Что ждет меня впереди?

Черноволосая, длинноногая фиванка плелась на ошейнике за новым своим повелителем. Только что стояла на помосте. Ее ощупывали десятки глаз — приценивались, примерялись... И вот теперь и жизнь, и сама она принадлежит этому человеку в белой накидке.

Наверное, он добрый. И такой обстоятельный... Зачем-то расспрашивал торговца, не подвергалась ли наказаниям... А может, мне будет дозволено согревать постель господина и принести ему дар Венеры? Моя цена — почти что сто мин, а ведь не всякий выложит столько за девочку...

Что ждет меня впереди? — гадала маленькая невольница.

Родители прочили ей будущность храмовой танцовщицы. Вот и дали имя Эротия. Едва научившись ходить, она стала танцевать. И удивляла своим искусством не только домашних. На празднике Афродиты записали ее в число посвящаемых Великой Богине.

И вдруг все оборвалось. Летучий отряд спартанцев разгромил дом. Отец и мать были повешены на воротах, а Эротию присоединили к веренице рабов, отправляемых на Крит.

— Домофил, встречай с покупкой! — крикнул куда-то через стену новый хозяин. В ответ ему прозвучало:

— С удачей тебя, благородный Агесилай! — И в дверь в стене отворилась.

Влекомая на ошейнике, вошла Эротия в большой, залитый солнцем двор.

— Обнажи-ка ее! — получил приказание Домофил... но Эротия опередила его.

По опыту знала: лучше уж сделать лишнее. Не то заподозрят в дерзости, в своеволии. Тогда разговор короткий: заживо кожу снимут и поставят на черную работу. А так — глядишь, и найдется тихое местечко...

— Вызови Кротилу! — велел хозяин. — Я жду. — И ушел.

Домофил бросился со всех ног... Оставшись одна, Эротия собралась было одеться, но женский голос остановил ее:

— Не надо, детка! Хозяин этого не любит.

Во двор вошла высокая статная госпожа.

— Я буду твоей воспитательницей. Зовут меня Кротила... Сними-ка ошейник и пойдем!

И взявши Эротию за руку, повела к той двери, откуда сама появилась.

Пересекли двор. Прошли через залы, в которых чего только не было: от арены с песком до гимнастических снарядов. Помещение с папирусами и свитками. С какими-то шарами и пирамидами. С лирой и арфой на зеркальном полу.

Одна комната не на шутку испугала Эротию. С потолка свисали длинные канаты. В больших медных ваннах плавали ивовые прутья. Стояли скамейки. По стенам — плети из тонкой кожи, перекрученные, завязанные узлами девятихвостки.

— Меня тоже будут наказывать? — спросила Эротия.

— Конечно. — Кротила потрепала девочку по щеке. — Да не бойся, привыкай! В нашем доме, милая, плетка и женщина неразделимы, и если не подружатся, то убьют друг друга. И почти всегда плетка — женщину. Увы, не наоборот.

Последней оказалась комната с зеркалами. Они были не только во всю стену, но и на полу, на потолке,— такое ощущение, будто летишь куда-то...

— Вот здесь я буду готовить тебя. Ты танцевала когда-нибудь?

— Да, госпожа.

— Не называй меня «госпожа». Я такая же, как и ты. Поняла?

— Да, Кротила.

— Отлично. Хозяин любит, когда ты не просто танцуешь, а пробуждаешь страсть, вызываешь чувства, подвластные женщине.

Кротила собрала волосы девочки в толстый тугой пучок, открывая ей лоб и шею. Затем нанесла кистью белые кольца на щиколотках и запястьях.

— Это для того,— пояснила,— чтобы всегда помнила: и душа, и тело полностью принадлежат господину. Любое его повеление — закон, дважды не повторяется... Ну, пора!

Тронулись в обратный путь. Сквозь залы и комнаты. Через двор. В другой дом.

Там, в кругу мраморных атлетов и золотых ваз, на деревянном расписном ложе ждал их Агесилай.

