Статистика захлебывается в цифрах разводов, по ней — семью давно уже зашкалило в минус, дяди в белых шапочках и белых халатах, сексопатологи, мрачно предрекают невиданную импотенцию и фригидность. А все проще пареной репы: мы любить, чувствовать по-тургеневски возвышенно, по-блоковски идеально не можем, да и, по правде говоря, не могли никогда. Мечта, фантазия, но зачем смешивать их с жизнью?

Разве толстая женщина, любующаяся балериной, ее гибкостью, пластикой, представляющая себя такой же, может ею стать? Только получить стресс, нервное расстройство и еще один неизживаемый комплекс.

Как мужчине вновь стать мужчиной, а женщине вспомнить и ощутить, что главная ее ценность — не умение «поломать мужика», а, наоборот, — принадлежать ему полностью?

Не в том ли глобальная женская и мужская сексуальная ошибка россиян, что мы все время сами убиваем заложенную в нас чувственность? Да, я имею в виду именно это. Мы запрограммированы на садомазохизм, а не на любовь в ее каноническом смысле. Мы или должны жить так, или все время будем обречены на чувственный сексуальный голод.

Совсем не случайно именно сейчас, в нашем постперестроечном обществе, когда пресловутая «общность» рассыпалась в прах, бродит, ищет своего выхода идея, что взлеты женской и мужской чувственности, так неудачно названные человечеством мазохизмом и садизмом, необязательно извращение и уж, конечно, не преступление, а неотъемлемая часть сексуальной культуры бывшего советского человека. И не только его. Мы бы были какими-нибудь инопланетными монстрами, если бы не несли в себе универсальные качества, присущие человеку любой нации, в любой части Земли, в любое время. Один из пионеров мировой сексологии Иван Блох еще в 1907 году в монографии «Половая жизнь нашего времени» утвержал: «Алголагния — введенное Шренком Нотцингом общее название садизма и мазохизма (от греческих слов «агос» — боль и «лагнея» — сладострастие). Ни одно половое отклонение не имеет таких глубоких биологических корней, как именно алголагния. Ядро ее — наслаждение через собственное страдание (физическое или духовное, в самом широком смысле слова «страдание») представляет элементарное явление любви. Несомненно, что мы имеем здесь перед собой антропологическое и в широких пределах нормальное явление. Алголагния играет величайшую роль в жизни каждого культурного человека. Она позволяет заглядывать в самые скрытные тайны человеческой души и представляет удивительное явление, в котором первобытные животные инстинкты связаны с проявлением высшей духовности».

То, что мы не одиноки, радует. И не только в прошлом. Наш современник, польский сексолог Кшиждоф Имелинский еще более определенен. Садомазохизм, по его мнению, – не фаза развития, не норма сексуальной активности, связанная с возрастом, а одно из основных проявлений сексуальности, имеющее место во всех фазах развития и инволюции. Имелинский уверен, что садизм и мазохизм, цитирую, «можно рассматривать как основные движущие силы, которые наряду с сексуальной потребностью лежат в основе взаимного влечения и дополнения людей друг другом, они способствуют созданию и углублению межличностных связей».

Проблемы сняты? Недавно я рассуждал вышеозначенным способом в московской, вполне приличной компании среди актеров, писателей, художников и услышал в ответ от одной «живописной» дамы: «Всех не перепорете!» Странная на первый взгляд реакция. Я—о душе, о человечестве, об искалеченности нашей, а мне — кляп в рот, мол, знаем ваши интеллигентские штучки-дрючки, сами такие. Нет чтобы прямо сказать: подрать, посечь хочется, теории разводят, базу подводят, цитаты навешивают...

Тогда, каюсь, решил не отвечать. Уж больно агрессивная была сия дама. А вот сейчас подумал — напрасно. И «должок» свой хочу отдать. Все дело-то опять-таки в простом непонимании: говорится об одном, а слышится другое. Прежде чем вердикт выносить, не худо понять, о чем, собственно, речь идет. Перепороть действительно всех невозможно, да и надо ли? Как все просто. Заменить чувства действиями, превратить взрослых в детей, кому задрать юбки, кому спустить штаны, и хлещи себе, сколько душе угодно...

