После всех этим сумбурных мыслей Ольга Александровна, увидев горничную девушку, смутилась и не знала, что следует говорить. Ей казалось, что все и так должно быть понятно.

Но, видно, девушка уже была обо всем предупреждена и проинструктирована хозяином.

— Вы к лорду Джону? — спросила она, начав разговор первой. Говорила по-русски она плохо, смешно коверкая слова, и почти тотчас перешла на французский: — Меня зовут Салли,— присела она в коротком книксене.— Лорд Джон ждет вас. Пожалуйте сюда, мадам.

Все было очень по-деловому, горничная не позволила себе ни одной улыбки, ни одной игривой интонации, чего так бессознательно опасалась Ольга.

Заведя ее в помещение при кухне, где были сложены высокой поленницей наколотые мелко дрова для печки и стояли несколько корзин с закупленными впрок овощами и зеленью, белокурая Салли оборотилась к госпоже Жеребцовой, протянув ей какой-то сверток.

— Лорд Джон еще в постели,— сказала она просто.— Он ждет вас в спальне. Лорд Джон просит вам передать, чтобы вы принесли ему кофе и завтрак вместо меня.

«Это и есть то самое «английское воспитание»,— мгновенно поняла Ольга Александровна, задрожав всем телом.— Вот оно и начинается...»

Но не уходить же теперь. Возмутиться и убежать — это было бы самым глупым и постыдным. Будто она маленькая девочка и боится всего...

— А что это? — только спросила она, указывая со страхом на протянутый ей сверток.

— Наколка и передничек, мадам,— невозмутимо ответила Салли.— Как положено настоящей горничной... Все свежее и отглаженное, я помогу вам надеть,— она опять сделала книксен, показавшийся Ольге совершенно неуместным.— Снимите платье,— вдруг добавила Салли.— Я научу вас, как следует приготовиться. Лорд Джон очень строг, вы знаете...

Машинально повинуясь словам Салли, Ольга, еще не понимая, что происходит, расстегнула пуговки платья, а остальное уж доделали ловкие руки английской горничной. Идя сюда, в этот дом, к этому необычному человеку, Ольга была готова ко многим неожиданностям, потому как бы заранее смирилась с тем, что поначалу не все поймет. Но то, что случилось, намного превзошло ее предположения.

Она осталась стоять без платья, в одном тугом корсете на китовом усе, в белых шелковых панталончиках до ; колен и в чулках, которые чуть выше колен держались на широких розовых подвязках. Особенного смущения она не испытывала: в конце концов Салли — всего лишь горничная, а Ольга Александровна с детства привыкла к ; тому, что ее всегда раздевает и одевает Марфуша или Дуняша.

— Снимите панталоны, мадам,— вдруг сказала Сал-| ли, чуть заметно улыбнувшись.

— Зачем? — опешила Жеребцова, инстинктивно хватаясь руками за шелковые штанишки с оборками.

— Лорд Джон так хочет,— с милой улыбкой сказала Салли.— Он очень любит послушание, а вы ведь не хотите его рассердить? Я помогу вам.

Она уже наклонилась, чтобы действительно раздеть Жеребцову, но та вовремя спохватилась и, отступив на шаг назад, пролепетала:

— Нет-нет, я сама.

Она спустила по ногам панталончики и осталась теперь совсем голой, если не считать тугого корсета и чулок. Удовлетворенная достигнутым, Салли тут же, привстав на цыпочки, прицепила Ольге к волосам белую крахмальную наколку горничной, а затем повязала на талии передничек.

— А платье? — испугавшись своего вдруг ставшего жалобным и тонким голоса, прошептала Ольга Александровна.— Я думала, вы дадите мне другое платье... Как же так?

— Лорд Джон любит именно так,— улыбаясь одними глазами, ответила Салли.— Вы ведь не хотите быть непослушной? Он очень, очень строг. Пойдемте со мной, теперь вы готовы.