— Вот и новенькая! Ты что умеешь: петь, плясать?.. Не стесняйся. Покажи нам.

Зазвучала арфа. Эротия медленно, в такт музыке, зазмеилась в танце, который тщательно отрабатывала для посвящения в храм Афродиты. Но едва только изогнулась волной,— Агесилай махнул прекратить.

— Ты что же решила — здесь царство Аида? Покойников забавляешь?... Или в тебе кровь остыла, надо подогреть?.. Розог ей!

Из-за статуй и ваз выскочили трое мальчишек и обрушили груду ударов. Эротия извивалась в немыслимых поворотах, теряла дыхание, кружилась и прыгала в каком-то беспамятстве.

— Довольно! — сказал хозяин. Эротия упала, подползла к ложу, села на пятки, и преданно глядя в глаза, прошептала:

— Не таи злобу, господин! Накажи меня по заслугам. За все прошлые и будущие провинности.

Агесилай улыбнулся и отвесил с размаху звонкую пощечину.

— Передай Кротиле: завтра утром — начало регулярных занятий.

— Слушаюсь и повинуюсь. — И поймавши губами, лизнула хозяйскую руку.

Вечером, лежа на досках, которые предназначались для сна, Эротия разобрала прожитый день и мысленно похвалила себя.

О рабынях рассказывала нянька. Что главные их слова: слушаюсь и повинуюсь. Что розги и плети — чепуха, мелочь. Есть любители поставить раба на костер и наслаждаться воплями. Или бросить в бассейн с крокодилами и наблюдать, каким красивым узором растекается по голубой поверхности кровь.

Не то чтобы Эротия боялась побоев...

Все — и как встретили в этом доме, и как обошлись — все говорило о том, что не собираются отправлять на кухню, или пасти скот, или прислуживать по дому. Хозяин потребует от нее другого. Но достойна ли она? Способна ли дать это «другое»?

В бараке перед продажей, когда женщин, чтобы не разбежались, приковывали к длинному железному стержню, который, смеясь и со страхом величали они «палкой»,— вот тут-то, из шумной их болтовни, узнала Эротия, как поступают мужчины с молоденькими невольницами.

Могут обратить в «живую статую». Или в «животное для любви». Или в «золотую рыбку». День и ночь вместе с другими будешь нырять-плавать в прозрачном аквариуме...

— Сегодня,— наутро сказал Кротила,— ты начинаешь учиться великому искусству Страсти. Многие, к сожалению, думают, что оно — удел потаскух да гулящих. Но это не так. Женщина становится свободной и независимой, когда владеет своими чувствами, властвует над умом и телом. Ты будешь беседовать с самыми образованными людьми. Мужи, чьи имена золотом внесены в историю, будут восхищаться тобой. Полководцы, пленившие целые государства, будут пленены ничтожной рабыней. Ты покоришь покорителей и победишь победителей. А теперь — к делу, — продолжала Кротила.

— Разговор пойдет о том, что есть женщина. Про это расскажет тебе Клеандр — мой помощник и твой учитель.

Кротила позвонила в серебряный колокольчик. В комнату вошел юноша. На нем была короткая вышитая туника. Изящные, точеные ноги оплетены сандалиями. Рядом с Кротилой и Эротией казался он торжественным и суровым. Кротила слегка улыбнулась и передала ему плетку.

— Вот тебе скипетр, Клеандр. Властвуй! — И ушла.

Эротия сразу почувствовала к своему учителю если не симпатию, то интерес. Говорил просто, повторял по нескольку раз. И что особенно привлекло девочку — объяснил все на ней самой. Клеандр так и начал:

— Посмотри на себя...

Эротия с жадностью ловила каждое слово. Ей никогда не приходило в голову, что женщина так сложно и так целесообразно устроена. Раньше и не задумывалась, для чего руки, ноги, почему такой живот и такая шея...

— Но женщина,— говорил Клеандр,— не только красивая статуэтка, которая восхищает нас гармонией линий. Нет, она живое воплощение красоты! А красота постоянно в движении. Оттого и прекрасна.

