Прошлым летом я участвовала в туристическом походе, организованном по объявлению, то есть, это была группа, составленная из людей, ранее не знакомых между собой. Отношения завязывались тут же, на ходу. Поход был двухнедельным, причем 12 дней мы шли по рекам на байдарках.

Руководитель похода как будто специально подбирала пары на байдарки, чтобы из них могли получиться любовные партнеры. Мне же, как показалось с первого взгляда, не повезло. Моим партнером по байдарке оказался молоденький мальчик, лет восемнадцати, худощавый, сложенный совсем не по-мужски, а как подросток, и я подумала, что мне придется грести за двоих, хотя я тоже не богатырского сложения, и среди своих сверстниц выгляжу стройной и миниатюрной.

Палатки нам выдали тоже двухместные, и я опасалась, что от такого партнера толку будет мало, и может быть, придется с кем-то из женщин договариваться о ночлеге, уступив место в моей палатке кому-то из мужчин.

Однако, на первом же ночном привале я убедилась, что из этой затеи ничего не выйдет – все парочки за день уже обо всем договорились и только и ждут ночлега и темноты. Взяв на себя инициативу, как старшая, я указала моему партнеру место, где ставить палатку, причем, постаралась подальше от соседей. Когда палатка была готова, я тоном, не терпящим возражений, приказала стелить постель для двоих. Мальчишечка взглянул на меня удивленно, но перечить не стал – не захотел или не осмелился. После ужина все разбрелись по палаткам. Я залезла в наш шалаш, а мальчик все сидел у входа, не решаясь, видимо, лечь рядом со мной. Пришлось строго прикрикнуть.

Когда он, застегнув полог палатки, улегся, я долго не раздумывала. Ведь ясно, что должно происходить в таких ситуациях. Но мой мальчик если и знал это, то только с чужих слов, а своего опыта у него не было. И я почувствовала; что надо брал все в свои руки и действовать решительно. Я повернулась к нему, обхватила рукой его шею и, притянув к себе, шепнула:

– Почему ты не разделся? Или я тебе не нравлюсь?

– Очень нравитесь... очень...

– Что я тебе – учительница` Говори мне .

– Нет, нет! Вы и есть учительница моя, Вы меня научите.

– Тогда слушайся! Снимай штаны!

Неловко ворочаясь в тесноте палатки, он начал стаскивать узковатые тренировочные брюки и вдруг произнес:

– Вы так строго приказали снимать штаны, – прямо как в детстве, когда меня пороть собирались...

Ага, подумала я, значит ремня или розги пробовал, значит, послушный. И ответила: .

– По-моему, твое детство не так уж давно было, поди не забыл еще порку. Как провинишься – опять получишь! Смотри у меня!

Наконец Саша – так звали мальчика – разделся. Я ждала, что он попытается овладеть мною, но увы – напрасно. Лежит, как неживой. Протягиваю в темноте руку и пытаюсь нащупать между его ногами то, что меня интересует. Увы, сплошное разочарование. Сашин «петушок» спит и не чувствует, что моя «курочка» ждет – не дождется. Вот уж не ожидала! Ну, пусть он неопытный птенец, но должен же он захотеть меня, ведь я, кажется, многим кажусь очень аппетитной. Ложусь на спину, беру его руку в свою и начинаю его пальцами водить по моему передочку, ласково шепча ему:

– Ну погладь, погладь киску! Чувствуешь, какая она пушистая?

Он робко гладит и даже не пытается запустить подальше пальцы, хотя я сама раздвинула ноги.

Что же это такое? Неужели я такая неинтересная? Я не выдерживаю – обхватываю его шею, придвигаюсь вплотную и, подкатившись под бок, резко переворачиваю Сашу, так, что он оказывается на мне...

Кажется, я опоздала. Не знаю, была ли хоть короткое время его «шишка» в рабочем состоянии, во едва я почувствовала на себе тяжесть мальчишеского тела, как тут же ощутила на своих бедрах липкую теплую влагу – он кончил, не успев начать.

В бешенстве я оттолкнула Сашу, нащупала его штаны и вытерлась.. Он лежал ничком, не шевелясь.