Если бы Ольге Александровне заранее сказали, что случится в доме лорда Уитворда, она возмутилась бы, оскорбилась и никогда сюда не пошла. Но сейчас все происходило так просто и естественно, что даже и не напоминало действительность, а казалось сном: то ли страшным, то ли сладостным. Столько безыскусности и естественности было в лице и словах Салли, столько непонятной уверенности в том, что Ольга выполнит все прихоти ее хозяина, что той как-то и в голову не пришло усомниться в необходимости подчинения правилам этой дикой игры...

Салли взяла трепещущую Жеребцову за руку и вывела ее на кухню. Ольга шла следом, двигаясь, как механическая кукла, еле переставляя ноги. Ходить голой по незнакомому дому — этого она от себя совсем никак не ожидала!

Рядом с пылающей изразцовой плитой стоял большой металлический поднос с расставленными на нем предметами утвари — это был завтрак лорда Уитворда. Посередине возвышался тяжелый медный кофейник-турка с дымящимся кофе, рядом стоял пузатый сливочник, серебряная сахарница с воткнутой ложечкой. Были тут тосты — поджаренный хлеб, варенье, масло, нарезанное и уложенное аккуратными ломтиками...

«Странно,— подумала вдруг невпопад Ольга.— А я слышала всегда, что британцы едят на завтрак овсяную кашу...»

Но тут же забыла о своем неуместном удивлении, потому что Салли просто сказала:

— Вот этот поднос и отнесите лорду Джону. Он ждет в своей спальне. Идите за мной, мадам.

Сказано это было обычным будничным тоном, так, словно предстояла привычная процедура. Хотя, как знать: может быть, для лорда Уитворда и его прислуги такой церемониал и был самым обыденным развлечением.

— Но там люди,— пробормотала в ужасе Жеребцова, невольно пятясь назад.— Там могут встретиться люди...

— Могут,— улыбнулась Салли невинно.— Но что вам за дело, мадам? В этом доме желания лорда Джона — закон.

Она буквально всунула в руки Ольги Александровны тяжелый поднос, после чего ловко водрузила туда громоздкую бутылку шампанского и один хрустальный фужер.

Спотыкаясь на дрожащих ногах, вцепившись в ставший неподъемным поднос, Жеребцова следом за Салли поднялась по лестнице на второй этаж и прошла по анфиладе комнат к спальне своего изобретательного любовника. Она шла и краем глаза видела, как отражается в высоких зеркалах, расставленных по комнатам. Здесь было много резной мебели, «часов с боем», повсюду висели картины — пейзажи и натюрморты, и на фоне всего этого особенно нелепо выглядела она сама: голая женщина с кокетливой наколкой в волосах и с подносом.

Ольга Александровна чувствовала себя выставленной как бы на всеобщее обозрение, хотя никто не встретился ей на пути в тот, первый раз. Голые плечи, грудь, подпираемая корсетом, а внизу...

Туго затянутый корсет оставлял совершенно открытыми бедра, как бы подчеркивая белизну самих бедер, упругость ягодиц. Передничек, повязанный на талии, был символическим, он оставлял открытыми низ живота и лобок с курчавящимися мягкими каштановыми волосиками.

Как во сне, Ольга Александровна прошествовала с подносом по комнатам и, ткнувшись в нужную дверь, услышала слова Салли:

— Вот сюда, мадам...

Лорд Уитворд полулежал в кресле, распахнув полы длинного стеганого халата. Видно было, что он только что встал с постели, которая, смятая, виднелась под балдахином в эркере спальни. Одна рука его лежала на колене, а вторая была засунута за спину и не видна.

Как неживая, Ольга Александровна приблизилась к креслу лорда. В ту минуту ей самой не верилось в то, что все это происходит с нею. Чувствуя себя совершенно ужасно, голой да еще в этой дурацкой наколке на голове, она остановилась посреди комнаты. Хотелось прикрыть руками обнаженную грудь и открытый курчавый лобок, но руки были заняты подносом.