И стал толковать о тех сафистических радостях, которые в кругах высшей женской аристократии, подражавшей поэтессе Сафо, едва ли не заменяли все прочие отношения.

Клеандр показывал, как надобно возбуждать себя, как осторожно тереть подушечкой пальца тайные уголки и местечки. И потребовал, чтобы сейчас, прямо на глазах, приступила Эротия к действию...

Ничего не получилось. Клеандр взмахнул плетью, и семь вздувшихся рубцов завершили урок.

В соседней комнате ожидала Кротила. Там были расставлены различные гимнастические снаряды, скамейки, столы. Помещение называлось — » кабинет гибкости».

— Любое свое движение,— сказала Кротила,— соотноси с тем, как оценивает мужчина...

Вот оно что! А ей-то бедной внушали, что, танцуя, девушка выражает себя, свое отношение... Эротия даже заплакала с досады.

Нет, не сумеет, не одолеет! С ее ли домашним воспитанием соваться сюда? Пусть лучше приставят к свиньям, сошлют в судомойки...

— И я тоже так ныла,— улыбнулась наставница. — А потом переборола себя... Нет, девочка, в тебе есть Эрос. Только разбуди его, и он найдет выход.

— А что это такое — Эрос? — спросила Эротия.

— Эрос? — засмеялась Кротила. — Поговори о том с Аристоном. Он философ. Пускай в своей стихии и плавает...

Аристон был старенький старичок, что явился, казалось, из царства Аида. Там плешь его разукрасили синими взбухшими жилами, лоб да щеки расписали морщинами и приклеили длинную, добела выстиранную бороду.

— Будем заниматься в саду,— промолвил философ.

Вернее — прокряхтел. Или, пожалуй, проскрежетал...

Эротия невольно подумала: а соображать-то еще соображает?

— Ты — девушка,— прохрипел философ.

— И значит, где-то твоя мужская половинка. Без нее ты — ничто. Любовь твоя бесплодна, а ненависть бессмысленна. Как женщина рождает мужчину, так мужчина вдыхает в женщину настоящую жизнь. Все, что ты делаешь, что чувствуешь,— все остается в сердцах и душах мужских. Они тянутся к тебе, влекутся, как мотыльки на свет. Будь осторожна, не опали их!

Ты — девочка,— шамкал Аристон,— еще совсем несмышленыш, опыта никакого... Но Агесилай, замечательный человек, разглядел тебя сразу. Эти слегка припухшие губы, этот живот, эти бедра, эти руки с тонкими пальцами... Как путник припадает к источнику, утоляя жажду,— так сам источник мечтает излиться... слиться с жадными сухими губами.

— Но, учитель,— сказал Эротия,— я никого не жду, поверьте. А мои пальцы, которые вы превозносили,— их осквернило прикосновение вот сюда. — И по методу Клеандра, потерла укромное местечко.

Краска подступила к лицу. Загорелись щеки, сверкнули глаза...

— Вот видишь! — проскрежетал Аристон.

— Не думай плохо о том, чего не знаешь. В твоем существе происходит борьба: тебя захватывает Эрос, а ты сопротивляешься, не даешься...

Да, девочка! — кряхтел Аристон. — Они всегда рядом — Эрос и Воля. Однако безвольный будет повержен и растоптан. Эрос признает только равных противников. С ними он борется, и борьба эта называется — «любовь». Воспитай в себе волю, девочка! Мы, твои наставники, поможем тебе... А сейчас — беги. Время следующего урока. Он и будет как раз уроком воли.

К ужасу Эротии, ее привели в ту самую комнату с канатами, розгами, узкими длинными скамейками,— в ту самую «комнату наказаний», которой она так испугалась давеча.

Кротила велела обхватить один из канатов, пристегнув к нему кисти рук и ушла.

Внезапно какая-то сила потащила Эротию вверх. Ноги оказались над полом. С хохотом выскочили из темноты трое вчерашних мальчишек. Само собой въехало на колесиках деревянное расписное ложе. И, поигрывая плеткой, вошел грозный Агесилай.