– Извините, сэр, можно вас на пару слов? – голос был молодой, чуточку нервный, и мне даже показалось, что я услышал в нём нотки страха. Я обернулся и увидел красивую молодую девушку, стоящую позади.

– Да? – спросил я небрежно, стараясь не показать вспыхнувшего во мне интереса к этому пленительному созданию. У нее были длинные светлые волосы и превосходная фигурка с приятными округлостями во всех положенных местах.

– Меня зовут Тара, сэр. Я хочу вступить в женский клуб Май Капа Бета.

Я кивнул и попытался придать себе скучающий вид. Ее лицо было очень милым, с черными проницательными глазами и обезоруживающей улыбкой, показывающей красивые ровные зубы. Правда сейчас ее брови были сведены, лицо напряжено, и вообще у нее был очень обеспокоенный вид.

– Могу я чем-то вам помочь? – спросил я галантно.

– Да, сэр, именно так. Понимаете, это вам покажется немного странным, но, м-м-м, это просто часть посвящения, и больше ничего. Они выбрали вас из толпы, и я вынуждена попросить вас...

– Попросить меня о чем?»

Она оглянулась. Библиотека была полна народу, но было очень тихо.

– Мы можем выйти?

Я хотел было отказаться, но она выглядела так привлекательно, а ее беспокойство было таким неподдельным, что я согласился.

Мы вышли из южного входа и сели на скамейку в парке.

– Одна из частей посвящения состоит в том, что я должна быть..., – она замялась, – должна быть высечена.

Сказав это, она очаровательно покраснела и отвернулась.

– Это покажет, что у меня сильный характер, и что я действительно хочу вступить туда. Вы понимаете?

Я кивнул и улыбнулся.

– Хорошо. Сейчас в клубе организован комитет, который выбирает трех случайных людей для каждого вступающего, и обязанностью вступающего является убедить хотя бы одного из них сделать это. Я выбрала вас.

Я недоверчиво уставился на нее.

– Я правильно тебя понял? Ты хочешь, чтобы я высек тебя!?

Девушка вздохнула с заметным облегчением.

– Да. Вы сделаете это? Пожалуйста! – она наклонилась и умоляюще заглянула мне в глаза.

Что я должен был делать?

– Хорошо. Когда это должно произойти?

– Немедленно, если вы можете. Все ждут. Это должно быть сделано сегодня. Вы сделаете это?

– Почему я? И почему это так необходимо?

Секунду она выглядела смущенной.

– Я говорила вам, что они выбрали вас из толпы. Вы так нужны мне: – она сделала паузу, – потому что вы – моя последняя надежда. Первый парень уехал, прежде чем я смогла поймать его, а второй, это ничтожество из футбольной команды... Я не хочу даже видеть его рядом с собой! Так что вся моя надежда – на вас. Если вы откажетесь, я не вступлю в клуб!

– А почему это так важно?

– Я очень хочу вступить, чего бы это не стоило. Разве этого мало?

Я кивнул.

– Прекрасно. В конце концов это не мое дело, если уж ты так этого хочешь.

– Да! Да! Спасибо! Спасибо! – Она неожиданно крепко обняла меня и потянула за руку. – Идемте со мной, скорее!

– Куда так спешить? И мне кажется, я еще не сказал да...

Она улыбнулась.

– Вы уже согласились. Идемте! Чем позже мы придем, тем больше ударов мне придется получить.

Мы поспешили по дорожке к зданию клуба, с южной стороны университетского городка.

– Каждый час опоздания позже восьми часов означает дополнительных десять ударов, – сказала она. – Сейчас почти десять. Мы должны торопиться!.

Пытался ли я задержать ее? Честно говоря, путь от библиотеки до здания клуба был довольно длинным... С другой стороны, я никак не мог отделаться от мыслей о том, что через несколько минут я буду сечь этот пышный задик, качающийся передо мной, и что несколько минут задержки увеличат число причитающихся ему ударов. Кроме того, она сама захотела вступать в клуб, ведь верно? И она получит то, что заслужила.

Мы опоздали. Я мог бы сказать, что это расстроило Тару, но она восприняла новость спокойно.

– ОК, сейчас уже десять. Можно больше не спешить. Все равно через пару минут мы будем там.

– И сколько ударов я должен нанести тебе? – спросил я.

Она облизнула губы и сглотнула.

– Вначале должно было быть сорок. Но я опоздала на два часа, так что получается шестьдесят.

– Шестьдесят? Боже мой!

Она кивнула.

– Я знаю, я знаю. Но я выдержу это! Когда я была маленькой, отец сек меня постоянно. Я выдержу, не беспокойтесь.