«Зачем я пришла сюда?» — лихорадочно-мучительно думала Жеребцова, буквально ощущая, как побагровело от стыда ее лицо, а на глазах даже выступили слезы.

— А, да у меня новая горничная,— вдруг, улыбаясь, сказал Уитворд.— Да какая хорошенькая. Как тебя зовут?

Жеребцова поняла, что это началась игра, и ей не осталось ничего иного, как подыграть хозяину дома. Она заставила себя сбросить оцепенение и, робко улыбнувшись, ответила с приседанием:

— Меня зовут Ольга.

— Ну-ка,— сказал Уитворд,— повернись задом. Посмотрим, какая у тебя попка.

Не помня себя, Жеребцова неловко повернулась вокруг и замерла. Ей очень хотелось поставить тяжелый поднос куда-нибудь, но она не смела выдавить из себя такую просьбу.

Между тем лорд встал с кресла и подошел поближе. Твердой рукой он бесцеремонно ощупал дрожащий зад Ольги Александровны, прошелся по мягким полушариям ягодиц. Потом над своим ухом Жеребцова услышала его смешок и слова:

— Отличная попка... Она просто создана для хорошей плетки.

Поднос задрожал в руках Ольги Александровны, во всем теле вдруг появилась слабость, а во рту пересохло. Непроизвольно она поджала зад и, съежившись, опустив голову, чтобы не встречаться взглядом с Уитвордом, испуганно пролепетала:

— Нет-нет, не надо, прошу вас...

В руке лорда внезапно появился хлыст — узкий и довольно длинный, которым стегают лошадей при верховой езде. До этого Уитворд прятал хлыст за спиной, хотя, видимо, уже давно решил именно с этого начать «английское воспитание» своей новой любовницы.

В памяти Жеребцовой опять пронеслись читанные ею книги, данные ей Уитвордом, поразившие ее сцены и сюжеты в них. Вспомнилась виденная ею гравюра, на которой рослый господин в халате порол пышнотелую горничную, одетую точно так же непристойно, как она сама сейчас... Было ясно, что лорд решил воплотить в жизнь игривые фантазии авторов.

Но как же быть ей самой сейчас? Неужели и она согласна подыграть буйному воображению английских и французских сочинителей?

— Но я ни в чем не провинилась,— внезапно пробормотала Ольга Александровна упавшим голосом.— За что жe пороть?

И тут же сама спохватилась: что она говорит? Какая разница: виновата или нет? Таким вопросом она как бы признала право Уитворда высечь ее в случае какой-либо вины...

Расплата за слабость наступила мгновенно. |

— Что за беда — ни в чем не провинилась! — засмеялся лорд.— Ты разлила кофе из кофейника, взгляни сама. Да и бокал дурно протерт. Разве это уже не вина? Ты будешь наказана, стой смирно...

После первого жгучего удара плети по ягодицам Ольга Александровна громко вскрикнула и подпрыгнула, едва не выронив поднос из рук. Удары тонкого кожаного хлыста обжигали кожу и сыпались четко, размеренно, через короткие интервалы.

— Ой! — тоненько вскрикивала Ольга каждый раз.— Ой! Ой! Ай!

Она больше не подскакивала, опасаясь уронить что-нибудь с подноса и тем самым увеличить свою вину и, соответственно, наказание. Стояла она, сгорбившись, и только при каждом болезненном ударе плетки переступала с ноги на ногу. Из выпученных глаз текли по лицу слезы.

Через некоторое время, которое Ольге Александровне показалось вечностью, лорд опустил плеть и сказал с довольным видом:

— Ну вот, для начала с тебя довольно. Теперь можешь подать мне завтрак. Вернись к двери и сделай все, как положено.

Ольга Александровна покорно процокала назад к двери кабинета и, повернувшись там, двинулась опять к лорду. Шла она неуверенно, мелкими шажками.