Вот оно, наше прежнее общностное сознание: оцениваем только известное, существуем только на уровне лозунгов, ярлыков, вывесок.

Не надеваем ли мы сами на свои чувства узду и сегодня, когда нужда и необходимость в ней уже давно отпала? Не пытаемся ли мы видеть себя не теми, что есть на самом деле, а теми, которых по-прежнему хотят в нас видеть? Чувственный конформизм, чувственный СПИД поразил нас и убивает. Спасаться, но как?

Интересно, что ответила бы моя грозная оппонентка московской восьмикласснице: «Вы интересуетесь, чего мне не хватает в жизни. Скажу по правде. Строгого отца. Своего не помню. Он ушел от нас, когда мне было три года. Вечерами, перед тем как заснуть, я выдумываю, как он громким голосом приказывает мне убрать в квартире, вымыть посуду, постирать белье. Я бегу на этот голос радостная, веселая, как собачонка. Если я провинилась, он наказывает меня. Серьезно, сурово. Лупит ремнем. Но всегда по справедливости, за дело. Мне не больно, нет, я хочу, чтобы он был, наказывал, и говорил мне так, и смотрел на меня внимательно и строго».

Где же истоки нашей чувственности? В женской душе.

О! Постарайся, приложи силу. Видишь, неудача. А я едва защищаюсь. Я не буду звать на помощь. Я даже не сопротивляюсь: я едва шевелю телом. Бедняга, опять неудача. Продолжай. Эта игра развлекает меня. Тем более, что я уверена в победе. Еще одна неудачная попытка, и, быть может, тебе не придется доказывать, что твои желания угасли.

Строчки принадлежат поэту совсем недавнего прошлого — Жюлю Ренару. А вот буквально вчерашний диалог. Два новоявленных молодых господина делятся впечатлениями о фильме «Ночной портье»: «Какой нетривиальный секс! Он ее порет голую, а она все больше и больше заводится. Чем порет, плеткой, что ли? Да нет, это я так. По физиономии бьет. Без того, чтобы ее не отлупили, она просто не может завестись. Вот баба!»

Что это? Медики сказали бы безапелляционно: сексуальная патология. А на самом деле? Неужели вся жизнь это только здоровые и больные? А как их различить? Где тот критерий, та норма, уж не доведенная ли до абсурда общественная мораль, мораль импотентов?

Вспоминаются пророческие слова Зигмунда Фрейда: «Чувственность может свободно проявляться только при выполнении условия унижения, причем возможны значительные проявления половой активности».

И она проявляется. И очень по-разному у женщин и мужчин. Для женщины выполнение фрейдовского условия «унижения» возможно только лишь при развитых волевых задатках, при высокой самооценке себя как личности. У мужчин же, напротив, это условие выполнимо на фоне безвольного характера и стертых личностных проявлениях. Для женщины подчинение, осознаваемое ею как унижение, почти всегда является обратной стороной неуемного желания волевой и физической власти над мужчиной. У мужчины же унижение редко вызывает обратные властные желания.

Механизм (не побоимся этого слова!) женской чувственности существует столько, сколько существует человечество. Вспомним

Сафо: «Тот мне кажется Богу подобен, кто сидит предо мной ближе всех...» Чувственность и воображение уже тогда было полностью слиты. Как же это бывает сегодня?

Здесь нас подстерегает еще один общественный миф о вреде и порочности женской мастурбации. Сколько медиков заработали себе ученые звания и просто хлеб для пропитания, выливая ушата грязи на это благословенное для любой женщины занятие! Еще в 1970 году Уильям Мастере и Виргиния Джонсон в своей энциклопедии женской сексуальности «Половое несоответствие человека» отмечали с сажалением, что один из их пациентов, «когда ему было 13 лет, очень удивился видом своей мастурбировавшей матери и еще более жесточайшей поркой, которую в наказание закатил ей отец.»

