболка болталась на шее. Коленками она упиралась об низкий стульчик, явно не из этого гарнитура, так что ноги стояли почти под прямым углом, а локтями лекала на втором высоком, кресле. Красивые упругие груди она прижала к массивной ноге тети. Нина Ивановна крутила в руках короткую коричневую школьную указку и занудным голосом читала нотации:

– Чтобы тебя взяли замуж, ты должна быть скромной, послушной, уметь готовить, стирать, убирать. А строить мужикам глазки и показывать сиськи тебе еще рано.

Секла она ее довольно больно, но, видимо, значительно больше наслаждалась смущением девушки. Обе делали вид, что не замечают постороннего – одна из-за безысходности своего положения, вторая – стараясь наказать юную пассию дополнительной порцией унижения. Когда указка в последний раз опустилась на вздрагивавшую попку студентки-первокурсницы, не замечать меня уже стало невозможным. Нина Ивановна подняла глаза и сказала:

– Извините, что мы потревожили вас. Но эта девочка совсем распустилась. Мать попросила держать ее в ежовых рукавицах.

Затем она смахнула племянницу с колен и приказала:

– А теперь, Аленушка, принеси свою ночнушку. Ту, что ты вчера постирала.

Спустя минуту девочка, вся пунцовая от стыда, вошла в комнату, неся на вытянутых руках кружевную ночнушку. Маленькие ажурные трусики подчеркивали розовые полоски на ягодицах. Нина Ивановна взяла в руки рубашку и вывернула наизнанку. Там было видно маленькое не отстиранное пятно. Строгая тетя обратилась ко мне:

«Скажите, разве в этом можно ходить?» и переведя глаза на Алену:

– Ну что, мама тебя совершенно ничему не учила? Хочешь быть неряхой? Мне уже надоело тебя наказывать! Ну-ка быстро становись как положено. К тому же одевать трусы я тебе не разрешала. Давай их сюда. И что это у тебя за белье такое? Трусики у молодой девушки должны быть скромными, еще раз увижу эту гадость, высеку до крови. Поняла? Аленка взялась за резинку трусиков, посмотрела на нас и замерла. Затем закусила губки и тихо сказала:

– Я не хочу при нем!

Я тихо двинулся к выходу. Нина Ивановна остановила меня:

– Останьтесь, Сережа. Она должна делать то, что ей велят, а не то, что она хочет. И чем быстрее она привыкнет слушаться, тем будет лучше для нее.

Видя, что ей не избежать порки перед незнакомым мужчиной, Аленка заплакала. Мне стало не по себе. Но Нина Ивановна была непреклонной. Вынула из тумбочки плетку и, триумфально глядя в глаза жертве, указала на центр комнаты, как судья на ринге. Бедная девушка, плача, оголила свой уже исхлестанный задик и голенькая стояла перед нами. Нина Ивановна продолжала давать указания:

– Наклоняйся. Быстрее, мне некогда ждать. И ниже, ниже. Чем сильнее прогнешься, тем больнее будет, а чем больнее – тем быстрее станешь человеком. Ну же, чем ты там занималась на гимнастике?

Девушка прогнулась и заплакала. Она знала, что непослушание будет вдвое больнее и поэтому делала все, что ей велели. Слезы тоже не могла вытереть, потому что опиралась руками о свои ноги, гораздо ниже колен. В таком положении я отчетливо видел, не только распухшую красную попу, но и половые губки. Они были мокренькими и вздрагивали.

Борьба с неаккуратностью продолжалась до тридцатого удара. Алена просила прощения и почти беспрерывно плакала, не забывая при этом громко считать удары. После экзекуции она сама стала на колени и целовала руку, стегавшую ее, и саму плетку. Однажды соседка заметила, что мое присутствие во время порки очень помогает – девочка становится дисциплинированной и исправляется гораздо быстрее. Затем хитро посмотрела мне в глаза и сказала, что была бы очень признательна, если бы я помог ей воспитывать племянницу.

– Для молодой девки порка гораздо полезнее, если плетку держит мужчина, – сказала Нина Ивановна. Хотя опыта у меня не было совершенно, я согласился – честно говоря, я уже втянулся в эту игру.

На следующий вечер соседка объявила племяннице, что та должна слушаться меня во всем. Та выслушала указание, стоя по стойке «смирно» с вытянутыми по швам руками и опущенной головой.