Мы приблизились к двум старым зданиям, которые, судя по всему, и были женским клубом «Май Каппа Бета» .

– Как сильно я должен сечь тебя?

– Сильно. Если удары не будут достаточно сильными, их не засчитают. Так что секите меня изо всех сил, хорошо? Не сдерживайтесь. Я выдержу. Просто бейте меня, даже если услышите, что я говорю нет. Хорошо?

Я хотел сказать что-то еще, но было поздно. Мы вошли в здание и нас поприветствовала девушка в белой мантии. Она провела нас вниз по лестнице в комнату, заполненную девушками в таких же белых одеяниях. За столом в дальнем конце сидели пять девушек в черных мантиях, очевидно руководители. Мы подошли к ним.

Девушка в центре встала и улыбнулась мне.

– Я надеюсь, Тара полностью объяснила вам ваши обязанности?

– Думаю, что да.

Девушка сделала строгое лицо.

– Думаете? Я должна быть уверена. Ваша задача в том, чтобы высечь ее так сильно, как вы только сможете, пока она не выдержит и не уйдет отсюда, или пока вы ей не дадите шестьдесят ударов. Вы понимаете?

Я кивнул. Она махнула рукой, и я внезапно обнаружил, что Тары больше нет у меня за спиной. Я оглянулся и увидел ее. Она шла ко мне от дальнего конца комнаты, но за эти несколько секунд она успела переодеться. Сейчас она была одета лишь в короткую майку и тоненькие трусики. По тому, как она себя вела я понял, что это специальная одежда для порки.

Ее привели в угол, где стояло устройство, похожее на древний тренажер. Ее поставили перед ним и привязали ступни к ножкам этого приспособления. Ее кисти были привязаны к веревке над головой. После этого устройство передвинули так, что Тара стояла полуобнаженная, слегка согнутая в талии, ее руки были больно натянуты над головой, лицо и груди подались вперед, а попа выставлена назад. Все собравшиеся могли видеть ее ягодицы, и, что даже хуже, они могли видеть ее лицо в зеркале, висящем на стене.

Девушка в белом дала мне длинную деревянную трость для наказаний. Длина ее была более чем достаточной чтобы покрыть всю поверхность изящного задика Тары за один удар. Трость была тяжелой, но тонкой. Я понимал, что боль от ударов будет очень сильной, но они не причинят Таре никакого вреда.

– Секите ее посильнее! – нарочито злобно прошипела одна из одетых в мантию фигур.

– Всыпьте ей хорошенько – сказала другая.

Бедная Тара уже плакала, слёзы беззвучно текли по ее щекам. Девичья попа была еле прикрыта тонкими трусиками. По краям они были полностью обнажены, трусики прикрывали только щель между ягодицами, и казалось, что они разделяют попу на две части.

– Она будет в жутком виде, когда это все кончится... – подумал я.

Став слева и держа трость обоими руками, я несколько раз взмахнул ею в воздухе, чтобы почувствовать мое орудие. Потом я отвел трость назад, посмотрел последний раз на молочно-белую, гладкую кожу попы Тары, и с силой ударил ее.

Звук был оглушительным. Казалось, я даже услышал эхо, и я увидел, как множество девушек поморщилось. Тара подалась вперед от удара, и я услышал, как она судорожно вздохнула и застонала. Я подумал, что даже первый удар оказался больнее, чем она ожидала. Как она собирается выдержать шестьдесят?

Когда я отнял трость и увидел, что ягодицы девушки дрожат, я почувствовал, что мне очень тяжело продолжать. Ее попа, такая гладкая и круглая, стала теперь слегка розовой. Я стегнул ее еще раз и увидел, что она теперь основательно покраснела. Толпа сзади нас крикнула: «Два! Еще пятьдесят восемь!» и я увидел в зеркале, как Тара борется с болью. Ее зубы были стиснуты, глаза наполнены слезами, но когда девушка увидела, что я смотрю на нее, она решительно мне кивнула.

Я стегал ее раз за разом и постепенно это начало нравиться мне. Ее попа была теперь очень красной, и она крутила и вертела ею как только могла, чтобы хоть чуть-чуть уменьшить боль.

Я выдал ей еще несколько сильных ударов и тут заметил, что мы достигли апогея. Двенадцатый и тринадцатый удары были так же сильны, как и одиннадцатый, но реакция была заметно меньше. Боль достигла пика, и чтобы как-то освежить ее ощущения, я должен был что-то изменить.

Каждый удар я наносил по-разному. Одни удары приходились прямо на правую или левую ягодицу, и приносили характерную сильную боль. Другие приходились на нижнюю часть, ими я буквально подбрасывал ее попу вверх, и дрожь и подпрыгивание девичьих ягодиц приводили меня в экстаз.