— Не так,— раздался строгий голос Уитворда, и Ольга остановилась, как вкопанная, посреди кабинета. В голове у нее все давно уже помутилось, и она плохо соображала.— Ты горбишься и еле плетешься,— сказал лорд недовольно.— Если ты служишь в моем доме, то должна показывать свое тело. Ну-ка, выпрямись, выставь вперед груди. Так, хорошо... Теперь, при каждом шаге, вращай бедрами. Поняла? Крути задницей... Иди обратно к двери и повтори.

Все тело Ольги покрылось потом, из потных рук грозил вывалиться поднос. Но Уитворд, не обращая на это внимания, нещадно гонял Ольгу по кабинету взад-вперед. Он заставил ее четыре раза повторить подход. Она больше не плакала, все ее внимание было сосредоточено на старании сделать все правильно. На пятый раз лорд удовлетворился: Ольга оказалась способной ученицей. Она шла, теперь, мелко подрагивая голыми грудями с каждым шагом и бесстыдно виляя попкой.

Подошла, присела в книксене, протянула поднос. Но тут же поняла, что урок еще не закончен.

— Приседай ниже,— велел лорд, явно наслаждаясь своей властью над подавленной молодой женщиной.— Ты умеешь делать низкий реверанс?

— Конечно, лорд Джон,— забывшись, проговорила Ольга, подняв глаза к Уитворду. Ее несколько лет учил французский учитель танцев...

Тут же острый, жалящий удар хлыста обрушился на обнаженные бедра.

— Не смей смотреть на меня,— резко сказал Уитворд.— Это дерзость. Опусти глаза... И я для тебя больше не лорд Джон, а милорд, как для любой прислуги.

— Простите,— виновато пробормотала Ольга, ежась и поджимая попку от только что полученных ударов. Она сделала реверанс и низко присела перед креслом господина.

Еще один удар хлыстом... Еще один. И еще...

— Ниже,— приказал Уитворд.— Гораздо ниже. И склони голову к полу.

Ольга хотела было сказать, что еще ниже реверанс не делают, что это будет совершенно непристойная поза. Но не решилась. Нелепо растопырив голые ноги, Ольга присела почти до пола и, замерев в этой позе, тяжело дыша от напряжения, умоляюще простонала:

— Ваш завтрак, милорд.

Со склонившейся головы в этот момент упала плохо закрепленная в волосах наколка, и Ольга испугалась, что сейчас будет наказана и за это. Но нет, урок был окончен.

— Поставь поднос на стол и иди на кровать,— милостиво сказал лорд, которому надоела дрессировка.

Как ни странно, ласки лорда именно сейчас показались Жеребцовой особенно сладостными, особенно желанными. Лицо ее еще не просохло от слез, а при каждом прикосновении к напоротым ягодицам ощущалась саднящая боль, однако стоило Уитворду взять ее на смятой кровати под балдахином с позолоченными кистями, как тотчас же обида и стыд, терзавшие Ольгу, уступили место охватившему ее вожделению...

Исполосованные ягодицы горели, как в огне, но вскоре Ольга вдруг, к собственному удивлению, обнаружила, что затопившие ее волны наслаждения полностью стерли боль от порки. Более того, в нижней части тела смешались жгучая боль от ссадин с наслаждением от каждой ласки любовника. Все это заставляло Ольгу Александровну забыть все на свете и, беззаветно отдаваясь лорду, яростно двигаться ему навстречу.

Она ласкала крупное тело Уитворда, бормотала что-то, вскрикивала сладострастно. Как этот удивительный мужчина был непохож на ее молодого мужа!

Но испытания, назначенные для нее Уитвордом на первый раз, еще не закончились. Едва буря страсти утихла и оставленная на постели лордом Ольга бессильно, в изнеможении затихла опустошенная, как почти тотчас Уитворд тихонько засмеялся и сказал:

— Кофе совершенно остыл. Вот беда-то... Придется тебе сбегать на кухню и принести новый, горячий.