– Я думаю, вы тоже захотите удостовериться в ее девственности. Я делаю это каждый день после ее возвращения из института. А то сами знаете, какая нынче молодежь, – сказала соседка, обращаясь ко мне.

Аленка покраснела так, что казалось, она воспламенится изнутри. Но Нина Ивановна быстро взяла инициативу в свои руки:

– Поставь ногу на этот стул и нагнись хорошенько. Так будет красивее.

Процедура, думаю, уже была отработанной и девочку долго упрашивать не пришлось.

Она медленно спустила трусики, но тут прозвучала вторая команда тети:

– Сначала разденься догола и стань перед нами.

Я неловкими пальцами прошелся по ее груди, животу, пощекотал промежность, заставив девушку вздрогнуть и завертеть попой. Тетя сразу же скомандовала:

– Не вертись!

Затем девчонка приняла все-таки эту унизительную позу и терпеливо ждала, пока я подойду сзади. Нина Ивановна тихо попросила меня делать все немножко смелее. Поэтому я небрежно отодвинул своей ногой ее ногу так, что Алена чуть не упала, и долго наслаждался выставленной напоказ промежностью. Честно говоря, удовольствие было ни с чем не сравнимое. Потом провел пальцем по губкам и легонько ввел его внутрь. Юная студентка застонала и опять задвигала задом. Целка была на месте, но за эту непокорность, к тону же допущенную вторично, было решено дать ей двадцать горяченьких. Нина Ивановна разрешила девочке самой выбирать орудие наказание и позу. Аленка выбрала ремень и захотела лечь на диван. С ремнем ее тетя согласилась, но вместо положения лежа пришлось нагибаться на мои колени. Порол я впервые в жизни и поэтому удары получались слишком слабыми, но вид упругих девичьих ягодиц, танцующих перед моим носом, от моих же хлестких ударов, не забуду никогда.

Позже Аленка призналась мне, что год тому от случайной связи забеременела ее старшая сестра и мать опять же случайно увидела Алену, целующуюся с одноклассником, который к тому же залез ей под свитер. Поскольку отца у Алены не было, мать решила отдать ее в строгие руки своей сестры, которая тоже жила одна. Тетя оказалась скрытой садисткой, но Алене вскоре понравились все эти игры. Так же, как они понравились мне, третьей особе, вовлеченной в них для придания пущей остроты. Я стал почти третьим членом семьи. Единственное, чего мне не разрешалось, это заниматься с Аленкой сексом. Но свою роль я сыграл отлично, придумал «кодекс поведения», в котором указывались возможные прегрешения и количество ударов за каждое из них. Я ввел в практику клизмы – как основное или дополнительное наказание. «Розга мозги прочищает, а клизма фигуру держит», – любила говорить Нина Ивановна. Дело в том, что однажды увидев на животе девочки жирок, мы посадили ее на диету. Традиционная для клизмы поза на боку нам не подоила и я заставлял Алену ложиться грудью на стул и высоко поднимать задницу.

Нина Ивановна принесла баллончик с самым толстым наконечником, какой только смогла достать. «Хочешь быть красивой, голубушка, терпи», – соседка крепко прижимала ее спину к стулу в то время, как я долго и со вкусом тыкал наконечником в анус. «Смотри, Сережа, не перепутай дырку, а то сделаешь ее женщиной», – говорила она иногда. Честно говоря, я бы не отказался от такой идеи, да и сама Алена, как она однажды честно призналась, была бы не против, но тетя четко стояла на защите «нравственности».

Мы баловались так больше года. Любили, например, перед поркой поставить девочку на колени на горох. И сидя рядом с бокалами в руках, наблюдали, как ей больно. Она тогда просила нас начинать пороть поскорее, и эта фраза всегда вызывала циничные замечания со стороны Нины Ивановны. Тетя водила ее на осмотр к гинекологу – для этой цели был избран молодой мужчина-врач – а перед этим высекла розгой до образования красных рубцов. Дома она должна была рассказать нам о том, как реагировал врач и медсестра.

Через год мы расстались. Я уехал на пять лет в Германию, а по возвращении Нины Ивановны с племянницей в этой квартире уже не нашел. Но очень хотел бы встретить.

Алена, отзовись!