Потом я начал чувствовать боль Тары не только по ее реакции, по стонам, ерзанью и слезам, но и по тому, как трость соприкасается с ее плотью, по тому, более ли это сильный удар, или более громкий, или попавший на гладкую часть, которой еще не досталось ни одного удара. От всего этого я чувствовал связь с ней, такую связь, которой у меня еще не было ни с одной женщиной. Эта близость была уникальной, вызывающей и восхитительной. Ведь что может быть более интимным, чем разделение боли?

Я чувствовал смущение и унижение Тары от того, что она связана и подвешена в неудобном положении, выставлена напоказ и теперь ее сечет мужчина перед дюжиной ее подруг. Я чувствовал глаза других, когда я бил ее, и я чувствовал ее стыд. Мне кажется, что я чувствовал ее стоны и слезы даже лучше, чем видел и слышал их.

Используя эти знания, я нашел способ держать Тару на пике боли. Я понял, что хорошая порка – это не просто нанесение ударов абы как, что она должна изменяться и приспосабливаться к новым условиям. И поэтому я постоянно менял тип ударов, нанося их по каждой части ее ягодиц, нанося такую порцию ударов по одному месту, чтобы довести боль до апогея, а потом перенося их куда-нибудь еще. Иногда я изменял скорость нанесения ударов, давая ей больше возможности почувствовать один и ожидать другой, и затем нанося быстрые серии, не позволявшие ей даже вздохнуть. По реакции девушки я понял, что она оценила мою технику, она была постоянно в движении, дергаясь от каждого моего удара, отчаянно извиваясь, но неспособная избежать их. Я поднимал ее на новые уровни боли и способности выносить эту боль, заводя намного дальше того, что, как ей казалось, она могла выдержать.

Время, казалось, бежало очень быстро, а с другой стороны, оно остановилось. Толпа уже крикнула «Сорок три» , а мне казалось, что я только начал. Я хотел, чтобы это никогда не кончалось.

В этот момент Тара, по моему, достигла нового пика боли. Ее движения и стоны стали еще более отчаянными. Стоны были низкими и глубокими, исходящими из груди, почти гортанными. Движения стали не такими резкими и выразительными, но медленными и какими-то агонизирующими. Вместо того, чтобы неистово биться, она вытягивалась, как ей только позволяли веревки, и оставалась в таком положении удар или два. А однажды она даже выставила свою попу по направлению ко мне, будто приглашая ударить ее, что я и сделал особенно громко. Это было так, будто она достигла состояния отчаяния или покорности, и теперь решила просто терпеть.

Ее ягодицы были теперь пунцово красными, кожа потеряла свою гладкость и на ней начали появляться вздувшиеся рубцы. Я был так близко, что чувствовал жар, исходящий от иссеченной кожи. С изумлением я заметил, что при каждом ударе вся поверхность попы вспыхивает белым, а потом медленно становится опять красной. Хотя кожа под трусиками была не такая красная, они все равно не давали ей никакой защиты. Я заметил, что определенная комбинация ударов и ее движений заставляли трусики прятаться поглубже в складку между ягодицами, оставляя больше открытого места, чем было вначале.

На пятьдесят пятом ударе начался конец. Я дал ей быструю серию очень сильных ударов по нижней части обеих ягодиц, заставляя их подпрыгивать от каждого удара. Я заметил, что она сильнее напрягалась, когда у нее не было времени подготовиться к следующему удару.

Последний удар был очень сильным, я нанес вдоль тела, от спины до нижней части ягодиц. По ее судорожному стону я увидел, что достиг успеха.

Когда порка закончилась, толпа заулыбалась, две девушки в черном развязали Тару, а третья дала ей белую мантию и объявила членом клуба. Тара плакала и смеялась, на ее милом лице отражалась целая гамма противоречивых переживаний.

Подали пирожные и напитки, начался праздник. Я был приглашен к столу, и несколько девушек развлекали меня разговорами. Я должен был чувствовать себя вполне счастливым, однако мои глаза постоянно искали мою Тару, мне хотелось поговорить с ней. Наконец, мне сказали, что сегодня ей положен отдых, и она пошла наверх мыться и спать.

Я ускользнул с праздника и поднялся по лестнице наверх. Я не знал еще, что буду делать, знал только то, что должен поговорить с Тарой. Дойдя до конца второго этажа я услышал звуки наполняемой ванны, несколько всплесков, и затем стало тихо. Я постучал. Голос Тары сказал: «Войдите!»

Я послушно открыл дверь и зашел.