А вот другое издание, уже на русском языке, выпущенное в 1991 году, — «Азбука для родителей» Аллана Фромма. Открываем соответствующую страницу: мастурбация. «Все дети занимаются мастурбацией, и хорошо, что они это делают. Во-первых, это совершенно естественно. Во-вторых, дает им возможность познакомиться с чувственной частью своего тела, с той частью, которую они впоследствии будут использовать для получения наслаждения. В-третьих, это просто приятное занятие. Что бы ни говорили по этому поводу ханжи и старые девы, мастурбация не причиняет никакого вреда, ни физического, ни морального, развитию ребенка.»

Такие вот взгляды относительно детей. Девочек же подростков популярное в Америке руководство Шейлы Киссинжер «Как стать сексуальной» советует матерям, не боясь и не стесняясь, обучать мастурбации. Киссинжер уверена, что чувственность современной женщины впрямую связана со свободой получения наслаждения от своих половых органов и с накоплением опыта переживания оргазма. Как здесь не вспомнить пророческую формулу тех же Мастерса и Джонсон: «Женщину используют сексуально, но не любят сексуально»?

А что значит «любить сексуально»? Только лишь одно: знать и развивать эротико-сек-суальный мир женщины, в котором воображение, фантазии, мечты занимают центральное место. База их — мастурбация. Берусь утверждать, вслед за Шейлой Киссинжер, что без развитой мастурбационной практики нет сегодня чувственной, а следовательно, сексуально-латентной женщины.

Помимо известных социальных корней, ал-голагния имеет и женский корень — чувственность. Как-то ускользает во многих исследованиях женской сексуальности, что она невозможна на нейтральном фоне. Нейтральность чувств, уравновешенность — синоним фригидности. Сексуальная женщина обязательно или подавлена волей, чувствами мужчины, или, наоборот, подавляет его. Ее мастурбационный мир — компенсация за неосуществленные сексуальные действия в жизни. Она грезит о желаемом, чтобы при первом удобном случае воплотить свои фантазии в жизни. Садомазохизм играет в ее грезах ведущую роль. Еще В. Купером в его скандальной «Истории розги» рассказывался случай с девочкой-подростком, которая, мастурбируя по ночам, мечтала о насильнике — властном, грубом мужчине.

Тайны здесь нет никакой. Женские мастурбационные фантазии делятся на три постоянно переплетающихся, перетекающих одна в другую группы. В самом чистом, незамутненном виде это прямые фантазии. Она (чаще всего девушка) представляет себя такой, какая она есть. Но в обстоятельствах необычайно эротизированных, возвышенных. Такие ма-стурбационные фантазии — удел хорошо сложенных, но по характеру замкнутых, что называется «себе на уме» особ. Нетрудно заметить, что окружающее никак не влияет на их эротико-сексуальный мир. Они свободны и в то же время ограничены в своих фантазиях.

Одна такая 26-летняя мастурбантка рассказывала, что ее «дико возбуждает» представление, как она моется в ванной, какое у нее красивое тело, гладкая, коричневая, блестящая кожа и без волос, совсем без волос. Это «совсем без волос», само сочетание слов вызывало в ней яростное возбуждение, и каждый раз она испытывала глубочайший оргазм.

Другая 17-летняя девушка представляла себя нагой, бегущей по бескрайнему летнему полю: «Как закрою глаза, напрягу ноги, сильно так, чтобы мускулы болели, и начинается...»

Более многочисленная группа женских эротико-сексуальных фантазий — обратные

— фантазии запрещения. Чаще всего это возврат женщин в свое детство, чисто фрейдовское «изживание страхов и фобий».