Спустя минуту, я осторожно выскользнула из палатки, сбегала «в кусты» в, постояв немного, с завистью заметила, что из одной палатки доносится счастливый шепот, прерываемый поцелуями, а еще две, которые я могла видеть, равномерно колышутся, несмотря на отсутствие ветра. Глаза уже привыкли к темноте, и, вернувшись в палатку, я увидела, что Саша по-прежнему лежит ничком, и его голая попка смутно белела во тьме палатки. Насколько позволяло наше тесноватое жилище, я размахнулась и изо всей силы шлепнула ладонью. Мальчик вздрогнул, но промолчал.

Разочарованная неудачей и раззадоренная колыханием соседней палатки, я ухватила пальцами его попку и с вывертом щипнула. В ответ – тихий стон.

– Ну, погоди, завтра ты у меня получишь! Я тебя проучу! Опять молчание. Не знаю, спал ли Саша этой ночью, я же, как мне казалось, всю ночь обдумывала план мести. К утру он был готов во всех подробностях.

Когда, поднявшись и позавтракав, ваш караван начал готовиться в путь, я нарочно задержала сборы, что-то, якобы, потеряв, и наша байдарка оказалась последней. Изображая старание, я, на самом деле, гребла еле-еле, и мы все время отставали. Два раза нас окликали, не нужна ли помощь, по я ответила, что к обеденному привалу мы догоним, и о вас перестали беспокоиться. Вскоре извилистые берега скрыли нас от плывущих впереди. Мы одни... Выбрав на берегу уютную бухточку, круто поворачиваю туда байдарку, и через минуту мы уже на берегу. Маленький песчаный пляж обрамлен окружающими его со всех сторон высокими деревьями, а на берегу – густая стена кустов лозняка. Чудесное место для расправы – никто не увидит, не помешает!

– Учить буду! Вылезай!

Саша, выбравшись из байдарки, выжидающе смотрит на меня. Бросив на. песок кусок брезента, служивший подстилкой для вашей палатки, я приказываю:

– Раздевайся! Ложись! Покраснев как помидор, Саша стянул брюки, и, робко оглядываясь, опустился коленями на брезент.

– А трусы? Живо!

Теперь у Саши даже уши стали малиновыми, но трусики все же сняты, и он вытягивается на брезенте во весь рост, уткнувшись носом в грубую ткань. Видать, чувствует за собой вину за ночной конфуз. Беру его руки, скрещиваю их вокруг куста лозняка в связываю руки .по запястьям крепкой бечевкой. Ну, все! Теперь можно не спешить, теперь он мой! Выбираю несколько длинных прямых прутьев, срезаю, пропускаю через кулак, очищая от листьев. Туго вяжу два пучка, каждый из трех лозин. Вижу, что Саша искоса посматривает на мои приготовления, и нарочно сую ему под самый нос готовый к порке пучок лозы.

– Простите... пожалуйста... – хнычет мальчик. Ну уж нет! Ты у меня получишь и за эту и за две недели вперед! Разминая руку, взмахнула розгами, они свистнули, а Саша вздрогнул и даже попытался приподняться, привстать на колени, отчего попка его напряглась и оттопырилась. Шлепаю его ладонью «по натяжке» раз, другой, третий. Удары хлесткие, звучные, но Саша почему-то не прячет попку, а напрягает ее так, чтобы мне было удобнее шлепать. Когда попка вся покраснела, пускаю в ход розги. Вот теперь он завизжал, вытянулся, начал извиваться, корчиться, но я не спеша продолжала сечь, стараясь попасть концами прутьев на самые нежные и чувствительные местечки. Порола без счета. Было приятно чувствовать свою власть, я вспоминала ночные желания, и у меня в трусиках стало горячо и мокро от возбуждения. Когда пучок заметно растрепался. я развязала Сашины руки.

– Вставай! Да благодари за науку! Ну!

Когда Саша, опираясь руками, поднялся на четвереньки, я чуть не задохнулась от радости – его член упруго покачивался, твердый и готовый к работе.

Не теряя времени, я сбросила с себя все липшее, опрокинулась навзничь на брезент, где только что лежал Саша, разбросала широко ноги и, обхватив мальчика, опрокинула его на себя. Держа его одной рукой за шею, закрыв ему рот поцелуем, другой рукой показала ему дорогу а почувствовала, как он вошел в меня, овладел мною. Я была уже хорошо «заведена» поркой, которую давала мальчишке, да и он оказался хорош, и я быстро «улетела». Саша удивил меня своей деликатностью – пока я не успокоилась, после охватившего меня блаженства, он только ласково меня обнимал, гладил мою. попку и даже не пытался продолжить скачку. Только когда я, нежно его поцеловав, стала слегка двигать бедрами, он продолжил и вскоре бурно кончил, причем, боясь последствий, хотел «выбежать», но я не отпустила, и почувствовала, как струя пролилась внутрь меня. Не страшно – я заранее приняла меры!