Жеребцова замерла, не в силах поверить в то, что ей на сегодня еще недостаточно испытаний и лорд Джон собирается подвергнуть ее новому. Неужели ей придется идти обратно через весь дом, спускаться на кухню? И все это в таком вот виде? Да еще со следами плетки на голых ягодицах? О, нет, это невозможно... Решительно невозможно.

Однако Уитворд был твердым человеком и суровым любовником. Всего двух ударов плеткой понадобилось ему для того, чтобы неопытная возлюбленная резво вскочила с кровати.

— Только сначала приведи себя в порядок,— сказал хозяин, увидев, что обезумевшая Ольга уже готова бежать за кофе.— В моем доме служанки не ходят неприбранными.

Всхлипывающая Ольга Александровна послушно собрала разлетевшиеся по кровати шпильки и трясущимися руками заколола волосы. Затем подняла с пола упавшую наколку горничной и прицепила ее на голову.

Закрыв за собой дверь, она торопливо постукивая каблуками по паркету, прошла в обратном направлении через анфиладу комнат и спустилась вниз, в помещение для обслуги. По дороге она случайно кинула взгляд в одно из зеркал и содрогнулась от стыда: ее белый, как будто мраморный зад был испещрен жестокими следами плети. Припухлые багровые рубцы пересекались и накладывались друг на друга, делая следы порки очевидными с первого взгляда.

Жеребцова всхлипнула и задрожала еще сильнее.

«Сейчас меня увидит эта девка,— подумала она. вспомнив Салли.— Можно себе представить, как она будет ко мне относиться теперь... А как я вообще буду ходить в таком виде? А если муж заметит?»

Ольга Александровна питала надежду на то, что в кухне по-прежнему никого нет и ей встретится одна Салли. Это было бы не так страшно: как-никак, Салли уже все равно была посвящена в игры лорда...

Но на этот раз не повезло, и Ольге Александровне пришлось пройти новое испытание. Кроме Салли на кухне находились еще двое мужчин — судя по нарядам, повар и его помощник.

Ольга застыла на пороге кухни, дрожа всем телом, но не успела она сделать ни одного движения и не сказать ни слова, как резвая Салли, увидев ее, засмеялась и указала обоим поварам пальцем на топчущуюся у порога голую женщину.

— Посмотрите,— сказала Салли поварам.— Это новая горничная лорда. Правда, хорошенькая? Только она смущается, потому что пришла сюда в первый раз.

Ольга заметила, что отношение к ней Салли изменилось. Теперь эта служанка обращалась к ней, уже не употребляя слова «мадам», и смотрела совсем не почтительно, а скорее вызывающе. «Что же,— со вздохом подумала дрожащая Жеребцова,— тут уж ничего не поделаешь. После того, как я согласилась играть в эти английские игры, глупо требовать к себе почтения. Сейчас я такая же прислуга, как и вся эта дворня Уитворда... Но как же трудно перешагнуть через себя, свои привычки!»

— Она и правда бутончик,— заметил небрежно повар — огромный детина в белом фартуке и высоком колпаке на светлых волосах.— Совсем свеженькая. Ну-ка, пойди сюда, сладость моя...

Обращаясь к онемевшей Ольге, повар употребил английское слово «honey», которое она даже не сразу поняла: к ней никогда не обращались так фамильярно.

«Да ведь я же просто голая горничная девка,— подумала с ужасом Ольга.— Естественно, что ко мне и обращаются соответственно...»

Она сделала несколько неуверенных шагов вперед по каменному полу кухни и застыла вновь рядом с огромным чаном, стоявшим на раскаленной печи.

— Лорд хочет горячего кофе,— пробормотала она, сбиваясь, не в силах поднять глаза на огромного повара. Несомненно, этот грубый верзила прекрасно понимал, что перед ним дама из высшего общества. Однако знание этого как раз придавало глумливому повару дополнительной наглости в обращении.