36-летняя поэтесса, мать двоих детей, с чувством и подробностями поведала о своей любимой, возбуждающей ситуации. Она

— девочка 6-7 лет, у нее день рождения. Праздник, торжество. Дети, ее гости, принаряжены. Девочки с отглаженными бантами, мальчики в чистых рубашках, причесанные. А она в короткой юбочке и без трусиков. На ней ослепительно белые носочки и — без трусиков... «Меня больше всего возбуждало то, что мне одной можно было без трусиков, а им никому нет. Мне было мучительно, нестерпимо стыдно, страшно, что за мою выходку меня в кровь выдерут (что бывало в моем детстве не раз), но от страха внутри так холодно, приятно делается...»

Вот так в мастурбационных фантазиях начинает зарождаться наслаждение, переливание страха, стремление, «чтобы время зависло». Наслаждение временем. Еще более отчетливо выявляется садомазохистская окраска в фантазиях запрещения; которые бывают у феминных, воспитываемых по женскому типу поведения мальчиков.

Наитипичнейшая из них — представление себя голым ночью, когда все в доме спят. В квартире или на лестничной клетке, или в лифте. Без труда и в этих фантазиях обнаруживается момент наслаждения страхом. Дверь скрипнула, голоса... Вдруг увидят, заметят, и снова часами голые прогулки по дому, по этажам...

Третья, наиболее многочисленная: разнообразная и главная группа женских мастурбационных фантазий — фантазии замещения. В них уже парит и властвует основной принцип алголагнии: сопереживание, сочувствие чужой боли, чужому страданию. Ощутить боль воображаемого героя как свою, наделив его тончайшими нюансами своих чувств, ощутить мельчайшие оттенки его переживания как свои и возбудиться и снова переживать.

Фантазии замещения — плод воздействия общества на женскую чувственность, женскую сексуальность. Если бы мы не отворачивались: мол, ничто нам такое не ведомо, ничто не знаемо, то сколько бы женских судеб не было поломано и искорежено. Давно уже, по-моему, ясно, что, имея такую «историческую базу», так вымуштрованные современным социумом, российские женщины иначе чувствовать не могут. Для них неестественно ненасилие. Но и оскорбительно насилие. Они гордые. Как у того же Некрасова:

Есть женщины в русских селеньях

С спокойною важностью лиц,

С красивою силой в движеньях,

С походкой, со взглядом цариц... Ну и так далее. Такое вот страдающее существо. Ненасилие невозможно, а насилие неприемлемо. Остается единственное — бегство. В фантазию, в мечту, в самоудовлетворение.

У мужчин же все по-другому. Желание принадлежать, быть униженным носит у них форму не столько фантазии, сколько реального осуществляемого действия. Их исповеди чувственные, страстные и как две капли воды похожи одна на другую: «Мне 24 года, женат, но жена не разделяет моих взглядов в сексе. Интимную близость с женщиной воспринимаю только через насилие партнерши по отношению ко мне. Давно мечтаю попасть в рабство какой-нибудь женщины или группы женщин с сексуально-садистскими наклонностями. Буквально завожусь от особ, которые, развлекаясь, топчут меня ногами, давят коленями, секут, заставляют целовать задний проход...»

Истоки подобных чувствований в ранней детской и подростковой сексуальности. Воля и мужественность, воля и мужской тип поведения теснейшим образом связаны друг с другом. Недаром, еще когда человечество не знало даже такого понятия «сексология», в 1826 году в Уставе 1-го Санкт-Петербургс-кого кадетского корпуса было записано: «На первом месте в воспитании российского юношества должно быть воспитание воли».