Тара лежала на животе в ванной, спиной ко мне. Ее попа, вся в синяках и кровоподтеках, была видна мне даже сквозь мыльную пену. Я стал на колени рядом с ней, взял мокрую мочалку и нежно провел по иссеченным ягодицам. Она застонала и закрыла лицо руками, но это был стон наслаждения.

– О, спасибо, – сказала она. – Пожалуйста, не останавливайся!.

Я продолжил аккуратно и нежно мыть и ласкать ее попу, потом перешел к спине, помассировал плечи. Она застонала опять, но все равно попросила продолжать. Было так чудесно быть рядом с ней, нюхать ее душистые волосы, чувствовать под руками упругую кожу. Мне даже были видны очертания грудей под мыльной пеной.

Внезапно она открыла глаза и воскликнула:

– Ты! Что ты делаешь здесь?

– Ты сама пригласила меня войти. – сказал я, вставая. – Пожалуйста, не беспокойся – я не причиню тебе вреда. Я хотел только поговорить.

– Поговорить о чем?» – ее голос был недружелюбный, но не злой. Она попыталась повернуться лицом ко мне, но при попытке сесть ее ягодицы запротестовали.

– Ложись как лежала. Я уже видел твою попу. Тебе нечего стесняться.

Она легла, а я сел с другой стороны ванны и посмотрел ей в лицо.

– Тара, я не знаю, как тебе было сегодня, но я почувствовал особую связь с тобой. Ты самая невероятная девушка, которую я встречал, и физически, и эмоционально. Я не знаю, почему ты так хотела стать членом этого клуба, но я восхищен тем, что ты вытерпела чтобы сделать это.

– Я сек тебя очень сильно, отчасти потому что ты попросила меня об этом, а отчасти потому, что сам хотел этого. Я не знаю точно почему – но не потому, что мне нравилось делать тебе больно, скорее потому, что мне нравилось смотреть, как ты переносишь эту боль. Здесь большая разница. Ты меня понимаешь?

Тара посмотрела на меня с изумлением:

– Я отлично понимаю! Я благодарна тебе за то, что ты сам понимаешь это. Я боялась, что ты не поймешь, но надеялась на это.

– Я понял. Или по крайней мере я пытаюсь. Эти чувства так новы для меня. Ты обворожила меня сегодня. Я хотел заставить тебя кричать, биться, завести тебя дальше того, что ты сможешь вытерпеть.

– И я люблю тебя за это! – она почти выкрикнула эти слова, и наши губы слились в продолжительном поцелуе. Сам не знаю как, но я очутился в ванной, прямо в одежде, целуя ее грудь, пока она пыталась совладать с моим ремнем.

Я почувствовал, как ее пальцы обхватили мой член, и он был больше и тверже, чем я даже мог себе представить. Она заставила меня встать, взяла мой член в рот и я почти сразу кончил. Она проглотила, встала, голая и мокрая, прямо передо мной. Я сорвал с себя мокрую рубашку, скинул туфли, трусы и снова очутился в ванне. Мы соединились, и тут я обнаружил, что Тара ни разу не пожаловалась на боль, хотя она была снизу, и ее ягодицы с силой упирались в дно...

... Тара лежала поперек меня на полу, тяжело дыша. Мы оба слишком устали, чтобы двигаться. Через некоторое время я сел, положил ее себе на колени, сгреб одной рукой ее ягодицы, а другой грудь.

Ее попа уже заживала, и потеряла большую часть красноты, она была гладкая и теплая. «Я думаю, что ты можешь выдержать еще» – прошептал я ей на ухо.

– О, нет, пожалуйста, нет!

– Тихо – прошептал я и с размаху шлепнул ей по попе. Она дернулась, но не сделала попытки вырваться. Я шлепнул ее еще раз, и еще. Шлепки были не слишком сильными, но я видел, что они причиняют ей значительную боль. Со своей стороны, я нашел ощущение бьющейся плоти у меня под рукой восхитительным, и начал шлепать ее усерднее.

Тара слегка стонала, иногда вздрагивала и охала, когда я наносил особенно сильный удар или два. Но, в целом, она вела себя очень спокойно и терпеливо, и когда ее попа стала пунцово-красной и очень горячей, я развернул ее, и мы занимались любовью еще более яростно и неистово, чем прежде.

После того, как мы закончили, я шлепнул ее по бедрам и ногам, и сказал, что у нее есть еще много мест, которым может хорошенько достаться, а она сделала виноватый и испуганный вид, будто просил меня о жалости. Я сказал, что мы оставим ноги на завтра, она поцеловала меня, и мы опять занимались любовью снова и снова до самого утра.