Он быстро налил новый кофейник, а когда Ольга взяла его в руки и повернулась, звонко шлепнул ее по голому заду. Шлепок разнесся по гулкой кухне подобно пощечине. Все засмеялись, а повар, довольный своей шуткой, сказал:

— Отличная задница, малютка. У нашего лорда хороший вкус.

Опустив голову и чуть не плача, Ольга Александровна готова была убежать с кофейником наверх, но почти тотчас путь ей преградил мальчишка лет семнадцати — помощник повара. От него сильно пахло свежим луком, который он только что нарезал на доске неподалеку. От дожив свой нож в сторону, мальчишка сграбастал Ольгу Александровну одной рукой за ягодицы, а другой, принялся мять сосок обнаженной груди.

— Она и правда ничего,— цинично смеясь, сказал поваренок, дыша на Ольгу луком и турецким табаком.— Получше других, которые приходили сюда. Да стой ты смирно! — прикрикнул он на Жеребцову и в свою очередь шлепнул ее по высеченному заду.— Этакая недотрога, уж и пощупать не дается.

Ольга Александровна стояла с кофейником в руках. бессильная защитить себя от грубых похотливых рук прислуги. Она дрожала от страха, съежившись всем телом — такая беспомощная и доступная для циничных слуг...

— А, ты уже отведала плети, маленькая шлюха! — заметив следы на теле Ольги, расхохотался поваренок и при этом так крутанул сосок, что Ольга Александровна, сжавшись всем телом, взвизгнула.

— Пустите ее,— вдруг сказала из своего угла Салли.— Девушка должна нести кофе господину. Ей и так сегодня здорово досталось, пусть бежит наверх.

— Верно,— хмыкнул огромный повар, плотоядно оглядывая Ольгу.— Беги, милашка, а позабавиться с тобой мы еще успеем.

Стараясь не разлить кофе на подносе, Ольга Александровна пошла обратно. Она чувствовала на своей спине взгляды прислуги. Каблуки у туфель были высокими, и потому при ходьбе женщина невольно выпячивала напоротый зад и качала бедрами.

Теперь уже было понятно, что Уитворд хочет поставить ее на одну доску с прислугой. Несомненно, здешняя дворня прекрасно знает, чего хочет лорд, потому никто и не церемонится с Ольгой.

«Как странно оказаться вдруг обычной горничной,— подумала Жеребцова.— Я никогда прежде не задумывалась, как это: быть служанкой у богатого господина. Ходить в позорном наряде по дому, выполнять приказания... И знать, что каждый слуга может запросто шлепнуть тебя по попке, пощупать невзначай грудь...»

Войдя в кабинет, Ольга Александровна сразу столкнулась с насмешливо-изучающим взглядом лорда, который сидел теперь в кресле, поигрывая хлыстом. Пока Ольга робко приближалась к нему, лицо Уитворда было высокомерным: он глядел на испуганную служанку.

На какое-то мгновение Жеребцовой вдруг пришла мысль о том, что она вовсе не обязана участвовать в игре и исполнять прихоти англичанина. Можно ведь прямо сейчас поставить поднос с кофейником на стол, повернуться и уйти. Одеться внизу и уйти навсегда. Никто не посмеет ее задержать.

Но тут же она вспомнила ласки Уитворда, и свое собственное наслаждение от них. Вспомнила боль от его плетки и позор, который она испытала. А затем опять — жгучее наслаждение, прикосновение к запретному...

Она представила себя, какой ее видит сейчас любовник: вот она стоит перед ним, раскрасневшаяся, с мутным блуждающим взглядом, голая, с криво прицепленной к волосам наколкой. Стоит с подносом в руках, жалкая, оплеванная. Наверняка лорд догадывается о том, как ее только что бесцеремонно щупали его слуги.

Невыразимый сладкий стыд пронизал Ольгу, и не в силах больше бороться с ним, она низко присела в глубоком реверансе почти до пола и, опустив глаза вниз, непослушными губами пролепетала:

— Ваш кофе, милорд...