Не разжимая тесных и страстных объятий, мы вместе вошли в речку и, охладившись, наскоро оделись в пустились догонять ушедший караван. Когда отталкивали байдарку от берега, Саша захватил и передал мне приготовленный, во неиспользованный пучок розог – пригодится!

Догоняя своих, мы успели поговорить, и Саша рассказал, что в школьные годы его часто пороли, так же, как в двух младших сестер, причем мать только назначала наказания, а розгами орудовала тетушка, младшая сестра матери, которая была не на много старше тех, кого она порола. Ей, видимо, не очень интересно было сечь девчат, Сашиных сестер, но пятнадцатилетнего племянника восемнадцатилетняя тетя порола с особым старанием и удовольствием. Она следила за его поведением и успехами в школе, сообщала матери о всех его прегрешениях и всегда уговаривала ее назначить Саше наказание непременно в виде порки, а когда добивалась этого, настаивала на возможно большем числе ударов. Добившись своего, тетушка проводила экзекуции так, что они запоминались надолго – она заставляла по несколько дней, до субботы, мучиться в ожидании порки, заставляла раздеваться на ее глазах догола, требовала, чтобы Саша на коленях подавал ей розги и просил высечь его. Готовясь пороть Сашу, она заявляла, что ее тесная одежда мешает хорошенько хлестать и заставляла Сашу помогать ей переодеваться в более просторный халатик. Перед сечением розгами она обязательно нахлестывала попку мальчишки докрасна ладонью или линейкой, а летом – крапивой. Получив порку, Саша обязательно целовал ей руки, стоя голый на коленках. Все это так возбуждало его, что Саша нередко кончал во время наказания. А без розги Саша оказался неспособен обладать мною.

Так все прояснилось. Вечером, перед сном, когда все уже разошлись по палаткам, и там и тут послышались звуки любовных игр, мы с Сашей тихонько выскользнули из своей палатки, сулившей нам райскую ночь. Я несла подстилку, Саша – розги. Отойдя подальше, я уложила мальчишку, и его голая попка украсилась еще десятком рубцов. Надо ли говорить, что наша палатка колыхалась от несуществующего ветра не меньше, чем другие. Утром мы вновь отстали от каравана, и я покормила Сашу свеженькой «березовой кашкой». На третий день пришлось сделать перерыв, так как Саше стало очень больно сидеть, но попка была так напорота, что ему хватило и простого шлепка рукой. На следующий день нас выручили заросли буйно разросшейся крапивы. Ну, а обучение Саши наука страсти нежной шло полным ходом. Я лежала под ним, обняв его ногами и руками, я закидывала ноги ему на плечи... Я ложилась на него, то головой к его ногам, то наоборот.,. Я садилась верхом на Сашу, и он, поддерживая меня за бедра, помогал мне гарцевать на его члене, как на лихом скакуне... Я становилась на колени, упиралась локтями в землю и Саша, обхватив руками меня, сжимая ладонями мои груди, входил в меня сзади... Я широко расставляла прямые руки и ноги, а он глубоко-глубоко вдвигал в мое гнездышко свой инструмент, пригибаясь, чтобы не слишком поднимать головой нашу палатку.. Саша ложился на спину, я ложилась на него, раздвинув ноги, и он целовал и ласкал языком все, до чего мог дотянуться, а я сжимала губами головку его члена и щекотала ее кончиком языка... В последнюю ночь нашего похода мы решили поменяться ролями. Вместо того, чтобы еще раз выпороть Сашу, я позволила ему задать порку мне. Я полагала, что Саша сделает это чисто символически. Но я ошиблась! Связав мне руки и прикрутив их к стволу дерева, он порол меня истово и старательно, до слез и стонов. А после экзекуции, не отвязав, а только поставив на колени, долго трудился надо мною сзади. После его жгучих розог и нежной ласки я дважды «улетала...».