Я садистка, и могу поделиться некоторыми мыслями. Я считаю себя садисткой, потому что мне доставляет удовольствие, в том числе и сексуальное удовлетворение, всякая возможность назначать, исполнять наказание хлыстом, розгами. Я бываю рада даже просто смотреть на порку или слышать звуки экзекуции. Я учительница. Лhhегче всего найти садистку среди моих коллег. Мы постоянно имеем дело с ленивыми, грубыми, дерзкими детьми, и видим необходимость их наказывать, но почти всегда лишены возможности сделать это. От такого положения возникает желание взять хлыст и пороть, пороть... И когда удается исполнить эту мечту, испытываешь незабываемые минуты, похожие на миг обладания любовником.

Расскажу, как я удовлетворяю свои сексуально-садистские желания. Свой класс в школе я веду два года – принимаю 11-12-летних, провожаю 13-14-летних. С семьями новых учеников я знакомлюсь, узнаю, кого из них родители секут, порют. Обычно таких не меньше 4-5 в классе. О каждом их проступке я сообщаю родителям, помогаю определить меру наказания, всегда советую порку. Узнаю, когда состоится наказание. И в этот час, одна, закрывшись в комнате, мастурбирую и представляю себе, как виновные со слезами раздеваются, как отчаянно визжат под ударами... Даже от этих воображаемых сцен удается достигать оргазма. Но этого уже не хватает. И узнав ближе эти семьи, я начинаю, как будто случайно, приходить «в гости» именно к тому часу, когда назначена порка. Иногда мне предлагают подождать в соседней комнате, и я только ласкаю свой слух свистом хлыста и звучными, сочными шлепками по голому телу, плачем, криком и мольбами наказываемых о пощаде. Даже в таком случае меня спасают только заранее надетые плотные штанишки, да введенный в известное место тугой тампон. А если меня приглашают посмотреть, как розга или плетка терзает щуплый зад озорника или пухлую кругленькую задницу лентяйки, я вся дрожу и таю... Конечно, всегда хочется большего, хочется пороть самой, но я долго опасалась – ведь положение учительницы не дает права сечь детей. Однажды это произошло вынужденно – мама повредила себе руку и не могла делать резкие движения, а порка была уже назначена, и мама попросила заменить ее. Отбросив все сомнения, я сжала в руке плетку и... Нет, не могу я передать словами то наслаждение, которое я испытывала, когда под моими ударами извивалась, корчилась и захлебывалась визгом и слезами «красавица», ради которой все мальчишки в классе были готовы на что угодно, когда она лежала передо мной раздетая, и на ее круглой нежной попочке все гуще краснели полоски от моей плетки... Это было такое острое ощущение, что я не смогла сразу дать ей все назначенные мамой удары – меня буквально свалил глубокий оргазм, и только отдохнув четверть часа в кресле, я смогла закончить экзекуцию. А дома, поздно вечером, после небольшой гимнастической паузы, раздевшись, чтобы принять душ, держа в правой руке сложенную резиновую скакалку и едва коснувшись пальцами левой клитора, я почувствовала вновь нахлынувшее блаженство.

С этого дня я не отказываюсь от любой возможности высечь своих учениц или учеников. Родители охотно позволяют мне это, потому что я секу, по словам детей, больнее, чем мамы и даже папы. Я этого добилась тем, что имею дома хлыст и постоянно упражняюсь в порке на кожаной диванной подушке. Я могу без труда хлестнуть несколько раз подряд по одному месту, отчего боль все острее. Я могу без ошибки достать кончиком плетки до самых нежных местечек между двух половинок попки. Могу, стегая с оттяжкой, так `спустить шкуру» с мягкого места, что целую неделю будет больно сидеть и сгибаться. Мне было приятно этому учиться, но несравненно больше я наслаждаюсь, когда чувствую под моей плеткой попку дерзкого шалуна или смазливой лентяйки, когда дрожь их голеньких задниц через плетку и руку передается в меня. Я люблю, оставив провинившуюся в чем-то девчонку после уроков, смотреть на ее страх и равнодушно качать головой на мольбы не сообщать маме, смотреть, как она даже падает на колени, и, когда ей уже кажется, что гроза миновала, спокойно сказать: `Ну, давай дневник!» Я люблю, уличив в проступке какого-нибудь мальчишку, строго отчитать его и отпустить, а потом, когда он идет спокойно домой, позвонить по телефону мамаше, которая вечером всыплет ему добрую порку. Я люблю смотреть, как на следующий день после порки девчонка, скрывая от подруг вчерашний позор и боль, осторожно садится нахлестанной попочкой на сиденье парты, а на глазах ее блестят слезки. Я люблю вызывать к доске высеченного накануне мальчишку, и когда он наклонится, чтобы поднять случайно оброненный мною учебник, шлепнуть его, как бы шутя, пониже спины, чтобы он, не сдержавшись, вскрикнул и выдал себя перед девчонками. И каждый раз я ощущаю, как каменеют, твердеют груди, и горячо становится под бельем... Восхитительные минуты!

Коротко о себе. Я – Регина, мне 38 лет, учительствую 12 лет, с мужем разведена в 1962, и, конечно, имела и имею любовников. Греха в этом не вижу, живая должна жить. Дочку воспитывала строго...