Именно на фоне феминного воспитания, воспитания эмоциями, а не действиями, возникает садомазохистский характер сексуальной чувственности у мужчины. Впрочем, ничего удивительного в этом нет. Мальчик, впервые почувствовав влечение к девочке, желание сблизиться, познакомиться с ней, предпочитает не действовать, а представлять, переживать в фантазии свои действия. Не может же он, в самом деле, признаться себе, что у него просто нет воли, чтобы собраться, преодолеть себя и совершить поступок — познакомиться с ней. Нет, он предпочитает фантазии, в которых он и господин и повелитель. Развиваются они все по тому же, уже отмечавшемуся нами механизму замещения, только не фобистическому, а сексуальному. Мальчик-подросток как бы помещает себя, свои взъерошенные чувства в своеобразную оболочку — тело понравившейся, вызвавшей его возбуждение девочки. Все, что с ней происходит, что заставляет ее делать его неумолимая фантазия, переживается мальчиком теперь объемно: внешне-зрительно, по чисто мужскому типу восприятия сексуального возбуждения; внутреннее-телесно-мышечно, по женскому. Сопровождаются такие фантазии обычно активной мастурбацией, и оргазм наступает в наиболее яркие моменты сопереживания, чувственного соединения с воображаемой девочкой. Здесь сексуальное чувство мальчика начинает развиваться в русле алголагнии, поэтому нередко пиком его чувственного сопереживания становятся воображаемые картины различных душевных и телесных страданий девочки.

Изначальная двойственность мужских садомазохистских фантазий, их транверст-ный характер вызывают с началом сексуальной жизни непонимание партнерши и ложатся в основу будущей дисгармонии. В то же время их носители, повзрослевшие мальчики, уверены в том, что выбранный ими тип сексуального чувствования единственно нормальный и соответствующий самым потаенным желаниям женской души: «Природа одинаково устроила (в плане сексуальных потребностей и наклонностей) мужчину и женщину. И если о таком явлении, как садомазохизм, больше говорят и пишут мужчины, это совсем не значит, что женщины не имеют к нему никакого отношения. Я уверен, что женщин-мазохисток ничуть не меньше, чем мужчин. Просто они из-за непонятного чувства боязни перед будущим партнером, перед неизвестностью и новизной предлагаемых им чувств закомплексованы...»

Еще одно несоответствие между женскими и мужскими садомазохистскими фантазиями — их результат. Женские садомазохистские фантазии очень редко бывают направлены на саму женщину агрессивно-разрущающе. Явление, описанное еще в 1921 году немецким психиатром Крепелином как ауто-садизм, — постоянный результат мужских садомазохистских фантазий. Типичен в этом смысле рассказ 22-летнего студента МГУ:

«Частенько оставшись дома один, я с азартом стегал себя по голому заду, при этом с необыкновенным наслаждением рассматривал в зеркале исполосованную красными и синими рубцами попку. Не могу передать словами это почти библейское чувство блаженства, испытываемое мной при виде своих «украшений»...

Вот мы и подошли наконец к главному, ради чего, собственно, и возник наш разговор. Мужчина, не забудь плетку, когда идешь к женщине! Так он начинался. Что же имелось в виду? О чем все-таки говорил Заратустра? Конечно же, не только о прямой порке. Кунер в уже упоминаемой «Истории розги» не без сарказма заметил: «Очень многие женщины согласятся охотно сечь, но не в силах будут преодолеть страх, который им внушает быть самой высеченной».

Говоря же серьезно, отождествляя садизм только с сексуальным наслаждением, возникающим при причинении боли, а в быту ассоциируя его с агрессивностью и жестокостью, мы допускаем серьезную ошибку. Более верна точка зрения К.Ималинского, согласно которой садизм — «лишь часть более широкого синдрома, в котором сексуальная потребность неразрывно связана с потребностью властвовать, доминировать». Вчитайтесь еще раз в женские и мужские мастурбацион-ные фантазии. Наиболее любопытные из вас сразу увидят неточности термина «алголагния» — боль плюс сладострастие. Не в том дело, не в порке самой по себе, не в действии, а во власти, волевом подавлении, в представлении, переживании протяженности этого процесса. Да разве и у мазохиста, если брать все-таки на «вооружение» эту терминологию, вызывает чувство наслаждения физическая боль как таковая? Нет, чувство полного подчинения партнеру: преданности ему, предоставления ему своего тела в полное распоряжение, выполнения всех его приказаний. Не «страдания плоти», а «стенанияизмучен-ной души» способствуют развитию эротической любви, страсти, наслаждения, связанных с любимым человеком. Страдание становится неотъемлемой частью эротической любви, контрастом по отношению к наслаждениям, усиливающим его.